Серолап последовал за ним на неуклюжих своих лапах, прижавшись головой к его левому колену. Серолап стоял рядом с ним, когда он вошел в часовую лавку Монсена.
— Сколько стоят часы, которые бы мне подошли? — спросил Нильс.
— А сколько у тебя денег? — спросил Монсен, не поднимая глаз. Он решал кроссворды.
— Шестьдесят три кроны[75] и пятьдесят эре.
— Приходи, когда у тебя будет еще двадцать пять, тогда поглядим.
— Идем, Серолап!
Нильс и Серолап вместе спускались с холма, но когда Нильс увидел, что дома у него поднят флаг, он забыл про собаку. И Серолап тут же исчез.
Исчез совсем. И не возвращался до самой Пасхи.
Подхалим и Расмус также празднуют день двенадцатого августа
Подхалим и Расмус быстро обошли дом и только тогда остановились и улыбнулись друг другу.
Они — свободны! Им удалось бежать из Бергенской[76] Окружной тюрьмы!
Никаких шагов за спиной! Никаких шагов вообще на всей улице — рассвет, тихо и пусто!
Расмус еще раз доказал, что когда речь идет о замках, он — мастер номер один. Ни одна дверь не могла устоять перед Расмусом, если только у него было время и какой-нибудь ладный инструмент! Сейчас он, прихватив с собой Подхалима, вырвался из самой тюрьмы, хотя лучшего инструмента, чем старая пружина от матраца, у него не было!
Расмус и Подхалим пустились на поиски в районе вилл, расположенных на вершинах восточных холмов. Спящие сады с розами и астрами мирно благоухали. Но беглецам было мало, что в домах стояла тишина, а люди спали, им нужен был совершенно пустой дом — дом без людей.
Им не встретилось ни души — желанная ситуация для двух личностей, кормившихся, как они, охотой и рыбной ловлей. Дом, который они избрали, был что надо, лучше не придумаешь! На пороге лежала пожелтевшая от солнца и дождя газета, а поперек дорожки, ведущей в сад, — ветка, которая, должно быть, валялась там уже неделю или две, так она высохла. Кровати были не застелены, все занавеси — спущены. Никого не было дома.
Расмусу не понадобилось и двух минут, чтобы открыть замок от двери, ведущей в погреб. Подхалим стоял на стреме на дороге, но никто не прошел мимо, и вскоре на пороге появился Расмус и пригласил его войти. Они пошли прямо на кухню, чтобы отыскать немного еды и, что важнее всего, немного хорошего кофе. Потому что там, откуда они явились, кофе был не совсем таким, какого бы им хотелось.
— Сходи-ка в молочную лавку и купи сливки, — велел Расмус, который меж тем уже варил кофе и жарил консервированную ветчину.
— Шкаф у них не больно ломится от припасов, — сказал Подхалим и, взобравшись на стул, заглянул на верхнюю полку и тут же снова спустился вниз с кувшином варенья и банкой сардин.
К счастью, нашлись хрустящие хлебцы и масло, так что они вкусно поели.
— Ну, а теперь за работу, — объявил Расмус.
Они поднялись наверх, в спальню, где обнаружили большой шкаф, битком набитый мужской одеждой, брюками, куртками и носками. Оставалось только выбрать то, что нужно.
Подхалим нацелился на белую рубашку, синие брюки, черный галстук и жесткую шляпу. Легкое пальто на руку, сумка в руки, серые перчатки — больше ничего не понадобилось для того, чтобы Подхалим превратился в по-настоящему почтенного и скромного господина.
Расмусу пришлось взять брюки-гольф, потому что остальные брюки в этом доме были чуточку коротки для него. Рубашка в крупную клетку, веселой расцветки галстук, спортивные чулки, кожаная куртка, надетая набекрень коричневая шляпа, коричневые перчатки и трость в руке. Посмотревшись в зеркало, Расмус решил, что он очень хорош собой.
— Рубашка чуточку тесна, — сказал Расмус и потянул за рукава. — Но если нечего выбирать, спасибо и за это.
Денег они не нашли, если не считать копилку в детской; они разбили ее и вытащили из осколков 5 крон и 62 эре.
