– Почему?

– Да бросьте вы этот ваш всепрощающий тон! – сказала она.

– Вы что же, хотите, чтобы мы поссорились?

– Если это будет нужно. Ведь вам досадно, что я с вами спорю.

– Я об этом и не заикался. – Мак-Грегор не принимал се слов всерьез.

– Ну, конечно, не заикались, но у вас такой задумчивый, проникновенный вид, что мне хочется дать вам тумака. И все ваши доводы ошибочны.

– Вы не так давно предупреждали меня, чтобы я не верил всем обвинениям, которые возводятся на русских.

– Быстро же вы меняете свое мнение!

– Да, меняю. И все время буду менять!

– Вот как?

– Не будьте так добродетельны.

– С вами невозможно разговаривать, – сказал он с досадой.

Кэтрин тихо засмеялась.

– Не обращайте на меня внимания, – сказала она и легко тронула его пальцы.

– Да я и не обращаю.

– Временами я бываю совсем дрянная. Но с вами мне не хочется быть такой. Может быть, вы мне настолько нравитесь, что я не могу мириться с вашей объективностью. Иногда вы так несносны и так сумбурны, что вас невольно хочется позлить.

– Вы, может быть, сумбурнее, чем я, – сказал он.

– Молчите! Обвинять буду я.

Они уже подошли к двери.

– Ну как вы решили, уезжаете в пятницу? – спросил он.

Она покачала головой. – Не думаю, чтобы Париж был для меня многим лучше Москвы. Если уж уезжать отсюда, так с какой-нибудь определенной целью. Ваш друг Эссекс сегодня убеждал меня остаться.

– Вот как? – сказал он задумчиво.

– Мне очень нравится, когда вы меня так боитесь.

Он шагнул вперед, протянул руки, чтобы поддержать ее на скользкой ступеньке, но тут она уронила книгу, и он, вспыхнув, нагнулся поднять ее. Кэтрин засмеялась, но не обидно. Когда он выпрямился, она коснулась рукой его лица, потом быстро, но горячо поцеловала его в губы и отпустила.

– Спокойной ночи, – сказала она весело.

Мак-Грегор был так изумлен, что даже не ответил.

ГЛАВА ДЕСЯТАЯ

С утра Эссекс надел старые брюки и шерстяной джемпер, а шею обмотал вязаным шарфом. Он сидел за столом, и вид у него был холодный и неприступный. Просматривая документы и сообщения из Лондона, он нетерпеливо отбрасывал их в сторону.

– Вы не спрашивали, Мак-Грегор, сегодня ничего не было от русских? – осведомился он. – Просто терпение иссякает.

– Нет, не спрашивал, – сказал Мак-Грегор, – но могу сейчас узнать.

– Позвоните Дрейку и спросите его.

Мак-Грегор позвонил Дрейку, но тот ответил на его вопрос досадливым «нет!» и повесил трубку.

– Так! – сказал Эссекс. – Мы далеко не уедем, если не добьемся разговора с русскими. От этого зависит все, Мак-Грегор. Но я не намерен сидеть здесь до бесконечности. Сегодня уже второй день, как мы дожидаемся ответа на ноту, а два дня – достаточный срок.

Эссекс снова взялся за телеграммы, но уже первое сообщение вывело его из себя.

– Опять этот сенатор Пеппер заступается за русских, – сказал он. – Вы читали, Мак-Грегор?

– Нет еще.

– Тут говорится, что он передает американцам следующие слова Сталина: «Не надо нас ни хвалить, ни бранить. Основывайтесь на фактах, а не на слухах». Ну, что вы на это скажете?

– Это звучит разумно, – спокойно заметил Мак-Грегор.

– Разумно! Русские всегда требуют к себе особого внимания со стороны всего света, Мак-Грегор. Наступит день, когда нам надоест их слушать! – Эссекс отпер средний ящик, вынул оттуда большой блокнот и стал писать что-то, словно ему только что пришла в голову какая-то важная мысль. Он писал своим гусиным пером, но дело не ладилось, он взял другое, но и оно стало разбрызгивать чернила по бумаге. Эссекс выбранился и потребовал у Мак-Грегора нож.

– У меня нет ножа, – сказал Мак-Грегор.

– Тогда возьмите эти перья и очините их.

Эссекс швырнул гусиные перья на стол, и Мак-Грегор, перегнувшись через спинку стула, взял их. – Достаньте хоть бритву и очините!

– А как это делается? – спросил Мак-Грегор.

