— Ага, значит, вот так!

— Пусть вы один, да мы-то тут при чем? И раз вам почему-то не повезло, с нами обсуждать это нечего.

— Потому что вам это неинтересно, не так ли?

— Не спорь с ним, — остановил я девушку. С меня, в самом деле, было предостаточно, — А вы вот что, — подошел я поближе к тому типу, — Вы будьте довольны, что мы не слишком любопытны. Надеюсь, вы понимаете, на что я намекаю?

Ох, уж этот невинный взгляд! Я разъярился.

— Скажите спасибо, что я не спрашиваю, почему у вас руки в крови!

Он не смутился. Медленно приподнял ладонь, повернул ко мне.

— Вы это имеете в виду?

Посреди ладони зияла глубокая рана. Девушка взвизгнула.

— Я не допытываюсь, откуда это. Хотя мог бы, — сказал я. — Про таких, как вы, можно думать что угодно. Но я вас прошу только об одном, пейте вино и уходите!

Мужчина и бровью не повел, поднял другую ладонь.

— И на той кровь! — охнула девушка. Несмотря на испуг, в голосе ее послышалось и сочувствие. Это тип заметил и взглянул на нее с благодарной улыбкой. Терпение мое было на пределе, но я сдерживался.

— Ваши раны нас не интересуют! Боже мой, сколько же раз повторять!

— А ведь могли бы и заинтересовать.

— Я не хочу вмешиваться в ваши дела. Повторяю, я только прошу…

— А сами вмешиваетесь. Только не так, как вы думаете.

— …я только прошу вас, пейте, платите и…

— Вы даже не догадываетесь, что это за раны?

Я знал, от возбуждения я бледен как полотно. Только этого мне не хватало! Я заставил себя успокоиться.

— Не догадываюсь. Возможно, вы поранились случайно. Но, может быть, что-нибудь натворили, и раны не случайны…

— Вам больно? — на этот раз с участием спросила девушка. — Нельзя ли чем-нибудь вам помочь?

Я посмотрел на нее:

— Мы этих ран не видели! Ему не удастся нас впутать!

Я говорил довольно громко, чтобы и директор вышел из своего кабинета.

— Простите, что здесь происходит?

— Ничего особенного, — произнес я таким тоном, чтобы директор понял: я хочу деликатно избавить его от участия в досадной истории. — Клиент как раз хочет расплатиться и уходит. Мы закрываем.

— Да-да, закрываем, — рассеянно повторил директор. Взглянув на посетителя, он увидел его пораненные ладони, все еще приподнятые над столиком. Слова застряли у него в горле, — Стаканом?

— Нет-нет, шеф, все в порядке…

Я увлек его в сторону и быстро все рассказал. Он то и дело посматривал на этого типа. Когда я растолковал ему, что к чему, он схватил меня за пиджак.

— Взгляните! И рубашка у него сбоку…

Оглянувшись, я тоже увидел, что мужчина распахнул пальто и под ним оказалась рубашка, на которой краснело пятно.

Директор поманил буфетчицу.

— Надо бы позвонить в полицию.

— Сейчас? Да что вы! — начал я унимать его. — Ведь и там не обрадуются, если в такое время… сами понимаете, в рождественский вечер… Да потом и от нас не отстанут. А дома уже ждут… Черт бы побрал его, как раз к нам занесла нелегкая!

— Ну ладно, — согласился директор. — Тогда выставьте его поскорее.

И поспешно скрылся у себя в кабинете.

А мы с девушкой вернулись к стойке.

Тот тип встал, все еще показывая свои ладони. Теперь хорошо была видна и окровавленная рубашка.

— Эти раны… — кротко заговорил он, но девушка взвизгнула:

— Уходите отсюда!

Второпях я написал счет, сунул ему под нос.

— С вас тридцать два сорок! И уходите, мы закрываем!

— Я только хотел бы напомнить…

— Нечего тут хотеть.

— У меня на ладонях, на ногах и вот здесь, сбоку… В этот вечер…

— Будьте довольны, что в этот вечер нам не хочется ничего знать о ваших делишках! Будьте довольны, что именно в этот мирный вечер… Дошло? В другой раз вам это так не сойдет! Тридцать два сорок и — честь имею!

