— Если ты не будешь следить за своим языком, я все твое лицо превращу в одну кровавую лепешку, ты, жирный пердун! — угрожающе прорычал он.

— Эй, что здесь происходит? — Рози-Рози пробилась к обермаату и Шульце, которых тесной толпой уже окружили остальные. — В этом заведении мы трахаемся, а не боксируем!

— Я всего лишь сказал шарфюреру, — как на духу, признался молоденький эсэсовец из первой роты, — что всего лишь хочу потанцевать с этой женщиной. После вчерашнего марш-броска на Берневаль…

Матц что есть силы двинул юношу локтем в живот, и тот согнулся от боли пополам, так и не успев докончить фразы. В ту же самую секунду обермаат попытался обрушить решительный удар на шарфюрера Шульце. Тому лишь в самый последний момент посчастливилось увернуться. Не в силах остановиться, моряк пролетел по инерции вперед и врезался в Рози-Рози. Женщина издала такой отчаянный визг, что ее груди сами собой вывалились из платья.

Однако даже великолепное зрелище обнаженной роскошной плоти Рози-Рози не могло остановить драку, которая постепенно разгоралась, захватывая все новых и новых участников. В воздухе замелькали бутылки. Мужчины в бешенстве осыпали друг друга ударами. Почти все столы в зале опрокинули, и пустые стаканы хрустели под ногами дерущихся. Шлюхи в страхе пытались спрятаться под столами. Маленький оркестрик из трех человек в панике побросал инструменты и с последним аккордом аккордеона поспешил скрыться.

Кто-то изо всей силы ударил Шульце пивной кружкой по затылку. Здоровяк почувствовал, как у него помутилось в голове. Его качнуло вперед. Сквозь кровавый туман, застлавший глаза, шарфюрер различил скалящуюся физиономию Мясника, который оказался прямо на его пути. «Это как раз то, что тебе требовалось!» — прорычал гауптшарфюрер Метцгер и пинком ноги втолкнул Шульце обратно в дерущуюся, визжащую, бешено орущую толпу.

— Ублюдок! — прорычал в ярости Шульце. Он потряс головой, точно бык, отгоняющий назойливых мух. Затем, почувствовав, как в голове у него немного прояснилось, бросился на тех, кого ненавидел сейчас больше всего, — на военных моряков.

Снаружи раздался вой сирены автомобиля фельджандармерии.

— Цепные псы подъехали! — воскликнул Матц, хватая Шульце за локоть.

— Отпусти меня! — разъяренно зарычал Шульце. — Дай мне убить этих негодяев — всех до одного!

— Замолчи! — истерично закричал Матц. — Ты что, хочешь, чтобы нас отправили в госпиталь «Шарите», ты, тупоголовый осел? Следуй за мной, идиот! Мы сейчас выберемся наружу так, что никто нас не заметит, — через окно туалета!

До Шульце наконец дошло, чем они рискуют. И он, хоть и нехотя, но все же согласился с приятелем. Вдвоем они проложили себе путь сквозь дерущуюся толпу и скрылись в туалете. Это случилось буквально за секунду до того, как в заведение Рози-Рози ворвались фельджандармы с резиновыми дубинками наперевес.

Через тридцать минут они выволокли наружу последнего упирающегося солдата, и командовавший подразделением лейтенант подписал представление на имя немецкого военного коменданта города, поданное ему Жо-Жо. В представлении перечислялись убытки, причиненные заведению дерущимися, и указывалось, что они должны быть оплачены германским военным командованием.

После того как полиция отбыла восвояси, Рози-Рози осталась одна на середине зала, оглядывая разрушенную обстановку и машинально массируя левую грудь, которая тоже пострадала в драке. Она массировала ее так, точно мяла хлебный батон. Однако мысли хозяйки были не об испорченной обстановке и не о причиненных убытках. Она размышляла над странными словами двух молодых немецких солдат, которые ей довелось сегодня услышать. Они оба страшно жаловались на натертые и разбитые ноги. На ноги, которые так пострадали во время марш-бросков к батарее Геббельса. Но с чего бы это военнослужащие батальона СС «Вотан» начали вдруг совершать пешие марш-броски к батарее — ведь у них было вдоволь и бронетранспортеров, и военных грузовиков, и другого транспорта? Почему они вдруг решили тащиться в Берневаль на своих двоих? Это могло означать что-то очень важное… хотя, с другой стороны, это могло и не значить ничего. Совсем ничего. Но, чтобы быть спокойными, все это требовалось проверить.

