— Мы же вдвоем, мама, — осторожно произнесла Марлена.

— Хорошо, тогда объясни мне, почему, когда ты была меньше и уже знала, на что способна — что не под силу не только другим детям, но и взрослым тоже, — почему ты не пришла ко мне и не рассказала обо всём?

— Однажды я пыталась, но ты не захотела слушать. То есть ты мне ничего не сказала, но я видела, что ты занята и не желаешь тратить время на детскую болтовню.

Глаза Инсигны округлились.

— Неужели я так и сказала: «на детскую болтовню»?

— Нет, ты молчала, но смотрела и руки держала так, что всё было ясно.

— Надо было настоять и всё равно рассказать.

— Я была слишком мала, а ты всё время нервничала — из-за комиссара Питта и из-за отца.

— Ладно, не думай больше об этом. Что ещё скажешь?

— Только одно, — проговорила Марлена. — Когда комиссар Питт сказал, что согласен и мы можем отправляться на Эритро, мне почудилось, что он чего-то недоговаривает.

— И что же это было, Марлена?

— Не знаю, мама. Я же не умею читать мысли. Только внешне… да и то не всегда можно понять. Однако…

— Ну-ну?

— По-моему, он думал о чём-то неприятном, пожалуй, даже ужасном.

Подготовка к полёту на Эритро заняла много времени. На Роторе у Инсигны были дела, которые нельзя было бросить. Нужно было переговорить в департаменте астрономии, отдать распоряжения, назначить первого заместителя исполняющим обязанности главного астронома, наконец проконсультироваться у Питта, ставшего непривычно неразговорчивым.

Во время последней беседы Инсигна сообщила:

— Знаешь, завтра я лечу на Эритро.

— Прости? — Он поднял глаза от её отчета, который старательно листал, не читая, — она была убеждена в этом.

Неужели она, сама того не ведая, поднабралась Марлениных штучек? Не надо бы девочке думать, что она может видеть то, что скрывается под поверхностью, это не так.

— Ты знаешь, завтра я улетаю на Эритро, — терпеливо повторила она.

— Завтра. Но ты же будешь к нам наведываться, так что я не прощаюсь. Береги себя. Рассматривай поездку как отпуск.

— Я намереваюсь заняться исследованиями движения Немезиды в пространстве.

— Ах это, ну… — Он пренебрежительно махнул рукой. — Как хочешь, И всё-таки, даже если ты продолжаешь работать, смена обстановки всегда отпуск.

— Янус, я хочу поблагодарить тебя, что ты предоставил мне такую возможность.

— Твоя дочь просила меня. Ты знаешь об этом?

— Знаю, она мне в тот же день всё и рассказала. Я ругала её, что она тебя побеспокоила. Ты отнесся к ней с таким вниманием.

— Необычная девочка, — пробормотал Питт. — Рад был ей помочь. всё равно это дело временное. Закончишь расчёты и вернешься.

Инсигна заметила: Питт дважды упомянул о возвращении. Что на её месте сказала бы Марлена? «Ужасное», — говорила она. Но что?

— Ну, до возвращения с приятными новостями, пусть Немезида будет безопасной и через пять тысяч лет, — произнес Питт.

— Ну это уж как наблюдения покажут, — сухо отрезала она и встала.

Странно это, размышляла Эугения Инсигна, жить в космосе в двух световых годах от планеты, где ты родилась, и только дважды летать на космическом корабле, и то недолго: с Ротора на Землю и обратно.

Путешествия в космосе не привлекали её. Это Марлене всё было интересно. Она сама пробилась к Питту и шантажом, пусть и необычным, заставила его уступить. Именно Марлена стремилась на Эритро, подчиняясь странной власти планеты над нею. Причин такой власти Инсигна понять не могла и предпочитала усматривать в этом ещё одно проявление уникальных эмоциональных и ментальных способностей дочери. И хотя её угнетала мысль о том, что придётся оставить маленький и уютный Ротор, променять его на пустынную огромную Эритро, грозные и загадочные равнины которой лежали в шестистах пятидесяти километрах от поселения — вдвое дальше, чем некогда находилась Земля, — волнение Марлены воодушевляло её.

