— По Казанской улице.

Он взглянул на часы: было семь. Как быстро время с утра прошло! Положим, и дел он успел сделать немало. Если теперь уж семь, то, значит, и ожидать не особенно долго придется. Рогов помнил, что в Варшаву поезд отходит около девяти часов вечера, и скомандовал извозчику ехать на Варшавский вокзал. Там он обратился к носильщику, взявшему его чемодан и плед, с вопросом, когда отходит поезд в Варшаву.

— Скорый — в девять часов сорок пять минут, а пассажирский — в одиннадцать пятьдесят.

— Времени, значит, еще масса. Тащи мои вещи в буфет, а там я тебе дам денег, и ты мне билет на скорый выправишь. Не можешь ли ты раздобыть маленькое спальное отделение первого класса? Хотелось бы в дороге отдохнуть. Я очень устал сегодня: ездил и по морю, и по суху.

Носильщик ответил, что постарается добыть. Рогов уселся за столик и потребовал прежде всего содовой воды. Он действительно чувствовал себя очень утомленным.

Носильщику удалось раздобыть особое малое отделеньице первого класса, но Рогов не сразу мог заснуть — ему было душно. Он открывал окно, однако от быстрого хода поезда врывавшийся ветер угрожал простудой. Тогда Роман Егорович вновь поднимал спущенное стекло, ложился и ворочался с боку на бок.

Его тревожили всякие думы, и в особенности одно опасение: как проберется он через границу? Он слышал много рассказов об услужливости ловких посредников, умудряющихся, вопреки самому бдительному надзору, переправлять в чужие страны лиц, нарушивших у нас требования законов. Но таких посредников, если даже они и существуют, требовалось прежде всего знать или успеть разыскать. Поэтому Рогову оставалось придумать другой выход, и он промучился большую часть ночи над составлением приблизительного плана. Только к утру, приняв наконец решение, он уснул.

Весь следующий день пришлось еще ехать. Роман Егорович и в пути счел нужным не терять времени даром. Он заводил знакомства, стараясь проведать то, что ему было особенно нужно. На большой станции он подошел к буфету и потребовал, чтобы ему уложили в корзиночку побольше всякой еды и пару бутылок вина. Когда поезд отъехал, он пригласил в свое отделеньице пассажира, молодого, показавшегося ему симпатичным и в особенности доверчивым.

— Вы тут на станции не закусывали? — любезно спросил Рогов.

— Нет, что-то не хотелось, — ответил молодой человек, — к тому же я думал, что поезд стоит всего десять минут. Терпеть не могу есть и давиться. К тому же у меня кое-что захвачено с собою в саквояже. Я предпочитаю один день питаться холодным, но, по крайней мере, спокойно, без нервной спешки.

— Совсем как я! — радостно воскликнул Роман Егорович. — Вот я тоже кое-чего тут себе понабрал в намерении заняться завтраком. Не угодно ли будет присоединиться?

— С удовольствием. Только в таком случае я принесу сюда и свою долю.

— Соединенными, значит, силами? Тем обильнее будет наш пир!

Через несколько минут они расположились в купе, миролюбиво толкуя да по временам прерывая трапезу несколькими глотками вина.

— Вы за границу едете? — спросил Рогов.

— Нет, я только до Варшавы.

— В первый раз?

— О нет! Я в Варшаве могу считать себя вполне дома.

— Служите?

— Да, пожалуй, что и служу, — ответил молодой человек, — хотя я занят в конторе моего родного отца, что, пожалуй, то же самое, что и в своей собственной. У нас контора транспортирования и экспедиции всяких товаров. Мой отец живет постоянно в Петербурге, где заведует главным делом, а я в Варшаве заведую местным отделением.

— Веселый город, говорят?

— Да, но и очень деловой. Варшава на моих глазах быстро разрослась и богатеет. Вы разве никогда не были там?

— Несколько раз, но только проездом. Я теперь должен буду остановиться на несколько дней. У меня есть одно дело, которое задержит меня.

— А вы по коммерческим делам? — полюбопытствовал в свою очередь молодой человек.

