Подполковник собрал все документы в папку и испытующее посмотрел на Игоря.

— Что скажешь? — довольный произведенным эффектом, спросил он.

— Где-то так я и предполагал, но, признаться, не до такой степени, — ответил обескураженный Чернов, — надеюсь, сейчас мы сможем уведомить в отношении Лобанова военную прокуратуру и провести изъятие документов в его каморке.

— Нет, — спокойно ответил Можайский, — сейчас мы должны сделать то, о чем я говорил ранее. Во-первых, необходимо срочно получить образец почерка Лобанова, для того чтобы подтвердить, что копия диссертации написана его рукой. Во-вторых, нужно на время изъять эту копию из комнаты Лобанова и получить официальное заключение о степени секретности ее содержания. Но самое главное, нужно все сделать так, чтобы никто ни о чем не догадался. И в первую очередь, чтобы ничего не заподозрил сам матрос. Если ты его спугнешь и он все перепрячет или, что еще хуже, уничтожит, то вместо ожидаемого «майора» ты сможешь опять начать карьеру с самого начала. А я думаю, что носить погоны старшего лейтенанта повторно — не очень приятная перспектива. Так что, Игорь, принимай решение на месте сам, на то ты и опер. В гарнизоне я уже ничем не смогу тебе помочь. Можешь не ставить меня в известность о своих действиях. Я готов на все закрыть глаза, цель оправдывает средства. Для меня важен конечный результат.

Он по-отечески посмотрел Игорю в глаза, улыбнулся и протянул руку, давая понять, что время для разговоров закончено и пора действовать.

Чернов вышел из кабинета начальника в приподнятом настроении. За окнами был май, и в воздухе чувствовалось приближение весны. Конечно, по календарю весна была в своей завершающей стадии, но здесь, в Заполярье, только кое-где начинал таять снег. Игорь не стал ждать автобус в сторону гарнизона, а решил пройтись пешком, чтобы спокойно обдумать свои дальнейшие действия. Он шел, наслаждаясь майским воздухом и весенним солнцем. Дело по Лобанову казалось ему практически закрытым, если не считать технических мелочей. Получить образец почерка проблем не составляло, достаточно взять у Солохи автобиографии всех матросов. Старшине не обязательно знать, чье именно личное дело интересует особиста. Тем более что к концу дня он сможет вернуть документы обратно. С получением копии диссертации особых сложностей тоже не должно возникнуть. Достаточно предложить капитану Бондаренко выпить после работы, так он сам отправит Лобанова в казарму. Там можно будет выждать момент, когда тот выйдет в туалет, и вытащить тетрадь из-под дивана. Времени на это уйдет максимум минута, а на следующий день можно будет по ходу что-то придумать, чтобы вернуть копию на место.

Однако уединиться со своими мыслями и насладиться природой Чернову не удалось. Стоило ему выйти на трассу, как минут через пять рядом с ним остановился «УАЗ» инженера полка.

— Ты что, пешком собрался до гарнизона идти? — улыбаясь, спросил подполковник Войтенко. — Садись в машину. У нас пешком по трассе ходить опасно, водители все военные, а потому безбашенные, плюс дорога скользкая. Не равен час, собьют по неопытности, потом ищи-свищи опера.

Чернов уселся на заднее сидение автомобиля и расстегнул шинель. В салоне было тепло и уютно. Видимо, водитель долго ждал своего начальника и не выключал двигатель.

— А вы, Алексей Сергеевич, какими судьбами оказались в штабе ВВС? — больше ради поддержания разговора, чем ради интереса, спросил Чернов инженера полка.

— Возил в инженерный отдел акты на списание затонувшей техники, — равнодушно ответил тот.

Авиакатастрофы с падением вертолетов в море были далеко не редким явлением в гарнизоне, поэтому и воспринимались они относительно спокойно.

— А что, нельзя их поднять со дна и восстановить? — спросил капитан.

Подполковник оглянулся через плечо на оперуполномоченного и снисходительно улыбнулся.

— Теоретически, конечно, можно, — ответил он, а затем, выдержав паузу, добавил: — Если бы глубина Баренцева моря была как у вас, в Азовском.

