В голосе его звенела обида, это Силас еще раньше заметил.

— Я им все равно что раб. Откажись я, мать и братишки с сестрами помрут с голоду. Вот и тебе не отдадут твою лошадь, — добавил он, стиснув зубы.

Силас посмотрел на него с недоумением, но тут Хромой Годик положил ему предостерегающе руку на плечо.

— Сюда, быстро, кто-то идет за коровами. Ведь я припозднился.

Он, согнувшись, выскользнул из-под навеса и юркнул в какие-то колючие кусты, Силас за ним. Берег реки постепенно повышался, и чем выше они поднимались, тем гуще был кустарник, ветки противно цеплялись за одежду, царапали кожу. Силас не мог понять, зачем им нужно так далеко взбираться, но Хромой Годик все бежал и бежал, уверенно петляя между кустами, где не было ни дорожки, ни тропинки.

Постепенно в подлеске стали появляться редкие деревья с раскидистыми кронами, хотя лесом их нельзя было назвать. Лишь когда они поднялись на самый верх, пастух остановился и указал на одно из больших деревьев. Оно стояло на самом краю, так что с одной стороны его корни висели в воздухе над крутым склоном.

— Лезь сюда, — Годик показал на пространство под нависшей сетью корней, — я приду ночью, — и исчез.

Силас постоял, собираясь с мыслями, потом нагнулся и поглядел вниз. Склон был крутой, далеко внизу текла река. Лишь наверху за крутой откос цеплялись чахлые кустики.

«Вот те на, — подумал мальчик, — здесь к реке не спуститься, зачем он меня сюда привел?»

С пастбища доносилось медленное мычание коров, резкий свист пастуха, время от времени можно было уловить чьи-то голоса.

Силас снова бросил взгляд на крутой обрыв. Да, можно посидеть под корнями, пока они не уведут коров. Он осторожно соскользнул вниз и задержался у колючих кустов. Не очень-то уютное место и здесь ему придется просидеть долго! Он огляделся вокруг, чтобы устроиться понадежнее, и тут только заметил под корнями дерева лаз в пещеру и понял, что пастух имел в виду.

Не мешкая, Силас нырнул под навес из корней. Еле протиснувшись через узкий лаз, он оказался в низком, но довольно широком пространстве, где можно было свободно сидеть. Над головой у него была густая сеть корней разной толщины, а под ним — мох, сухая трава и стружка. Здесь было тепло и сухо. Силас лег на живот и глядел наружу через входное отверстие. Отсюда открывался прекрасный вид на реку и противоположный берег. Странно было думать, что он проходил там внизу в полдень. Может, Хромой Годик еще сидит там и следит за ним?

Внезапно Силас замер. Ему показалось, что что-то шевельнулось в темноте позади него. Он быстро поджал ноги, и как раз вовремя, иначе целый штабель деревянной посуды обрушился бы на него. Миски, блюда, ложки и прочая утварь с грохотом повалились на пол. Здесь были готовые изделия и заготовки — тяжелые деревянные чурки.

С минуту Силас сидел не двигаясь, в недоумении уставясь на все это хозяйство. Откуда все это взялось? Этой посуды хватило бы чуть ли не на целую деревню.

Потом он начал собирать всю эту утварь и ставить одну посудину на другую, как они, наверное, и стояли. Он догадался теперь, откуда здесь стружка на полу. Посуду вырезал пастух. Ведь он сам рассказывал, что хотел пойти в ученье к резчику по дереву. Силас поставил все эти плошки в штабель у задней стены, ведь здесь они и стояли, пока он не толкнул их ногами. Затем он улегся и стал ждать Хромого Годика.

Пастух пришел к пещере на берегу поздним вечером, когда уже совсем стемнело. Еще на расстоянии Силас услышал шаги наверху, но продолжал лежать, не шевелясь, пока не убедился, что это Хромой Годик. Когда пастух протиснулся сквозь лаз в пещеру, Силас сел и стал выспрашивать, что творится в деревне и что слышно про его коня.

— Он все еще там? — с волнением спросил он.

— Вся деревня взбудоражена, — небрежно бросил пастух, усаживаясь поудобнее.