— Жо-Жо! — позвала своего невысокого любовника Рози-Рози.

— Да, милая? — тут же отозвался Жо-Жо, к нижней губе которого, как обычно, была приклеена тлеющая сигарета.

— Тот немецкий гауптшарфюрер, что только что был у нас, хочет через полчаса воткнуть в меня свой кусок мяса. У себя дома.

— Ну и что? — зевая, ответил Жо-Жо.

— То, что из-за этого у меня не остается времени! Поэтому идти придется тебе!

— Куда?

— Идти повидать англичанина. Я хочу, чтобы ты сообщил ему следующее…

— О, тысяча чертей, — произнес на своем неистребимом ужасном кокни[24] полковник Фергюс Макдональд, носивший титул лэрда[25] Аберноки и Дерта, и попытался опустить пониже краешек своей юбки-килта, который беспощадно задирал вверх порывистый ветер, налетавший со стороны Ла-Манша. — В такие деньки чувствуешь, как ветер насквозь продувает яйца, Фредди!

Отчаянно картавивший майор Фредди Рори-Брик, которого военнослужащие 7-го батальона коммандос за глаза называли Багровый Член, оторвал взгляд от перекатывающихся далеко внизу зеленоватых вод Ла-Манша.

— Мне кажется, что вам вообще необязательно носить килт, сэг. — Он поплотнее вставил в глаз монокль и оглядел с ног до головы невысокого рыжеволосого полковника, щеголяющего в полном традиционном облачении шотландского горца, включая развевающийся клетчатый килт с характерным узором рода Аберноки. — Не так ли?

— О чем ты говоришь, ты, долговязое недоразумение Шотландской гвардии? — вскипел полковник. — В конце концов я ношу титул лэрда Аберноки и Дерта! И мои парни ожидают, что я, в соответствии с традициями, буду носить килт! К тому же, Фредди, когда командуешь подразделением, как я, не имеешь права теряться на фоне остальных командующих подразделениями. Если полковник лорд Ловат, командир 4-го батальона, завел себе личного волынщика, а Джон Черчилль из 3-го батальона имеет обыкновение ходить в атаку со старой саблей, доставшейся ему еще от прадедов, то мне тоже ничего не остается, как щеголять в этом проклятом килте. — Он положил руку на белоснежный борт скоростного десантного катера «Эврика», который несся по направлению к берегу. — И потом, там, дома, в Шотландии, все, кто служит в моем поместье, все крестьяне и загонщики дичи тоже ожидают, что я буду носить традиционный килт. В этом смысле они такие же твердолобые, как и ты, Фредди!

— «Твегдолобые», сэг! — с негодованием воскликнул майор. — Смею заметить, что вы выбгали самое невегоятное выгажение!

Полковник Макдональд бросил на Рори-Брика один из тех лукавых взглядов, которые заслужили ему прозвище Лис Фергюс — еще в те дни, когда он в качестве мальчишки-посыльного бегал с ручной тележкой, обслуживая мелкие лавки и магазины на улице Тоттенхэм Корт. Впрочем, служба посыльного продолжалась не слишком долго: однажды его известили о смерти дядюшки, про которого он давно позабыл. К огромному удивлению Макдональда, оказалось, что тот перед смертью завещал ему свое шотландское поместье. В результате, как поведал ему стряпчий, он неожиданно стал владельцем «чуть ли не половины северной Шотландии». Одновременно с самим поместьем он унаследовал и титул лэрда Аберноки и Дерта — то есть титул наследственного владельца этих имений.

— Так, Фредди, — лицо полковника Макдональда неожиданно стало озабоченным, — они приближаются. Начинай отсчет времени!

В ста футах ниже их наблюдательного пункта первый катер «Эврика» с шумом въехал носом в гальку пляжа. Майор Рори-Брик тут же нажал кнопку своего хронометра, начиная отсчет времени. Началась последняя репетиция штурма французского побережья.