Корабль, которому предстояло отвезти их на Эритро, нельзя было назвать красавцем. Это было просто рабочее судно — небольшая ракета-паром, преодолевавшая крепкую гравитационную хватку Эритро и без приключений спускавшаяся вниз, под пухлое атмосферное одеяло своенравной планеты-дикарки.

Инсигна знала, что путешествие будет не из приятных. Большую часть времени им предстояло провести в невесомости, а как она уже убедилась, двух дней в подобных условиях ей хватит с избытком.

Голос Марлены нарушил ход её мыслей:

— Эй, мама, пошли, нас ждут. Багаж уже погружен.

Инсигна шагнула вперёд и, проходя через воздушный люк, ещё раз подумала: так почему же Янус Питт всё-таки отпустил их?

Сивер Генарр правил миром столь же обширным, как и Земля. Впрочем, если быть точнее, правил он тремя квадратными километрами суши, укрытыми Куполом. Пространство это медленно увеличивалось. Остальные же без малого пять сотен миллионов квадратных километров не знали ни человека, ни других живых существ — кроме микроорганизмов. Но поскольку считается, что миром правят населяющие его многоклеточные организмы, то несколько сотен людей, которые жили и работали под Куполом, были правителями Эритро, а он, Сивер Генарр, командовал ими.

Ростом Генарр не выдался, но мужественные черты придавали ему впечатляющий вид. Когда он был помоложе, то казался старичком среди ровесников, теперь же — к пятидесяти — положение поправилось. Длинный нос и глаза слегка навыкате, волосы едва тронула седина. Звучный и музыкальный баритон прежде даже позволял ему подумывать о сценической карьере, но рост неминуемо обрек бы его на исполнение редких в операх характерных ролей, — и таланты администратора в конце концов возобладали.

Благодаря этим талантам — отчасти — он десять лет провёл под Куполом на Эритро. На его глазах на месте сооруженьица из трех крохотных комнатушек выросла просторная горнодобывающая и исследовательская станция.

У Купола были свои недостатки. Редко кто жил в нём долго. То и дело происходили перемены: всякий, кто попадал на Эритро, полагал, что его сослали, и всеми силами стремился вернуться на Ротор. Большинству жителей красноватый свет Немезиды казался тревожным и угрюмым, хотя освещение под Куполом было точно таким же, как на Роторе.

Но были и преимущества. Генарр мог держаться подальше от бурлящего на Роторе водоворота политических страстей, с каждым годом казавшихся ему всё более мелкими и вздорными. Ещё важнее было то, что здесь он мог держаться подальше от Януса Питта, с которым постоянно — и безрезультатно — спорил.

Питт с самого начала был решительно против заселения Эритро. Он не хотел даже, чтобы Ротор находился возле планеты. Однако общественное мнение возобладало, и тогда он позаботился о том, чтобы на Купол вечно не хватало средств, чтобы он рос помедленнее. Если бы Генарру не удалось сделать Купол источником воды для Ротора, что обходилось поселению дешевле, чем доставка её из пояса астероидов, — комиссар давно сокрушил бы маленькую колонию.

Впрочем, проповедовавшийся Питтом принцип «игнорирования» с самого рождения Купола в общих чертах означал невмешательство в предпринимаемые Генарром административные меры, что устраивало того от не собиравшейся редеть шевелюры до пяток, упиравшихся во влажную почву Эритро.

Поэтому Генарр был удивлен, когда Питт лично известил его о прибытии пары новичков, вместо того чтобы воспользоваться обычными в подобном случае бумагами. Питт подробно изложил ему всё дело — в своей обычной манере говорить отрывисто и властно, не допускавшей не только возражений, но и обсуждения. Весь разговор шёл за экраном.

Ещё более удивительно было то, что одной из двоих прибывших оказалась Эугения Инсигна.

Некогда, ещё до Исхода, они были друзьями, но потом, после блаженных студенческих дней — Генарр не без сожаления вспоминал о романтической юности, — Эугения отправилась делать дипломную работу на Землю и возвратилась на Ротор, прихватив с Земли мужчину. С тех пор как она вышла замуж за Крайла Фишера, Генарру не приходилось встречаться с ней — разве что просто видел раза два или три, да и то издали. Когда перед самым Исходом они с Фишером расстались, Генарр был занят работой — как, впрочем, и она, — и никому из них в голову не пришло возобновить прежнее знакомство.