– Он не одноногий, – сказал Мак-Грегор. – Вода холодная, и он поджимает одну ногу, греет ее. Что-то запоздал воробушек, ему давно пора бы улететь на юг.

– А далеко они улетают на юг? В Африку?

– Нет, зачем же, – сказал он. – Просто туда, где нет снегов. В Иране считается счастливым предзнаменованием увидеть воробья в такое позднее время года. Женщине это обычно предвещает рождение сына.

Кэтрин присела на корточки, разглядывая воробья. Мак-Грегор стоял возле нее и ждал, что она снова заговорит о себе, но она словно забыла о начатом разговоре.

– Как вы думаете, там есть лошади? – спросила Кэтрин вставая. Она показала на низкие строения в конце аллеи. – Это, должно быть, конюшни. А возле дома я видела кавалерийских лошадей. Жалкое зрелище!

– В Иране мало хороших лошадей. На побережье и в горах есть неплохая порода, тощие на вид, но смелые коняги. А здесь встречаются по большей части некровные.

– Разве вы понимаете что-нибудь в лошадях? – изумленно спросила Кэтрин.

Он отрицательно покачал головой.

– А верхом вы ездите?

– Нам с отцом случалось ездить, – сказал он.

– Тогда пойдемте, заглянем в конюшню. Я слышала, в Иране есть крупная порода, вроде английского гунтера. Как она здесь называется?

– Это, должно быть, карабахская порода, с высокой холкой. От кого вы о ней слышали?

– Мать у меня помешана на верховой езде и охоте, – сказала Кэтрин. – Да и я была такая, пока не выросла и не поумнела. Помню смутно, какой поднялся переполох в Саннинг-Хилле, когда один полковник привез нам персидского гунтера. Конь был слишком крупный для женщины, но моя мать не успокоилась, пока не села на него. Ах, какой был красавец! Он занес мою мать на вспаханное поле, а потом ни с того ни с сего повалился и сбросил ее в грязь. С тех пор я питаю слабость к персидским лошадям, хотя никогда их больше не видела.

Мак-Грегора интересовал не столько ее рассказ, сколько откровенно неприязненный тон, каким она говорила о матери. Ему это не понравилось, и все же симпатии его были на стороне Кэтрин. Он ничего не знал о ее матери, но инстинктивно чувствовал, что Кэтрин права. Своим молчанием он открыто принял ее сторону в этом непонятном для него столкновении между матерью и дочерью.

Они свернули с аллеи на тропинку. Когда они подошли к бурому глинобитному строению, в нос им ударил резкий запах конюшни. Стойла были построены покоем, и их окружал низкий навес на грубых деревянных столбах. Под навесом суетились солдаты, налаживая перед выступлением сбрую, седла и переметные сумы. Когда Кэтрин и Мак-Грегор вошли во двор конюшни, они бросили работу и стали разглядывать пришедших.

Но так поступили только те, кто был под навесом и возле кизячных костров. Солдаты, толпившиеся в середине двора, не обратили на посторонних никакого внимания. Они были заняты чем-то лежавшим на земле. Потом Мак-Грегор услышал, как кто-то из них крикнул, должно быть предостерегая, что пришел иностранец со своей ханум. Все стихло. Мак-Грегор почувствовал, как пальцы Кэтрин сжали его локоть.

– В чем дело? – спросила она. Неужели это все из-за нас?

– Просто они не ожидали увидеть здесь женщину, – сказал он. – Не беспокойтесь.

– А что там такое происходит? – она кивнула в сторону столпившихся во дворе солдат.

– Не знаю, но мы сейчас спросим.

Они протолкались вперед сквозь толпу, которая окружала двух человек, лежавших на спине в густой пыли. Босые ноги обоих были привязаны к козлам, окровавленные ступни высоко вздернуты в воздух. Мак-Грегор не сразу разглядел их лица, потому что головы были неестественно запрокинуты, но, протолкавшись ближе, он наконец узнал лежавших на земле. Это были Джават Гочали и «высокочтимый капитан».

Кэтрин вскрикнула. – Что с ними сделали?

Мак-Грегор старался протиснуться сквозь кольцо солдат. Они кричали на него и не пропускали вперед.

– Их подвергли экзекуции, – сказал он, все еще не веря своим глазам.

– Что это значит, что с ними делают? – спрашивала Кэтрин.

– Их били по пяткам березовыми палками.

– Так растолкайте же солдат! Прорвитесь вперед!

