— Я испугался за вас. — Он нервным жестом взъерошил свой “ежик”, коротко глянул на Леонида и опять отвернулся к приборам. — Но оказалось, что я напрасно боялся: фанатики не везде одинаковы…

Они уже подлетали к Усть-Ушайску, и мистер Боб был занят выравниванием курса. Это позволяло ему говорить отдельными и как бы случайными фразами. Как бы отвлекаясь на миг от приборов.

— Наверное, они понимают, Леонид, что вы — не единственный, — говорил он и опять замолкал. А потом изрекал как бы про себя: — Тауматафия сама по себе редкость, а в Зону таума-тафы просто не заглядывают. Они не любопытны… — Леонид не решился спросить, что такое “тауматаф” — да и не считал это важным. Что-то из социопсихологии, надо полагать.

— Как правило, тауматаф очень серьезен… — опять изрекал мистер Боб. — Как правило, он полагал, что в таком месте, как Зона, нечего делать серьезному человеку… Он прав, Леонид! Он всегда прав — это его беда и беда его близких…

А потом американец вступил в радиопереговоры с Землей и перестал изрекать свои загадки. На зрмле они распрощались — вежливо и, дай Бог, навсегда…

К Муравлеву Леонид заходить не стал. Переночевал у Каратянов и заодно порылся в книжных полках хозяина. В медицинском справочнике слова “тауматафия” не оказалось. В учебнике латинского языка — тоже. Каратян, заинтересовавшийся его поисками сказал, что такой болезни действительно нет, и что “таф” — это “могила” по-древнегречески. А слово “таум” они нашли в словаре иностранных слов. Оно тоже оказалось древнегреческим и означало “чудо”.

— “Могила чудес”… Чушь! — решил Леонид.

— Или: “могильщик”, — предложил Каратян. Все равно чушь.

Утром 27 августа Леонид вылетел к себе в Шуркино по заранее купленному обратному билету. С Каратянами он договорился, что всю эту неделю провел у них.

Больше ничего интересного с Леонидом не произошло. Рядом с ним — тоже. Он по-прежнему работает в стройконторе № 4 инженером по технике безопасности и регулярно получает зарплату за то, чтобы по возможности ничего не происходило.

Зато Юрий Евгеньевич Сыч — сосед Леонида сверху — сочинил-таки свою универсальную безфрикционную дисковую задвижку и даже изготовил опытный образец. Конструкция была настолько проста, что он управился за два дня, а в пятницу 24 августа состоялись неофициальные испытания.

Аж до полуночи дюжина восхищенных инженеров со стажем (в том числе четверо Главных) прогоняли через опытный образец разнообразные жидкости — от химически чистого метилового спирта до глинистого раствора, перенасыщенного крупным песком. Поворотные диски безфрикционной задвижки поворачивались легко и действительно без малейшей фрикции. Повинуясь любому из двенадцати испытателей, механизм послушно уменьшал и увеличивал поток, пропускаемый через него под любым давлением — в диапазоне от одной до ста двадцати атмосфер.

Шестеро из двенадцати (в том числе трое Главных) честно признались, что никогда бы не подумали, что такое возможно, и что если бы им показали чертеж без опытного образца — послали бы подальше. Трое с разными выражениями на лицах сказали одно и то же: “Надо патентовать!”. Двое вспомнили знаменитую фразу о том, что все гениальное просто, а последний, двенадцатый, выразился даже так: “Просто до идиотизма!”

Официальные испытания были назначены на воскресенье 9 сентября. Юрий Евгеньевич надеялся, что его сосед снизу к тому времени вернется из отпуска, дабы разделить с ним триумф.

На официальные испытания явились те же двенадцать и сосед снизу — инженер по технике безопасности Леонид Ивлев, направленный Добровольным Обществом Охраны Труда. На сто сорок восьмой секунде безупречной работы, при давлении 19,4 атмосферы, опытный образец Универсальной Безфрикционной Дисковой Задвижки Сыча сломался, заплевав своего создателя перепарафиненной нефтью и чуть не убив. Тут же, на месте, комиссия разобрала опытный образец и обнаружила в нем целый ряд серьезных конструкторских недочетов.

