Она взглянула на часы, лежавшие на столе.
— Черт возьми! Уже почти полдень… Быстрее! Уматывайся. Господи, да что же это такое? Я ни черта не помню… — бормотала она, бегая по комнате.
На полу в номере Джастины стояли чемоданы Луиджи. Она поспешно вытолкала их за дверь.
Прыгая на одной ноге, Луиджи натянул на себя брюки, потом рубашку, накинул на плечи измятый пиджак и с ботинками в руках босиком выбежал в коридор. Напоследок Джастина сунула ему в руку валявшийся в углу галстук.
— Увидимся позже.
— Хорошо.
Он выбежал в коридор и, оглянувшись по сторонам, отпер ключом дверь своего номера.
Слава Богу, в коридоре никого не было. Лион еще не приехал. Очевидно, вместе с Моррисами он заночевал где-то на полдороге.
Услышав за спиной скрип открывающейся двери, Луиджи оглянулся. На пороге смущенно топталась Джастина, уже успевшая накинуть халат.
— Слушай, Луиджи, у тебя больше шампанского не осталось? — жалобно протянула она. — Ужасно голова болит… И вообще я вся в панике.
Скальфаро покопался в сумке и протянул Джастине бутылку.
— Последняя.
— Спасибо.
Она улыбнулась и заскочила опять в номер, спросив напоследок:
— Луиджи, я никаких глупостей не делала?
Он хитро улыбнулся:
— Глупостей? Нет, никаких.
Когда Джастина исчезла за дверью, он громко расхохотался и игриво цокнул языком.
Лион приехал в гостиницу через полчаса после этого. Он заселился в номер, соседний с номером Джастины.
После этого они отправились на велосипедную прогулку. Город окружали невысокие холмы, а в туманной дымке вдалеке за ними виднелись Атласские горы. Среди холмов пролегала широкая каменистая долина, по которой протянулась дорога.
Джастина и Лион медленно ехали на велосипедах, обжигаемые полуденным солнцем.
— Наверное, я больше не позволю Луиджи оставаться с тобой надолго, — говорил Лион.
— Не будь глупым, Ливень. Он, как и все итальянцы, любит сиесту, отдыхать после обеда. Наверное, только поэтому его сейчас нет с нами.
— По-моему, он неравнодушен к тебе.
Джастина уже начинала злиться.
— Не говори ерунды.
— Что, неужели ты думаешь, что я не вижу, как он разговаривает с тобой, как смотрит на тебя, как он трогает твои пальцы, как он охватывает тебя взглядом, как ухаживает за тобой?
— Что еще?
— Он таскает твой багаж, — нудным тоном продолжал Лион.
— Тебе он, между прочим, тоже помогал носить чемоданы, — парировала Джастина. — Так что не надо сваливать все на меня.
— Ну, это не одно и то же. Впрочем, ладно. Это действительно не имеет значения.
Словно обидевшись друг на друга, они ехали, отвернувшись в разные стороны. Но спустя четверть часа безрадостное настроение вновь покинуло обоих, и они снова стали болтать о пустяках, показывая друг другу на открывшиеся по сторонам виды пустыни.
Багрово-красное солнце нещадно палило им головы. Они уже мечтали о прохладной тени, но повсюду видели только камни и желтые пятна песка. Раскаленный песок отражал пламенные лучи палящего солнца. Не было в этой плоской долине ни утеса, ни приюта, где уставшее тело могло найти покой, хотя бы одну минуту для отдыха.
Воздух трепетал от ужасающего зноя, и временами взору Джастины представлялись волнующие озера — обманчивые волшебные призраки.
Внезапно дорога оборвалась, и путешественники оказались на краю невысокого плато. Нет, дорога не заканчивалась здесь. Просто, извиваясь узкой ленточкой, она спускалась вниз по крутому склону, туда, где начинались настоящие барханы.
Лион вместе с Джастиной сели на краю каменистого обрыва, глядя на сливающийся с желтой далью горизонт.
— Знаешь, я скучаю по таким местам, как это, — сказал Лион.
— Я знаю, что так оно и есть, — промолвила Джастина. — Смотри, какая красота…
Джастина как зачарованная смотрела вдаль. Там, внизу, была пустыня Сахара. Они долго сидели на краю обрыва, не в силах произнести ни слова от немого восторга, который охватывал их от одного только созерцания гигантских безлюдных просторов, полных ослепительно яркого песка и неба.
Джастина вспомнила стихотворение одного английского поэта, которое она учила в колледже:
Но в изумлении она лепечет:
«Ты не спишь, супруг?
Ведь небосвод, что медным был,
Смотри — в сталь обратился вдруг!
Повсюду свет!
Куда исчез песок пустыни золотой?
Сверкает, блестками горит,
Как у алжирских скал прибой,
Блестит, бушует, как поток,
Что в камнях путь себе пробил,
Горит, как зеркало.
Скорей проснись, быть может, это Нил?
Но нет, мы шли на юг…
Тогда скорее это Сенегал?
Что, если это океан,
Что катит там широкий вал?
Но все едино: там вода!
Смотри, я сбросила наряд,
Встань, господин, бежим скорее
Смыть с наших тел пустыни ад.
Купанье силы придаст нам,
Даст нам сил глоток живой воды,
В высоком замке, на горе,
Забудем странствий мы труды!
Любимый, высох мой язык!
Проснись, уж близится закат!»
«Нет… то мираж! — ответил он,
На небо бросив мрачный взгляд.
То наважденье джиннов злых…
Их дел пустыня ведь полна».
Мираж пропал.
На труп его с рыданьем бросилась жена.
Да, наверное, именно в таких местах путника, случайно попавшего сюда, посещают миражи: сельские жилища, окруженные водой, пальмовые заросли на берегах озер, реки, по которым идут расцвеченные флагами суда. Здесь усталому путешественнику чудится вода во всех видах. Воображение тешит усталую, больную душу милыми сердцу призраками: деревья, дома, люди…
Но здесь ничего нет. На самом деле есть только дьявольское море песка.
Джастине только сейчас стало ясно — надо побывать в пустыне и испытать все муки жажды, чтобы поверить в реальность существования в материальном мире призраков фата-морганы.
Слава Богу, они с Лионом взяли с собой в дальнюю прогулку на велосипедах две фляги воды, а потому опасность умереть от жажды им не грозила.
Лион вдруг как-то по-особенному пристально и внимательно посмотрел на свою жену и нежно погладил ее по обнаженной руке. Затем он придвинулся к ней поближе и поцеловал в щеку.
Они долго смотрели прямо в глаза друг другу, чувствуя прилив давно не возникавшей между ними нежности и любви.
Любовь овладела ими прямо здесь, под горячим солнцем, рядом с огромными массами изменчивого, подвижного песка, который властвовал здесь.
Джастина с наслаждением принимала ласки своего любимого, испытывая давно забытое ею чувство роскоши момента.
— Здесь такое странное небо, — шептал ей на ухо Лион, когда они занимались любовью на каменистом обрыве, — такое прекрасное, как будто оно защищает нас от чего-то изнутри. Это сила. Она сильнее всего на свете…
— Я всегда хотела бы оставаться вместе с тобой, рядом с тобой, — отвечала она. — Но я не могу… Ты стал другим… Ты не боишься быть один… один всегда… Мы уже не одно и то же… Тебе ничто не нужно… Тебе никто не нужен… Теперь ты можешь жить без меня…
Эти слова были для него такой неожиданностью, что он замер.