Солдаты все еще не пускали его. Он окликнул Джавата и капитана, но они недвижно лежали в оранжевой пыли. Шеи у них были неестественно вывернуты, грудь выпячена, под ногами натекли лужицы крови. Черная фуражка Джавата валялась поодаль вместе с десятком сломанных березовых палок. Сапоги капитана нелепо торчали на рогульках козел, к которым были привязаны его ноги.

– Их убили? – крикнула Кэтрин. – Какой ужас!

Мак-Грегор отказался от попытки прорваться сквозь кольцо солдат. – Они без сознания, – сказал он. – И как это их поймали? Кэти, бегите скорее за Эссексом. Пусть сейчас же отыщет губернатора и придет с ним сюда. А я постараюсь освободить их.

– Неужели вы не можете пробиться? – Кэтрин тоже толкала солдат.

– Пробьюсь, когда вы уйдете, – сказал он. – Бегите скорей!

– Бейте их ногами!

– Ведите сюда Эссекса и губернатора! Скорей!

– А как же вы?

– Ничего. Бегите!

Кэтрин протолкалась обратно сквозь толпу, пробежала через двор мимо повозок и сваленной упряжи и скрылась за строениями.

Два солдата, стоявшие перед Мак-Грегором, взялись за руки и не пропускали его. Когда он попытался обойти их, двое других повторили тот же маневр. Он требовал, чтобы его пропустили, но солдаты отвечали, что им не велено. Он угрожал, ругался – ничего не помогало, толпа вокруг него смыкалась все теснее. Солдаты говорили ему, что они тут не при чем, они только выполняют приказ. Мак-Грегор, не слушая, колотил их по рукам, но они не расступались. Потом один крикнул, что если он не перестанет, то попадет и ему самому. Мак-Грегор понял, что так ничего не добьешься. Он выбрался из толпы и потребовал, чтобы к нему вышел офицер. Никто не отозвался. Мак-Грегор еще раз крикнул, потом спросил солдат, где найти офицера, но они только пожимали плечами и говорили, что это бесполезно, потому что сам губернатор был здесь и лично отдал приказ о наказании. К чему поднимать шум? Рано или поздно каждого ждут палки, ничего позорного в этом нет, и эти двое скоро очухаются.

Мак-Грегор хотел было сделать еще одну отчаянную попытку пробиться сквозь толпу солдат, как вдруг увидел Аладина, выходившего из проволочной двери одного из строений. С ним был тот самый офицер в сапогах, который прошлой ночью пытался избить Мак-Грегора.

– Освободите их! – без всяких предисловий закричал Мак-Грегор офицеру.

– Что это ты там чирикаешь, словно воробей? – сказал тот. – Попробуй, освободи их сам.

– Прикажите вашим людям пропустить меня!

– Повелитель вселенной, – сказал офицер Мак-Грегору, – очисть себе дорогу сам.

Солдаты смеялись. Мак-Грегор, стиснув зубы, подавил свою ярость. Он заметил, что Аладин пристально смотрит него широко раскрытыми, испуганными глазами, видимо пытаясь его предостеречь.

– Что ты здесь делаешь? – крикнул ему Мак-Грегор по-английски. – Как сюда попали Джават и капитан?

– Я привез их, саиб.

– Сюда?

– Да, саиб.

– Когда?

– Рано утром. Губернатор и этот офицер послали меня за ними. Я думал, что так было договорено, потому что вы ведь хотели пораньше выехать. Его светлость сказали мне вчера, что я должен привезти их. Я не виноват, саиб. Не браните меня.

– Я тебя и не браню. Давно они тут привязаны?

– Уже два часа, саиб. – Аладин боязливо покосился на офицера, который подозрительно слушал непонятную ему английскую речь. – Экзекуцию начал сам губернатор. Он первый ударил их, а потом их били почти до вашего прихода, уже после того, как они потеряли сознание. Я не виноват, саиб, я не виноват…

– Почему ж ты не прибежал за мной?

– Меня заперли и велели мне молчать под страхом смерти.

Мак-Грегор не стал возобновлять бесполезные попытки пробиться к Джавату и капитану. Апельсин, который он сорвал, все еще был у него в руке, и он швырнул его через головы солдат. Он молча ждал, не обращая внимания на брань офицера, явный страх Аладина и хохот солдат. Но вот позади послышался голос Эссекса. В накинутой на плечи замшевой куртке, в бриджах Эссекс быстро шел по двору вместе с Кэтрин.