Шестеро из двенадцати глумливо качали головами и смотрели победителями. Трое с разными выражениями на лицах прятали глаза. Двое смущенно пожимали плечами, а двенадцатый, Самый Главный Инженер Головного Предприятия, повторил то, что сказал раньше. О неофициальных испытаниях никто не вспомнил — по крайней мере, вслух. И только сосед снизу, Леонид Ивлев, никого не стесняясь и ничего не боясь, подошел к изобретателю и выразил ему свое искреннее сочувствие.

Вскоре после этого Юрий Евгеньевич Сыч запил. Жаль человека, но такова обыкновенная судьба изобретателей-неудачников. Это ведь только в романах чудаки побеждают — да и то не во всех…

С Муравлевым Леонид встретился лишь через полгода, будучи в Усть-Ушайске в одной из своих архиответственных командировок. Они выпили по чашке кофе в том самом подвальчике и разошлись. Леонид узнал, что Муравлевский кооператив по “фабрикации гениальных идей” был-таки создан, однако спустя два или три месяца прогорел и самораспустился, ни одной гениальной идеи не сфабриковав. Им еще повезло в финансовом отношении — если бы не Настя-Первая… Ну, это уже дело прошлое!

Попутно выяснилось, что дважды, 21 и 23 августа прошлого года, над севером области были вновь зарегистрированы неопознанные летающие объекты. Усть-ушайские уфологи было оживились, ан зря. Экспедиция проторчала в Шуркино всю первую половину сентября и ничего не обнаружила. Снимки же, предоставленные местным фотолюбителем, оказались, скорее всего, фальшивкой: как уже было известно усть-ушайцам, таких НЛО не бывает…

Леониду, впрочем, все это до лампочки: тарелочки пускай себе летают, он против них ничего не имеет, лишь бы семья была здорова и счастлива. И семья здорова. Даже ученик 6 “А” класса Петя Ивлев, убедившись, что выпуск игрушечных пистолетов прекратится не скоро, забросил свою коллекцию и приналег на учебу. Умный, послушный мальчик, весь в маму Маришу. И в папу.

…А вот в “М-ском треугольнике”, по сведениям Муравлева, наоборот, все нормализовалось — там опять таинственно и людно. Рамки вертятся, “кино пришельцев” крутится, часы идут вразнобой, а электронные просто-напросто останавливаются…

Услыхав про часы, Леонид спохватился и поблагодарил Муравлева: Леонидов “Левис” после его починки — выше всяческих похвал. Самые точные часы в “Нефтедорстрое” — секунда в секунду…

— Без отклонений, значит… — прогудел Муравлев, глядя почему-то в сторону. Потом посмотрел на Леонида долгим странным взглядом, залпом допил свой кофе и поспешил распрощаться. Дела, дела!.. О мистере Бобе так и не успели поговорить.

О мистере Бобе Леониду до сих пор ничего не известно.

Осколок Маришиного блюдца он ему, как и обещал, выслал, но посылка, отправленная в сентябре, вернулась из Новосибирска в марте. Лаконичная надпись красным карандашом на извещении сообщила: “Адресат по указ. адресу не прожив.” Понимай как хочешь: то ли был, да выбыл, то ли вовсе не проживал.

Может, оно и к лучшему: уж очень маловразумительная фигура этот Уилки У.Роджерс из Вашингтона. Да и его “статистический метод выявления истины”, если вдуматься, вряд ли осуществим. А Теория Пресуществления Воображаемого — и вообще за пределами вероятного…

Осколок, вернувшийся из Новосибирска, Леонид некоторое время хранил, но недавно выбросил. Кому он нужен? Обыкновенный осколок обыкновенного чайного блюдца. Ну, большого блюдца, даже очень большого. Ну и что?

Шел третий час ночи, я не могла заснуть. Состояние было такое, в котором те, кто послабее, кидаются в истерику, бьют тарелки, бьются головой о стенку.

Я другая. У меня крепкие нервы. И все же заснуть я не могла. Хуже того — я не хотела даже заставить себя раздеться, принять душ, причесаться на ночь. Правда, я не металась по комнате, а тихо сидела в кресле. Но сидеть и думать два с половиной часа подряд тоже вредно для здоровья.