— Какой позор! Нынешние дети не учатся копить деньги, — сказал Подхалим, покачав головой. — Они только и знают, что транжирить денежки.
В прихожей висели рядом несколько ключей, и Расмус быстро стянул мимоходом один из них, потому что ключи всегда пригодятся. Кто его знает, вдруг захочется прийти сюда еще раз.
И вот они, два респектабельных господина, рано отправившиеся в путь, стали спускаться с холмов вниз, к городу и к автобусной станции. Они решили ехать первым автобусом или поездом в Уру. Расмус был уже однажды в Уре и, по его словам, безумно стремился туда обратно.
Денег на дорогу у них не было, но такие мелочи можно всегда уладить, если ты хоть чуточку предприимчив.
Они не спеша брели по узкой, старинной улице, одной из тех, где лавки расположены друг за другом в маленьких деревянных домишках, порой высовывающих свои углы на улицу. Там они были не одни, началась дневная сутолока, некоторые лавки были уже открыты.
Молодая дама с сумкой под мышкой отпирала двери лавки, где торговали фруктами, шоколадом, еженедельными газетами, табаком и всем понемножку. Подхалим бросил быстрый взгляд на витрину, где лежали, желтея на летнем солнечном свету, любовные и детективные романы. Они пошли следом за молодой дамой; стоя к ним спиной, она поправляла волосы.
— Доброе утро, фрёкен![77] — самым своим приятным голосом поздоровался Подхалим. — Мне нужна книга под названием «Один в прерии» Джона Макинтоша.
— О?! — удивилась молодая дама. — Не знаю… Посмотрю, есть ли она у нас.
Склонившись под прилавком к ящику с книгами, она еще раз спросила название книги.
— Нет, ее у нас нет.
— Но, фрёкен, — сказал, улыбаясь как можно приятней, Подхалим. — Она вон в этой витрине! Пойдемте со мной, я вам покажу.
Дама последовала за ним на улицу, и Подхалим показал ей книгу, на обложке которой сидел верхом на белой лошади молодой человек. Мужественно и вместе с тем печально взирал он на мрачные горы.
— Эта книга называется «Его последний выстрел», — чуть смущенно сказала дама. — И у нее совсем другое название, а не то, что вы сказали.
— Разве это не «Один в прерии»? Извините, фрёкен, но мне кажется, я узнал картинку на обложке. Понимаете, я без очков. А вот эта книга рядом, как она называется?
— Она называется «Гонимые законом», — ответила дама. — Очень хорошая книга, я ее читала.
— Я тоже, — сказал Подхалим. — Прекрасная книга. Да, вот так оно и получается, когда пожилой человек не надевает очки.
Приподняв шляпу, Подхалим поклонился, потому что Расмус справился уже со своими делами в лавке и тоже вышел на улицу.
Друзья пошли к автобусной станции.
— Ну? — спросил Подхалим.
— Плохи наши дела, — сказал Расмус. — В ящике пусто, а ее портмоне — полупустое.
Да, да — в голубом кошельке лежали лишь две банкноты достоинством в десять крон и немного мелочи — едва-едва, чтобы добраться до Уры. Через четверть часа они сидели каждый в своем углу автобуса и читали утреннюю газету, не разговаривая друг с другом. В газете не было ни слова об их побеге, а полицейский, встретившийся им возле автобусной станции, не повернул даже голову в их сторону.
Автобус катился по широкой проселочной дороге, уводившей их прочь от города и Окружной тюрьмы. Заговорило радио, и диктор прочитал сообщение полиции о двух бежавших заключенных — Расмусе Хёгле и Пере Эмиле Йенсене, известном под кличкой Подхалим. Были обнародованы их приметы, рост и цвет кожи. «Красивые каштановые волосы», — было сказано о Расмусе. Один был одет в вязаную нищенскую кофту и коричневые брюки. На другом были серые штаны, куртка и голубая рубашка. Сведения о двух бежавших узниках, Пере Эмиле Йенсене и Расмусе Хёгле, просили сообщить по телефону или в ближайший полицейский участок.
— Гм, — буркнул Подхалим, обращаясь к женщине с двумя детьми, сидевшими на ближайшей скамейке. — Их наверняка скоро схватят, и это хорошо, это — просто прекрасно.