Сильный звонок в передней прервал его речь. Оба переглянулись, страшно побледнели, и только после целой минуты молчания Мустафетов решился сказать:

— Надо отворить.

Смирнин так дрожал, что еле промолвил сквозь посиневшие губы:

— А вдруг полиция?

Звонок повторился.

Мустафетов, нарочно удаливший слугу, пошел и отпер. Пред ним стоял посыльный с пустым и сплюснутым портфелем.

Зато, когда Назар Назарович и робко выглядывавший из-за двери Смирнин услышали, в чем дело, они тотчас отпустили посыльного, и безумная радость в один момент опьянила их. Они обняли друг друга, поцеловались, кружились, громко кричали: «Ехать, ехать!» А затем совершенно неожиданно, в каком-то приливе безумия, Смирнин вдруг прокричал петухом.

Как они надели пальто, как заперли за собой дверь; как спустились по лестнице, они не помнили.

На крыльце еще стоял посыльный. Мустафетов, садясь со Смирниным на извозчика, подозвал его к себе и сказал:

— Вот тебе за добрую весть; поди и разживайся с моей легкой руки!

Затем они отъехали. Посыльный взглянул на ладонь — оказался золотой.

«Вот так барин!» — подумал бедняга, не зная, что этот барин был отъявленный вор и мошенник.

Но дорогою Смирнин снова начал высказывать свои опасения. Ему показалось подозрительным, что Рогов прислал пустой портфель обратно.

— Если вы скажете мне еще хоть слово об этом, — строго остановил его стенанья Мустафетов, — то жестоко раскаетесь.

— Что же я говорю?

— Говорите глупости, а мне они надоели. Вы еще не знаете моего характера.

Дальше они ехали молча.

— В каком кабинете дожидается нас один барин, которого зовут Романом Егоровичем? — спросил Мустафетов, входя в швейцарскую известного французского ресторана.

— Пожалуйте! Сию минуту вас проводят.

Гости направились по длинному, несколько темноватому коридору. Слуги, попадавшиеся им навстречу, останавливались, прислоняясь к стене и вежливо кланяясь, с видом особого почтения.

— Вот сюда пожалуйте-с!

Перед ними отворили одну из дверей направо, и они вошли.

Огромный кабинет с тремя окнами, выходившими на двор Мойки, казался тоже темным от штор и драпри. Длинный стол посреди комнаты был уже нагружен всевозможными закусками и бутылками разнородных водок.

Навстречу вошедшим встал с дивана Рогов. Оба они сразу заметили новый полный холщовый мешок, лежавший рядом с оставленным им местом.

— Господа, нас надули! — были первые слова, с которыми Рогов обратился к вошедшим.

— Как надули?

— Я хочу сказать, — ответил Рогов, — что нас обсчитали, — и, видя недоумение и разгадав волнение обоих, он поспешил прибавить: — В этом мешке не полмильона, а несколько меньше. Я уже прикинул, сколько приходится на брата, и вышло по ста пятидесяти девяти тысяч двести рублей. Какова штучка!

Обоим вошедшим хотелось поскорей увидать деньги. Они подошли к мешку и нетерпеливо ожидали, когда Рогов развяжет его.

— Надо сказать, чтобы никто нас не тревожил, пока мы сами не позовем, — сказал Роман Егорович.

Мустафетов позвал одного из татар и отдал приказание.

Тогда деньги были вывалены на один из боковых столов для посуды.

— В каждой из таких кипок, господа, по десяти тысяч рублей, — весело заговорил Рогов. — Отберите себе, стало быть, по десяти кипок каждый. Считайте! Тебе кипа, тебе кипа и мне кипа, тебе вторая, тебе вторая и мне вторая, тебе третья, тебе третья и мне третья. Вот это я называю правильным распределением богатств. Считайте дальше. Вот, вот, вот… Видите, как справедливо. Теперь все получили по сто тысяч. Остается по пять кип и потом двадцать семь тысяч шестьсот рублей разделить на три доли.

Вскоре расчет был окончен.

Тогда Рогов достал из бокового кармана какую-то бумажку и, передавая ее Мустафетову, сказал:

— А вот и мой оправдательный документ. Это — расчетный лист из конторы Юнкера. Тут все ясно: по девяносто шесть, минус комиссионные.

— Сам ты плюс, а не минус! — воскликнул Мустафетов. — А теперь дай тебя расцеловать!

