Секретарь стоял в непринужденной позе, скрестив руки на груди, презрительно игнорируя возможность нападения на него. Голос его был спокоен и мягок.

— Необходимо внести в наши отношения ясность. Земля находится в состоянии войны с Галактикой, пока ещё не объявленной, но тем не менее войны. Вы — наши узники, и с вами будут обращаться соответственно сложившейся ситуации. Принятая кара для шпионов и предателей — смерть…

— Только в случае официально объявленной войны, — яростно прервал его Авардан.

— Официальной войны? — переспросил секретарь с почти нескрываемой насмешкой. — Что такое официальная война? Земля всегда находилась в состоянии войны с Галактикой, независимо от того, объявили мы об этом или нет.

— Не спорь с ним, — проговорила Пола, обращаясь к Авардану. — Пусть скажет то, что хочет, и покончим с этим.

Авардан улыбнулся ей. Это была странная судорожная улыбка, потому что в то же время он, совершив неимоверное усилие, поднялся на ноги и остался стоять, тяжело дыша.

Балкис тихо засмеялся. Он не спеша приблизился к археологу, так же не спеша положил ему руку на грудь и толкнул.

С безвольно повисшими, неслушающимися руками, с застывшими мышцами туловища, которые не могли поддерживать равновесие тела, Авардан не устоял на ногах.

Пола, затаив дыхание и борясь с собственным неподчиняющимся телом, начала медленно спускаться со скамьи.

Балкис отбросил её к Авардану.

— Влюбленные, — презрительно проговорил он. — Вот он, твой сильный чужак. Беги к нему! Что же ты медлишь? Обними своего героя и забудь в его объятиях, что на нём кровь и пот миллионов замученных землян. И вот он лежит здесь, доблестный и смелый, повергнутый на Землю лёгким прикосновением рук землянина.

Пола поднялась на колени рядом с лежащим Аварданом, ощупывая его голову, боясь увидеть кровь или что-либо более ужасное. Глаза Авардана медленно открылись, а губы прошептали:

— Всё в порядке.

— Он трус! — сказала Пола. — Он сражается с парализованным человеком и хвастается победой. Поверь, таких землян немного.

— Я знаю, иначе ты не была бы землянкой.

Секретарь стоял не шевелясь.

— Как я уже сказал, вы обречены, но тем не менее ваша жизнь может быть выкуплена. Вас интересует цена?

— Будь вы на нашем месте, вас бы это интересовало. Это я знаю, — вызывающе бросила Пола.

— Тсс, Пола, — Авардан всё ещё не восстановил дыхания. — Что вы предлагаете?

— О, — произнес Балкис, — вы желаете себя продать? Так, как это бы сделал на вашем месте я? Я — ничтожный землянин?

— Вам виднее, кто вы такой, — парировал Авардан.

— Что касается остального, я не продаю себя, я покупаю её.

— Я отказываюсь быть проданной, — заявила Пола.

— Как трогательно, — раздражённо сказал секретарь. — Он снизошёл до наших женщин, наших скво, и всё ещё играет в жертвенность.

— Что вы предлагаете? — повторил свой вопрос Авардан.

— Следующее. Вам стало известно что-то о наших планах. Откуда это узнал доктор Шект, догадаться нетрудно, но как это дошло до Империи — непонятно. Поэтому мы хотели бы узнать, что известно Империи. Не то, что узнали вы, Авардан, а то, что знает Империя.

— Я — археолог, а не шпион, — отрезал Авардан. — Я понятия не имею, что известно Империи, но надеюсь, что немало.

— Так я и думал. Что же, вы сможете переменить своё мнение. Это касается всех вас.

Всё это время Шварц молчал, не открывая глаз.

Секретарь подождал, после чего с некоторой злостью произнес:

— Тогда я скажу, что будет наградой вашей несговорчивости. Это будет не просто смерть, потому что я абсолютно уверен, что все вы готовы к этому неприятному и неизбежному варианту. Вас, доктор Шект, и вашу дочь при сложившихся обстоятельствах наиболее подходящим решением будет отослать на Синапсайфер. Вы меня понимаете, доктор Шект?

В глазах физика застыл смертельный ужас.