– Срежьте их наискось, – сказал Эссекс, продолжая писать автоматической ручкой. – И смотрите, чтобы кончики были не слишком мягкие и не слишком жесткие. Они должны быть тонкими и гибкими.

Мак-Грегор пошел к мисс Уильяме и попросил у нее бритвенное лезвие. Она дала ему сломанный перочинный нож и, наклонившись к нему, тихо спросила: – Что это сегодня с лордом Эссексом? Он нездоров?

– Не думаю, – ответил Мак-Грегор, принимаясь чинить перья. Это оказалось нелегко, потому что перья были ни жесткие, ни мягкие, и нож скользил по их маслянистой поверхности. У Мак-Грегора были ловкие, искусные пальцы, и двигались они легко и быстро. Мисс Уильямс с восхищением наблюдала, как он умеет сосредоточиться даже на такой ничтожной работе. Он отдал ей нож и понес перья Эссексу, вытирая носовым платком запачканные чернилами руки. Он молча положил перья на стол перед Эссексом и вернулся на свое место.

– Превосходно, Мак-Грегор! – сказал Эссекс, попробовав перо. – Из ста человек и одного не найдется, кто мог бы как следует очинить гусиное перо. Вам, должно быть, приходилось делать это раньше?

– Нет.

Эссекс осмотрел другие перья. – Тогда у вас хорошие руки. У меня самого это плохо получается. Я думаю, что такие пальцы – результат работы в лаборатории. Ведь ваша работа лабораторная, да?

– Большей частью.

– А теперь, когда вы втянулись в нашу работу, – продолжал Эссекс, – неужели вы не почувствовали, насколько она лучше научной деятельности? Живей, конкретней и дает больше удовлетворения.

– Живее, может быть, – ответил Мак-Грегор, – но насчет удовлетворения я не сказал бы.

Эссекс понял, что Мак-Грегор не так уж убежден в преимуществах своей прежней работы, как казалось поначалу. Это несколько помогло Эссексу преодолеть досаду, которую он сейчас испытывал, и вооружиться терпением, чтобы просмотреть всю утреннюю почту. И Но Эссекс не собирался долго корпеть над бумагами. Днем был назначен прием в греческом посольстве, и он охотно прервал свои занятия, чтобы отправиться туда. Мак-Грегора он тоже решил захватить с собой.

– Вам полезно познакомиться и с этой стороной жизни, – сказал Эссекс, видимо, считая своим долгом убеждать Мак-Грегора, что для человека, которому посчастливилось стать дипломатом, другой жизни и быть не может.

Однако принимать приглашение греков явно не следовало, и Эссекс понял это сейчас же, как только приехал на прием. Достаточно было одного взгляда на этих мелких дипломатов, посольских советников и секретарей с их женами, чтобы преисполниться презрения ко всему этому сброду. Ему никогда еще не приходилось видеть такого скопища второсортных людишек. Он впервые знакомился с некоторыми представителями дипломатического корпуса в Москве, быстро обходя их в сопровождении одного из советников – пузатенького Максимоса. Мак-Грегора при этом неприметно оттирали, но Эссекс выдвигал его на первый план, когда им представляли этих весьма любезных дипломатов. Эссекс становился все суше, хотя Максимос прямо из кожи вон лез: то придерживал Эссекса за локоть, то обнимал его за талию, то поглаживал ему рукав. Максимос был в полном параде, с белым цветком в петлице и, не умолкая ни на минуту, говорил о борьбе с ЭАМ в Греции. Это продолжалось до тех пор, пока Эссекс, поблагодарив за радушный прием, не сказал ему, что не хочет отрывать его от других обязанностей.

Потом Эссекс удалился на хоры и уселся там с Мак-Грегором вне досягаемости для прочих гостей, потому что ни один из них не осмеливался подняться туда и сесть рядом с лордом Эссексом.

Только Джон Асквит присоединился к ним, предварительно обойдя всех присутствующих и поочередно сказав каждому что-нибудь обидное. Тем не менее его встречали шумно и радостно, но он быстро утомился и, запасшись бутылкой шампанского, устроился на хорах, где и распил ее с Эссексом и Мак-Грегором, поглядывая вниз на собравшихся и с садистским наслаждением злословя о них. Жена его была внизу. Как всегда непринужденно приветливая и ласковая, она пыталась ободрить неловких молодых людей, не говоривших по-английски, и их неловких дам, которых подавляло присутствие этой элегантной и любезной англичанки.