— Следовательно? — спросил Монсен.

— Следовательно, они — воры — не могут воспользоваться деньгами, иначе бы мы заметили. А раз они не могут воспользоваться деньгами, этому должна быть причина.

— Какая? — спросил Монсен.

— По всей вероятности, воры сидят в тюрьме, — ответил Йоханнессен. — Они сидят за что-нибудь другое.

— Ну, тогда ведь надо лишь проверить каждого, кто сидит в тюрьме, а? — посоветовал Монсен.

— Это не так-то просто, — ответил Йоханнессен, — не так-то просто, нет.

Он погрузился на миг в собственные мысли.

— Но теперь все же у меня есть на примете несколько славных пташек.

Отец, мама, Нильс и тетя Бетти стояли у калитки сада. Тете Бетти нужно было ехать в город, а Нильс провожал ее до станции. Когда отец и мама попрощались, Нильс поставил тетин чемодан на финские сани со спинкой, потому что на них при любой погоде продвигаться быстрее всего.

Тетя тепло оделась в старую мерлушковую шубу, надвинула на уши вязаную шапочку. Она уверяла, что у нее ничего не болит, что ей просто надо в город — поговорить с доктором и отчитаться. А еще ей надо навестить подругу, у которой день рождения, и еще надо сделать в понедельник кое-какие покупки. И они ни в коем случае не должны внушать себе, что она чем-то больна, ей просто хочется прогуляться в город. И она точно не знает, когда вернется. Пусть не ждут ее и пусть все будут здоровы.

«Как будто она уезжает в Америку», — подумал Нильс.

На земле были уже лысины. Полозья санок царапали гравий и песок, талый снег набух, на дне долины гремел водопад. Вечера теперь были длинными, фьорд — светлым и синим, а прозрачно-фиолетовый воздух — пронзителен и влажен.

Нильс с тетей шли вдоль подножия скалы, круто вздымавшейся над дорогой и покрытой на вершине огромным белым снежным капюшоном. И они произнесли те же самые слова, которые обычно, проходя мимо этого хребта весной, они говорили: «Когда-нибудь здесь пронесется страшная лавина!» Или: «Этот поворот — не надежен». Или: «Когда-нибудь это произойдет!» — те же самые слова, которые говорят все.

Сегодня они оба взглянули вверх.

— Сугроб вон какой огромный! — воскликнула тетя и надула щеки.

— Он, пожалуй, чуточку больше! — пошутил Нильс.

— А ты, однако, буквоед! — снова воскликнула тетя.

— Я иду не слишком быстро? — спросил Нильс.

— Да нет, — ответила тетя. — Просто в горах ужасная гололедица и я так боюсь усесться посреди катка, что иду, сжав пальцы ног, чтобы крепче держаться. Ну, прямо как муха под потолком.

— У мух не бывает сжатых пальцев ног, — сказал Нильс.

— Нет есть! — возразила тетя.

— У них нет пальцев вообще, — настаивал Нильс.

— Ты придаешь значение незначительным деталям, — сказала тетя Бетти.

Эта была их обычная манера разговаривать — пустая болтовня и вздор, приносившие им огромное удовольствие.

За всю дорогу тетя Бетти ни разу не уселась в грязь, и вот наконец они пришли на станцию. Тетя Бетти купила билет до города, а Нильс понес чемодан на перрон.

— Незачем тебе стоять здесь и ждать вместе со мной, — сказала тетя.

Но Нильс все равно остался на перроне. На другом перроне стоял Йенсен, человек, которого она помнила из зала суда в Бергене, тот, что ей не нравился и был похож на паука. С ним был его дружок, тот самый, рыжеволосый, по фамилии Салвесен. Интересно, что они делают в Уре?

Тетя Бетти вспомнила тот день, когда заседала в суде, и все, что эти двое объясняли судье. Но с ними был еще один, как же его звали? Самый длинный из них… А, Расмус! Расмус Хёгле!

Они удрали из тюрьмы в ночь на двенадцатое августа, в тот самый день, когда они с Нильсом видели, как дрессируют собак на Волчьей пустоши. В тот день Нильсу исполнилось двенадцать лет. В тот день были украдены часы, в тот день был взорван сейф. Что этим двоим надо в Уре? Не имеют ли они какого-нибудь отношения к взрыву? Долгое время подозревали какого-то шведа, но его уже схватили, и у полиции не нашлось никаких улик против него.