— Не совсем. Я еду в Италию, Испанию и Португалию для изучения одного очень важного научного вопроса, — стал лгать Рогов. — Надо вам сказать, что я профессор. Но не думайте, пожалуйста, что я профессор магии, как, например, Роберт Ленд или Герман, известные фокусники. О нас, ученых людях, сложилось превратное представление, будто мы умеем только на всех нагонять скуку. Я очень люблю свои ученые занятия, но это не мешает мне находить удовольствие и в приятной компании молодых людей, для которых моя специальность совершеннейшая тайна.

— А чем именно вы интересуетесь в науке?

— Письменами, то есть, так сказать, рукописями. Теперь вот мне необходимо подыскать в Варшаве на должность секретаря молодого человека, хорошо знающего польский и еще какой-нибудь европейский язык.

— Это будет нетрудно. Но что же, вы хотите взять его с собою в Италию и Испанию?

— Непременно! — воскликнул Рогов и пустился в подробности: — Положение моего секретаря во время моего путешествия будет в высшей степени заманчиво. Надо вам сказать, что мне на разработку данного вопроса отпущена очень солидная сумма, так что я расходами не стесняюсь. Езжу я, как вы сами видите, с полным комфортом, и всеми этими удобствами будет пользоваться и мой секретарь. Жить мы будем в первоклассных отелях, и, кроме того, я, предоставляя секретарю решительно все готовым, буду платить ему каждый месяц сто рублей, где бы мы ни находились. А так как в дальнюю дорогу молодому человеку мало ли что может понадобиться, то я даю в виде подъемных единовременно триста рублей.

— Положение в самом деле очень хорошее, охотников найдется немало. Но как же вы думаете поступить: публикации в газетах сделать или через знакомых искать? Ведь без рекомендации брать с собою в дальнюю дорогу и настолько приблизить совсем чужое лицо довольно рискованно.

Рогову именно этого только и было нужно. Он скорчил удрученную физиономию и ответил тоном крайнего сожаления:

— Знакомых никого нет, и, конечно, придется публиковать!

— Но почему же вы в Петербурге Никого не подыскали? — совершенно естественно спросил спутник.

— Меня уверили, что в Варшаве легче найти, — без зазрения совести ответил Роман Егорович и прибавил: — А кроме того, я еще потому согласился, что поиски секретаря в Варшаве дадут мне возможность лучше познакомиться с городом; к тому же я навожу маленькую экономию на разнице дороги для моего секретаря от Петербурга до Варшавы и обратно.

— А зачем же вам в Испании, в Португалии и Италии нужен будет польский язык? — полюбопытствовал молодой человек.

— Мы будем там рыться в старых королевских архивах! — торжественно заявил Рогов.

— Ах, вот это интересно!

— Да, это чрезвычайно интересно! Я это дело очень люблю. Мне дан открытый лист, написанный на тридцати шести языках, чтобы мне с научною целью открывали все королевские архивы.

— Значит, ваша поездка продлится очень долго?

— Три года!

— Вот это интересно! По-моему, человеку, которому выпадет счастье ехать с вами, можно всерьез позавидовать.

— Да. Если он будет вполне полезен мне, то я могу выхлопотать ему через три года из Академии наук классный чин. Это у нас полагается. Я уже своих секретарей вывел в коллежские регистраторы. Один из них был хивинец, другой — чуваш, а третий — мордвин. Они мне все оказали огромную пользу. Я в Лондоне разыскал пачку писем на мордовском языке к королю Англии. Они теперь хранятся в нашей Публичной библиотеке. Мне за них германские ученые предлагали два мильона марок, но я не взял. Думаю, черт с ними! Интересы моего отечества мне дороже. Но что же это вы к бутылке не прикладываетесь, а я все пью да пью? Мне, знаете, доктора велели иногда развлечь мозг от серьезных занятий хорошей выпивкой.

— Что ж, не беда. А я вот над чем призадумался. Есть у меня в Варшаве один молодой приятель, недавно окончивший курс университета, — отозвался попутчик. — Только не удалось ему ни к какому делу пристроиться. Человек же он вполне приличный, да вот бедность одолела, и занимается он пока чем попало. Его бы я мог вам смело рекомендовать.