Мэгги страдальчески поморщилась:
— Мне очень жаль, но я действительно этого не хотела. Я не думала, что ты так напугаешься.
Чарли принялся отряхивать мокрые брюки.
— Не хотели, а сделали, — уныло разглядывая коричневые пятна, протянул он. — Откуда вы вообще взялись?
Она махнула рукой в сторону дома:
— Из этих ворот. И вообще, если тебе не нравится мое общество, — она приняла обиженный вид, — я немедленно вернусь через них назад.
С оскорбленным видом она зашагала к открытым воротам, правда, не слишком быстро, как бы оставляя Чарли шанс загладить свою вину.
И он воспользовался им.
— Миссис Уилкинсон, — воскликнул Конти, — простите меня, подождите.
Он бросился за ней.
— Подождите, прошу вас. Послушайте, я был не прав.
Она по-прежнему шагала к дому, но уже медленнее.
— Во многом, — нравоучительно подняв палец, сказала Мэгги.
— Да, во многом, — признался Чарли. — Я был не прав. Из-за меня вы отказались от охраны.
— Вот тут вы были максимально правы, — возразила Мэгги. — Налогоплательщики знают, сколько денег тратится на все это? Чарли, подумай сам — зарплата такому количеству народа, машины, средства связи, квартиры, рабочее время. Это же идиотизм какой-то!
Возразить на это было трудно, но Чарли все-таки попытался:
— Одну минуту, миссис Уилкинсон. Вы не могли бы все-таки выслушать меня?
Она равнодушно отмахнулась:
— А что ты можешь мне сказать?
— Подразделение охраны вернется, я отвечаю за свои слова.
Это ничуть не обрадовало Мэгги.
— Нет, не надо. Даже не думай об этом. Даром, что ли, я звонила премьер-министру?
— Но ведь вы вышли на улицу для того, чтобы спросить меня о чем-то, — решил прибегнуть к последнему аргументу Конти. — Так о чем вы хотели спросить меня? Говорите.
Мэгги мельком взглянула на него.
— Я хотела спросить у тебя, Чарли, не хочешь ли ты выпить со мной чашечку кофе.
Она едва заметно улыбалась, входя в открытые ворота. Лицо Чарли тоже украсила широкая улыбка.
В такой поздний час на кухне дома было пусто.
— Вы разрешите, я сам сварю кофе? — предложил Чарли.
Она пожала плечами:
— Хорошо.
Мэгги уселась за стол на кухне и, подперев подбородок обеими руками, стала, не сводя взгляда, смотреть на своего молодого визави. Чарли стал рыться в многочисленных коробках и банках, разыскивая молотый кофе. Наконец ему удалось обнаружить то, что он искал, и Чарли принялся сыпать кофе в чашку.
Мэгги по-прежнему меланхолично следила за ним, а затем неожиданно произнесла:
— Кофе, даже без кофеина, не дает мне заснуть. Я бы хотела выпить виски. Это помогает мне успокоиться. Да и вообще…
Перехватив удивленный взгляд Чарли, Мэгги как-то виновато улыбнулась:
— Да, я иногда пью. Вы знали об этом?
Чарли мгновенно вспомнил тот вечер в гостинице, куда они приехали после спектакля в оперном театре Канберры. Три маленьких бутылочки виски…
— Нет, — не моргнув глазом сказал Чарли, — я ничего не знал.
Она посмотрела на него таким взглядом, что Чарли понял — его уловка раскрыта. Однако Мэгги точно так же умолчала об этом.
— Ну, так вот знайте, я пью, — она немного помолчала и добавила, — иногда.
Потом загадочно прищурилась.
— Послушай, Чарли, у меня есть к тебе предложение — давай забудем про кофе.
— А что вы предлагаете?
— Если я найду где-нибудь бутылку, ты выпьешь со мной виски с содовой?
Чарли сопротивлялся не долго.
— Да, мэм.
На лице Мэгги появилась довольная улыбка, и она поднялась из-за стола.
— Да, это, конечно, непредсказуемый, безумный поступок. Но что я могу поделать? — словно оправдываясь, сказала она.
Бутылка нашлась достаточно быстро. Они разожгли камин в гостиной и уселись в кресла рядом с маленьким столиком. Чарли хоть и считал, что хорошо знает весь дом, с удивлением отметил, что мебель здесь была очень дорогая, чиппендейловская: столики с резными гнутыми ножками, кресла с прямыми спинками из красного дерева. Все это было покрыто великолепным лаком, который сохранился нетронутым еще с тех пор, как эта мебель была сделана.