На перрон ворвался поезд из города, ослепив их ярким светом прожектора, с ревом промчался мимо черный локомотив, и вагоны поплыли, постепенно останавливаясь. Люди приветствовали друг друга и помогали нести пакеты и багаж. Тетя Бетти увидела, как те двое, встретив товарища, высокого человека с чемоданом, покидают перрон. Человек с чемоданом слегка повернул голову, и она увидела его профиль. В тот же миг она узнала человека с чемоданом. Это был Расмус! Да — Расмус Хёгле!

Это уже не случайность! Трое дружков снова работали вместе! Что-то им было нужно в Уре, но что?

Забрать деньги! Вот что им нужно!

Поезд, идущий в город, громыхал уже за поворотом, а станционные огни сменились на красные и зеленые.

— Сюда, Нильс! — крикнула тетя Бетти. — Иди сюда!

Оставив чемодан на перроне, она побежала, размахивая руками, и упала, поскользнувшись, на обледеневшие доски. Тетя смешно барахталась на спине, словно собачка, и махала варежкой в сторону гор.

Люди ринулись к поезду, а там, в дальнем конце перрона, не было никого, кроме Нильса и его тети.

— Нильс, ты видишь их? Вон тех трех парней, которые поднимаются в гору? Следи за ними, Нильс! Это — воры, Нильс! Эти трое взломали летом дачу, во всяком случае двое из них! Это они украли часы! Я позвоню в Полицию, Нильс, но ты не спускай с них глаз, чтобы они не удрали! Не теряй их из виду, Нильс! Им наверняка надо в гостиницу!

— Ладно, тетя, но откуда ты все это знаешь?..

— Я помню их из зала суда, Нильс, они взломали дачу двенадцатого августа.

Встав на ноги, она схватила его за руку и перепрыгнула через две ступеньки, отделявшие перрон от дороги.

— Ты уверена в этом, тетя?

— Я знаю, мой мальчик, что говорю. Ведь я сама участвовала в вынесении им приговора за кражу со взломом!

— На фабрике?

— Не делай таких поспешных выводов, мальчик! Они признались в Бергене в небольшой краже со взломом двенадцатого августа лишь для того, чтобы скрыть крупный грабеж здесь, наверху. Сейчас я пойду и позвоню в полицию и все расскажу, а ты следи за ними, чтобы мы снова могли их найти!

Нильс был уже довольно высоко на холме, когда тетя крикнула ему вслед:

— Нильс, будь осторожен, Нильс!

«Только тебе и гоняться за преступниками! — подумал Нильс. — Ты выболтаешь первому встречному, чем мы занимаемся!»

Но троица уже вошла в гостиницу и, надо надеяться, не слыхала, что кричала тетя.

— Как приятно снова встретиться с тобой, старый друг, — сказал Подхалим. — Поверь, мы ждали тебя!

— Спасибо за встречу. Удивительно, что вы не захватили с собой барабаны и знамя с лозунгами, — усмехнулся Расмус.

— Ты не написал нам и не сообщил, когда приедешь, так что мы встречали последние дни все поезда и автобусы, — сказал Омар. — Кроме того, здесь есть одна особа, от которой мы хотим тебя предостеречь.

— Да, я говорил тебе летом, — вмешался Подхалим. — Она, эта Соня, не та девушка, на которую можно положиться. Лучше, если ты останешься с нами, а не снимешь комнату в гостинице, она ждет тебя там.

— Соня — надежная, — сказал Расмус. — И она ждет меня. Она тоже знает, что я приеду.

— Такой назойливой, дрянной девчонки я не видел! — воскликнул Омар.

— Ни одного дурного слова о Соне, — предупредил Расмус. — Она — надежная и хорошая девушка. И к тому же — красивая.

Они подошли к гостинице, и все трое вошли туда. Расмус отставил в сторону чемодан и попросил на ночь комнату. Он записал свою фамилию в регистрационную книгу и получил ключ от комнаты номер 19.

— Скверное число, — сказал, чуть вздрогнув, Омар.

— А какая примета связана с номером 19? — спросил Расмус.

— Чувствуется, что ты никогда не жил в Осло, эх ты! — произнес Омар.

Не успели они войти в комнату, как примчалась Соня и закричала Расмусу: она, мол, так ужасно тосковала по нему и думала, что умрет от тоски.

Соня и Расмус уселись вдвоем на кровать и, держа друг друга за руки, стали болтать. Омар уселся на стул и зажег сигарету.