Тот попятился, наконец-то опустил ладони. Отсчитал на столике деньги. Мы молча ждали. Силой выталкивать его мне не хотелось, хотя и до этого чуть не дошло. Он пятился к выходу. Мы стояли у стойки, а он все таращился на нас кротко и умоляюще. Я было подумал, что он заговорит снова: у него задергался уголок рта. Но нет, он вышел, не сказав ни слова.

— Ну, быстренько, опусти жалюзи, — скомандовал я.

Девушка помогла навести порядок. В бутылке недоставало тех ста граммов, которые я налил ему в стакан. Они там так и остались.

— Ушел? — заглянул к нам шеф.

— Даже вина не тронул, — показал я.

— Завтра продадим. — Шеф заткнул бутылку и поставил в холодильник. — В завтрашней кутерьме.

— Был момент, когда я его пожалела, — негромко проговорила девушка.

— Вы в своем амплуа, Вероника, — рассмеялся шеф. — Даже таких типов пожалеть способны.

Мы над этим еще немного посмеялись, после этакого напряжения смех очень кстати. На улице стоял гнилой туман. Мы сели в машину директора, девушка впереди, я — на заднее сиденье. Когда мы выезжали со стоянки, я из машины поискал глазами того типа, но его нигде не было видно. Исчез, будто не бывало.

Ну а потом, согревшись в машине, я немного успокоился.

1975

История нескольких сосновых досок [11]

Как-то раз я навестил своего приятеля-хирурга в его загородном доме. Он давно зазывал меня посмотреть, какой дворец он себе отгрохал в излучине Дуная. Я обещал заехать, заглянуть к нему при случае, по все получалось как-то не с руки.

А этим летом, на обратном пути из Вышеграда, я завернул к нему.

Был знойный день, жара не спала даже к вечеру. С шоссейной дороги сворачивала и карабкалась вверх по склону улочка, окаймленная летними домиками. Тщательно подстриженные газоны садовых участков пестрели тентами и шезлонгами, за оградой радовали глаз фруктовые сады, зеленели тенистые беседки; перед воротами или внутри двора, на выложенных бутовым камнем дорожках, ведущих к дому, сверкали под слепящими лучами солнца автомашины, но люди, должно быть, попрятались от жары по домам или же подались к воде, потому что в округе все будто повымерло.

Мой приятель и его жена тоже предавались послеобеденному отдыху, я начал было просить прощения, что заявился не вовремя, но хозяева меня успокоили: у них сейчас отпуск, и они бездельничают целыми днями, так что мой приезд как нельзя кстати. Поддавшись на их уговоры, я тоже скинул с себя лишнее — сами они в купальных костюмах возлежали на залитой солнцем террасе, — и для меня нашелся свободный шезлонг. Отсюда, сверху, открывался дивный вид на Дунай. Хозяйка угостила меня ледяным смородиновым сиропом; пришлось после первого же глотка похвалить напиток, приготовленный из недавно снятых ягод (кусты, обобранные дочиста, выстроились вдоль ограды), тем более что хозяева дома и так уже втолковывали мне преимущества домашнего консервирования; в ответ на мои восторги они тотчас же собрались открыть бутыль с вишневым сиропом, но я предпочел кофе.

Затем, прихлебывая вкусный, крепкий кофе и затягиваясь сигаретами, мы принялись было расспрашивать друг друга о житье-бытье, по приятелю моему не терпелось похвастаться домом.

Мы обошли его сверху донизу.

Двухэтажное строение, небольшое, по удобное и пригодное даже для житья зимой. («На старости лет, глядишь, и вовсе сюда переберемся…») В гостиной была сложена кафельная печь, остальные комнаты отапливались мазутом. На нижнем этаже жилых помещений не было, там разместились гараж и кладовая, так что главный ход вел прямо наверх, через террасу, куда можно было попасть, поднявшись по лестнице ступенек в десять-двенадцать.

— Обрати внимание на перила, — остановил меня приятель.

— Угу, — рассеянно кивнул я, потому что к тому времени уже добрых полчаса осматривал летнюю резиденцию, расхваливая удачную планировку, живописный вид из окна гостиной, со вкусом подобранную мебель, узорные изразцы и деревянные панели на кухне, развешанную по стенам старинную медную утварь. — Как же, как же, вижу: вот они, перила.