— Да, вижу, что понимаете, — продолжал Балкис. — Конечно, с помощью Синапсайфера можно повредить мозговую ткань настолько, что человек превратится в полного дебила. Это весьма отвратительное зрелище: человека нужно кормить, чтобы он не умер от голода, мыть, чтобы он не покрылся слоем грязи, держать взаперти, чтобы не пугать окружающих. Это может стать хорошим уроком для других. Что касается вас, — и секретарь повернулся к Авардану, — вы с вашим другом Шварцем — граждане Империи, и поэтому подходите для интересного эксперимента. Нам ещё не довелось испытать созданный нами вирус на вас, подонках из Галактики. Будет интересно убедиться в правильности наших расчётов. Знаете, такая небольшая доза, что смерть придёт не сразу. Болезнь будет съедать вас в течение недели, если мы правильно рассчитаем дозу. Это будет очень больно.

Он сделал паузу и посмотрел на них.

— Всё это, — проговорил он, — альтернатива нескольких нужных слов, сказанных сейчас. Что известно Империи? Действуют ли сейчас другие агенты? Каковы их планы, если такие есть, принятия контрмер?

— Как мы можем быть уверены, что вы не убьёте нас, даже если узнаете всё, что хотите? — пробормотал Шект.

— Даю слово, что в случае отказа вы умрёте страшной смертью. Так что придётся пользоваться предлагаемой возможностью. Что скажете?

— У нас есть время?

— А разве я не давал вам времени? Три минуты прошли с того момента, как я вошёл, а я всё ещё вас слушаю… Так вам есть что сказать? Что, нечего? Вы должны понять, что время невозможно растягивать до бесконечности. Авардан, вы всё ещё напрягаете мускулы. Вы, наверное, думаете, что сможете приблизиться ко мне, прежде чем я возьму в руки бластер. Ну, и что бы это вам дало? За дверями сотни людей, а мои планы будут реализованы и без моего участия. Даже назначенное мною наказание не минует вас. Или вы, Шварц. Вы убили нашего человека. Это сделали вы, не так ли? Может быть, вы думаете, что удастся убить и меня?

Шварц впервые посмотрел на Балкиса и холодно сказал:

— Я мог бы, но этого не сделаю.

— Очень любезно с вашей стороны.

— Ничуть. Это очень жестоко с моей стороны. Вы сами сказали, что есть вещи хуже, чем простая смерть.

Авардану пришла в голову мысль, что Шварц что-то задумал.

Шварц испытывал странное, лихорадочное возбуждение; всё, задуманное им, казалось так просто. Частью сознания он держал ситуацию под контролем. Другая часть не могла в это поверить. Он был позже других введен в состояние паралича. Даже Шект уже сидел, в то время как он мог лишь слегка поднять руку.

И, пристально глядя в исполненный враждебности ум секретаря, бесконечно грязный и бесконечно злобный, Шварц начал дуэль.

— Первоначально я был на вашей стороне, — сказал он, — несмотря на то, что вы намеревались меня убить. Мне казалось, что я понимаю ваши чувства и намерения… Но сознания этих трёх людей относительно чисты, в то время как ваше — вне всяких сомнений. Вы сражаетесь даже не ради землян, а ради собственной власти. Я вижу, что вы мечтаете не о свободной, а о вновь порабощенной Земле. Я вижу не уничтожение власти Империи, а замену её личной диктатурой.

— И всё это вы видите? — произнес Балкис. — Что ж, вы можете видеть всё, что вам угодно. В конце концов, мне не настолько нужна эта информация, чтобы терпеть вашу наглость. Вы своего дождались. Удивительно, что может сделать давление даже с теми, кто клянется, что большая скорость невозможна. Вы не заметили этого, мой драматический чтец мыслей?

— Нет, — ответил Шварц. — Я не искал и поэтому не заметил этого… Но я не могу узнать это сейчас. Два дня… Меньше… Посмотрим… Вторник… Шесть часов утра… Время Чики.

Бластер наконец оказался в руке секретаря. Он быстро подскочил к беспомощно лежавшему Шварцу.

— Откуда вы это знаете?

Шварц замер, вытягивая и сжимая свои мысленные щупальца. Физически это отразилось лишь в напрягшихся мышцах лица и морщинах на лбу, но всё это не имело никакого значения, просто второстепенные эффекты значительного усилия. То, что охватило и сжало мысленный контакт противника, находилось глубоко в его сознании.