Силас тут же с огорчением и гордостью представил себе, как в этой деревне только и делают, что судачат про чудесного коня, которого он к ним привел, гадают, чем же это дело кончится. Ведь конь-то еще не продан.

— Он еще не купил его? — испуганно спросил Силас и тут же представил себе своего коня привязанным к заднему откидному борту трясущейся повозки.

— Кто? — рассеянно спросил Хромой Годик, и Силас услышал, как он искал что-то у себя в карманах.

— Ясное дело, торговец.

— А… ты про коня? — похоже было, что пастух нашел то, что искал.

— Успокойся. Между прочим, сейчас про это никто не говорит, — по голосу Годика ясно было, что у него новости поважнее.

— А почему? — спросил Силас, сразу предположив худое — вдруг конь сдох или еще что с ним приключилось.

Хромой Годик зажег огарок свечи и поставил его за корнем у земляной стены. Теперь они могли видеть друг друга, и Силас с тревогой всматривался в лицо пастуха. Ему казалось, что Годик неспроста слишком долго тянет с ответом.

Но на его лице нельзя было ничего прочесть.

— А о чем они говорят? — нетерпеливо спросил Силас.

— О разбойниках.

Годик словно выстрелил эти два слова. Главное, считал он, это уметь сообщить самую суть, а уж потом можно позволить себе расписывать и отдельные подробности.

— О разбойниках?

Мысли в голове Силаса стали путаться, перебивая друг друга.

— Что это еще за разбойники?

— Разбойники с большой дороги, они опять шалят. Снова начали.

В голосе Годика явно слышалось торжество. С деланным безразличием он снял ремень с большой ноги и перевязал ее потуже.

— Что начали? — спросил Силас, не понимая толком в чем дело. Ведь никаких разбойников давно уже больше не было. Заправдашних.

— Людей убивать, ясное дело, и грабить. Ты что, не знаешь, что такое разбой на большой дороге? Как в старые времена.

Силас не знал, что и подумать.

— Это что же, с ружьями и саблями?

Пастух кивнул, глаза его блестели.

— А кого убили?

— Пока еще никого.

— Кого ограбили?

— Никого.

— Так в чем же дело?

— А в том, что торговца чуть не убили и не ограбили, — почти прошептал Годик.

— Как это? — Силас тоже невольно понизил голос.

— Они напали на него по дороге к нам.

Годик начал пересказывать то, что слышал в деревне. Как торговец примчался в деревню, чуть не загнав лошадь, с побелевшим лицом, дрожа всем телом. Как людям пришлось снять его с повозки и чуть ли не на руках занести в дом к Эммануелю.

Глядя на него, все поняли, что стряслась какая-то беда. У его лошади глаза были совершенно ошалелые, морда покрыта пеной, и если бы ее не схватили под уздцы, она помчалась бы дальше. И все оттого, что за торговцем по пятам гналась целая разбойничья банда.

— А ты веришь этому? — усомнился Силас.

— Так ведь он сам рассказывал.

— И он их видел?

— А то как же, один даже к нему в повозку забрался.

— Один?

— Остальные, их было полным-полно, караулили в кустах по обе стороны дороги.

— И он сам это сказал?

— Да, ты бы видел его, — заверил Хромой Годик, — он на ногах не стоял и не успокоился, пока к нему в комнату не принесли оба сундука. А в деревне все были так напуганы, что не спали всю ночь.

Силас расхохотался.

— Ну и заяц! Ну и трус! — веселился он. — Ой, господи!

— Кто? — спросил пастух, немного обиженный.

— Ясное дело, торговец.

— Так ведь за его спиной стоял парень с ножом, он чудом остался жить.

— Ничего бы с ним не случилось.

— Откуда тебе знать!

— Да этот торговец просто тупорылая свинья, ему жаль подвезти честного человека. А про разбойников он все наврал.

— Кто тебе сказал?

— Да ведь это я забрался к нему в повозку. Ведь я же тебе рассказывал, что он выкинул меня на полном ходу.

При колеблющемся свете свечи глаза Хромого Годика показались Силасу особенно растерянными.

— Я думал, ты просто так сказал. А ты что, был вместе с разбойниками?