— Целуйте оба. Я вполне заслуживаю этого. Паинька-мальчик! Дельце обделал так, что просто загляденье. Но надо распорядиться насчет мешочков и для ваших денег. Кстати, и обед закажем. — Он пошел, отпер дверь и громко крикнул: — Эй, позвать сюда распорядителя!

Когда тот вошел в кабинет, Мустафетов спросил своих компаньонов:

— Вы, конечно, позволите мне распорядиться? Я думаю решить вопрос следующим образом, — обратился он к распорядителю, — подайте нам в больших чашках борщок и к нему тончайшие гренки с пармезаном. Потом хорошую стерлядь. Приготовить по-русски и чтобы раковых шеек не жалеть. После стерляди, как вы думаете, господа, насчет жареного поросенка?

— Нельзя ли чего-нибудь другого? — спросил Рогов. — Я что-то в обед не особенно люблю поросят. К завтраку, с кашей, еще туда-сюда.

— Ну, хорошо! В таком случае мы вот что придумаем: ведь мясо какое-нибудь нужно, а придерживаться исключительно русской кухни нет решительно никакой надобности, тем более что она очень тяжела. Поэтому продолжаю таким образом: после стерляди маленькие филейчики, соус беарнез. Это с эстрагончиком довольно пикантно и вкусно.

— Гарнир прикажете подать?

— Нет, лучше картофель-суфле. А на жаркое хорошую пулярку, начиненную трюфелями, но не фаршем, а одними трюфелями, да салат из зеленых огурцов с укропом.

— Спаржа имеется отборная, такая спаржа, что на удивление даже, великолепная, — попробовал порекомендовать метрдотель.

— А что же, спаржа — дело хорошее.

— На сладкое что? Может, каши гурьевской или маседуан из французских фруктов?

— Нет, после такого обеда надо что-нибудь прохладительное, надо рот освежить. Мороженое непременно фруктовое.

— Слушаю-с! А насчет вин как прикажете?

— А насчет вин вот мое мнение: чтоб они были хороши, а до цены нам дела нет. С рыбой подать нам белого вина, но сухого. К филейчикам — красное тонкое вино, подлинное, но без слишком сильного аромата, а после пулярки с трюфелями можно и высшее, что есть, по тонкости и букету. На всякий случай приготовить нам бутылочку-другую гейдзик-кабинет. Только не переморозить. Иглы не надо, а чтобы вино муссировало в стакане, играло.

— Понимаю-с.

— Ну, хорошо. Вот и все.

Распорядитель хотел уже уходить, поклонился и повернулся, только Мустафетов остановил его, напомнив:

— Только мешки бы не забыть холщовые, чтобы нам деньги спрятать. Наследство от тетушки получили и вот приехали к вам раздел вспрыснуть.

Тот на ходу обернулся и, почтительно улыбаясь, ответил:

— Все будет исполнено-с! Не извольте беспокоиться! — И вышел.

Откуда были добыты мешки, неизвестно, но появились они очень быстро. Каждый упрятал свою долю, мешочки были положены рядышком на диван, и закуска в ожидании обеда продолжалась.

Только после второй или даже третьей рюмки водки да разных пикантных солений у трех приятелей разгорелся аппетит.

— А ведь мы, господа, с утра ничего не ели! — воскликнул Роман Егорович. — Что значит делом-то быть занятым! За делом незаметно, как и время бежит.

— Зато теперь мы не только свободны, — сказал Мустафетов, — но во всем городе нет такого фрукта, которым мы не были бы в состоянии угоститься.

— Неужели это правда? — в каком-то оцепенении проговорил Смирнин.

— Да, молодой человек, правда, — ответил ему Назар Назарович. — В руках каждого из нас теперь огромная сила, такая, которая, во всяком случае, не только может, но и должна послужить основанием всей будущей жизни каждого из нас. Романа Егоровича я знаю давно; знаю, что он никогда еще не обладал разом столь значительными деньгами. То, что вы рассказывали мне о самом себе, Иван Павлович, подтверждает, что и в ваших руках денег никогда не бывало. Опытным человеком в данном случае между нами троими являюсь я один. Мой вам совет — искать себе такое поприще, на котором ваш капитал не только не иссякнет, но и принесет барыши.

— Эх, голубчик, — воскликнул Рогов, — да разве мы процентщики? Разве мы коммерческие люди? Давай-ка выпьем еще водочки. Балычок больно заманчивый.