Мэгги рассказывала ему о себе. Точнее, это был даже не рассказ — поток воспоминаний, часто бессвязных, построенных на ассоциациях воспоминаний о лучших и худших днях ее жизни, об отношениях ее с любимыми людьми, близкими, родными.
— С дочерью я уже давно не виделась. Мы не разговаривали, наверное, больше года. Она была актрисой в Лондоне, ее муж был известным западногерманским политиком. Однако что-то у них не сложилось и, мне кажется, больше не сложится. Она ушла из театра…
Мэгги пила часто, но немного. Чарли в основном слушал. Изредка он вставлял короткие замечания, предоставляя Мэгги говорить самой.
— Знаете, — неожиданно сказала она, — я видела вас по телевизору. На похоронах Джозефа я даже не замечала, что вы там есть. Вы были привязаны к Джозефу?
— Конечно, мэм. Вы тоже можете на меня рассчитывать.
Она кивнула:
— Это я знаю.
Неожиданно Мэгги отставила опустевший стакан в сторону и, хлопнув ладонью по крышке полированного чиппендейловского столика, поднялась с кресла.
— Чарли, мы уезжаем.
— Куда? — удивился он. — По-моему, уже поздно.
Но Мэгги была настроена решительно.
— Поедем в Канберру. Я хочу посидеть в каком-нибудь баре.
Прохладным зимним вечером, когда на улицах остались только редкие прохожие, которые спешили домой, черный «астон-мартин» Чарльза Конти остановился возле бара «Куиз» в Канберре. Это было уютное местечко, не хуже и не лучше других.
Главным его достоинством было то, что бар работал до утра и здесь было очень мало посетителей. Звучала приглушенная музыка, изредка открывалась и закрывалась входная дверь, и освежающие потоки воздуха врывались в небольшой зал.
Чарли и Мэгги сидели за дальним столиком в углу, заказав бутылку солодового виски.
— А давай-ка поговорим о тебе, — предложила Мэгги. — Обо мне мы уже разговаривали целый вечер. Мне, честно говоря, это уже надоело.
Чарли смущенно улыбнулся:
— А что рассказывать? У меня совсем не такая богатая биография, как у вас. Все было очень просто, и ничего особенного у меня в жизни не наблюдалось.
Она лукаво улыбнулась. Алкоголь, казалось, ничуть не подействовал на Мэгги. Она была внимательной и терпеливой, спокойной и благожелательной. Чарли чувствовал, как от нее исходит какое-то внутреннее тепло. Ему редко доводилось видеть Мэгги такой. В последнее время это была взбалмошная капризная немолодая дама, каждый день которой не был похож на предыдущий.
— А я думаю, что тебе есть о чем рассказать, — она наклонилась над столом. — Ну, например, в твоей биографии есть весьма примечательный момент — ты охраняешь эту старую сучку, Мэгги Уилкинсон, не правда ли?
В ее глазах бегали озорные огоньки. Чарли, не зная, что возразить, опустил голову.
— Это же с ума сойти можно, — продолжала Мэгги, — только человек с мозгами, повернутыми в другую сторону, может это делать.
— Ну что вы, миссис Уилкинсон, — пытался возразить Чарли, — это ж совсем не так.
— А я говорю, что так, — настаивала на своем Мэгги. — Попробуй опровергни мои утверждения, давай факты.
Чарли теребил в руках стакан с уже потеплевшим виски.
— Факты? Ну, я не знаю, миссис Уилкинсон, — он надолго задумался. — Знаете, вы напоминаете мне мою маму, миссис Уилкинсон.
Она удивленно подняла брови.
— Неужели? Это очень интересно. Расскажи мне о своей семье.
— Мой отец был полицейским в отставке, мать кое-чем торговала.
Мэгги покачала головой:
— Да, и брак длился год и девять месяцев.
Чарли усмехнулся:
— Вы читали мое личное дело?
Она отрицательно покачала головой:
— Нет. Этим занимался мой муж. Ведь он должен был знать, какие люди его охраняют, правда?
Вместо ответа Чарли сделал большой глоток виски.
— И как складывалась твоя жизнь в дальнейшем? — спросила Мэгги.