Как и все коренные северяне, Войтенко тоже считал необходимым лишний раз отметить, в каком суровом крае прослужил службу он в сравнении с курортным регионом, откуда прибыл Чернов. Игорь никак не отреагировал на эту колкость, а продолжал внимательно слушать инженера. А тот в свою очередь продолжал:

— У нас в море глубина в некоторых местах достигает шестисот метров. Это хорошо, если вертолет упадет возле берега, его водолазы смогут найти и провести необходимые подводные работы. А если на глубине? Во-первых, его давлением может раздавить. Во-вторых, даже если он будет на глубине ста или двухсот метров, кто его будет искать и поднимать? Для этого нужна глубинная техника. И, в-третьих, установить координаты падения не сложно, но нужно учитывать подводные течения. Через сутки вертолет может оказаться в нескольких милях от места падения. Использовать батискаф — удовольствие не из дешевых, поэтому нам гораздо проще и дешевле списать вертолет, чем его поднимать, а потом восстанавливать.

Немного подумав, Войтенко опять повернулся лицом к Игорю и уже другим тоном добавил:

— Есть еще и четвертый фактор. Летчики — народ суеверный. Как ты думаешь, кто-то захочет летать на вертолете, который упал в море?

Он усмехнулся, цокнул языком и продолжил:

— То-то же, затонувший вертолет, как затонувший корабль, обречен на гибель. Например, возьми судьбу парохода «Адмирал Нахимов». До того как стать «Нахимовым», он имел название «Берлин» и использовался вермахтом как транспортное и госпитальное судно. В январе 1945 года был торпедирован нашими катерами и окончательно подорвался на своей же мине на траверзе порта Данциг. Он затонул и только в 1947 году был поднят и восстановлен в Германии. В 1986 году он столкнулся с сухогрузом в Черном море и опять затонул.

Аналогичная судьба у крейсера «Варяг». Его после затопления подняли японцы, потом вернули царской России. Затем отправили в Англию на ремонт, но при буксировке он сел на мель, и, в конечном счете, ничего не оставалось делать, как его распилить на металлолом. Так что не будут летчики летать на поднятом со дна моря вертолете. Нет, не будут.

Войтенко поправил фуражку и погрузился в свои мысли.

Так, за интересной беседой, незаметно пролетело время в пути, и «УАЗ» подъехал к штабу полка. Игорь вылез из автомобиля, поблагодарил инженера и направился в казарму.

Прапорщик Солоха, как всегда, сидел в баталерке и сосредоточенно считал простыни. Увидев, Чернова, он вскочил с места и подбежал к нему:

— Старшина полка прапорщик Солоха, — представился он. — Здравия бажаю, товарищ капитан. Что-то вы не больно жалуете земляков. В гости не заходите, а ведь обещали с бойцами воспитательную работу провести.

Для старшины земляками были все, кто прибыл на Север с Украины, причем неважно из какой области.

— Александр Николаевич, я свои обещания помню. Вот как раз сейчас и зашел для того, чтобы изучить личные дела матросов, а потом, с кем посчитаете нужным, пообщаюсь индивидуально, — на ходу сориентировался Чернов. — Вы мне дайте на денек-другой личные дела матросов, я их у себя изучу и сразу вам верну.

— Не получится, — почесав лысину, ответил старшина. — Вы же в курсе, в полк приехал новый замполит, так он забрал все документы на матросов для ознакомления. Третий день уже у себя держит.

Он виновато посмотрел на сотрудника Особого отдела и высказал предложение:

— А может, давайте я расскажу все, что вам нужно, про тех, с кем надо пообщаться. Я ведь обо всех все знаю. Что вам дадут те бумаги?

— Нет, — решительно ответил капитан, — я привык сначала ознакомиться с личным делом человека, а потом уже идти с ним на контакт.

— Понимаю, — многозначительно сказал прапорщик, — я тоже привык верить документам, а не словам. Тогда давайте я вам позвоню, когда замполит вернет личные дела?

— Не стоит волноваться, я сам зайду к замполиту, заодно познакомлюсь с ним и заберу у него бумаги, — успокоил «земляка» Игорь.