Здешние тюлени были куда свирепее, чем на Новогодних островах. Они не только не убегали; напротив, даже самые маленькие детеныши начинали реветь на нас и преследовали, стараясь укусить. Все это были так называемые морские котики, но ни одного морского льва с гривой мы тут не встретили.

Чтобы получше осмотреться, мы поднялись на небольшой, в 24 фута высотой, холм, на котором росли два вида трав: столь распространенный на Новогодних островах Dactytis и Ancistrum. Капитан Кук приказал водрузить здесь британский флаг и с положенной торжественностью провозгласил сии бесплодные скалы владениями его великобританского величества. Два-три ружейных выстрела закрепили церемонию. Скалы откликнулись эхом, а тюлени и пингвины, обитатели сих новых владений, затрепетали от страха и изумления! Так вставляют в корону простую гальку вместо выпавшего драгоценного камня[571].

Скалы здесь состояли из голубовато-серого сланца, залегавшего горизонтальными слоями, но у берега разрушенного. Насколько мы могли исследовать эту породу, в ней не содержалось никаких других минералов, так что и с этой точки зрения земля не способна была принести никакой пользы; словом, ее можно назвать во всех отношениях пустынной и дикой. Пробыв здесь немного, мы с добытыми тюленями, пингвинами и бакланами возвратились на корабль. Залив получил название бухта Позешн-Бей; расположена она под 54° 15' южной широты и под 37° 15' западной долготы. Находясь здесь, мы видели, как отсюда в море выносило небольшие глыбы льда, и слышали сильный треск более крупных масс, которые, видно, раскалывались в глубине бухты.

Два следующих дня мы продолжали плавать вдоль берегов и открыли ряд заливов и мысов, получивших названия в следующем порядке: бухта Камберленд, мыс Георга, бухта Ройял-Бей, мыс Шарлотты и бух­та Сандвич. Земля всюду выглядела одинаково, горы в южной части были очень высокие, и вершины делились на множество длинных скалистых пиков, напоминавших языки пламени. Господин Ходжс совершенно мастерски зарисовал сей пейзаж!

19-го мы достигли юго-восточной оконечности Южной Георгии и определили, что длина острова от 50 до 60 морских миль. Недалеко от этой оконечности, под 54°52' южной широты и 35°50' западной долготы находился утес, названный нами островом Купера[572]. Вскоре в 14 морских милях дальше к юго-востоку мы обнаружили еще одну землю, величину которой трудно было определить.

Утром 20-го мы прошли вдоль южной оконечности Георгии, покуда снова не увидели открытые 16-го Зеленые острова, и поплыли в сторону новой земли. Уже четыре дня погода стояла очень ясная и благоприятствовала открытиям; ветер был умеренный и не холодный. Однако едва мы отошли от берега, как начался туман, дождь и такой сильный ветер, что нам пришлось убрать верхние паруса. К счастью, шторм длился недолго, и к полуночи ветер стих. Новую землю, к которой мы плыли, закрывал туман, и мы из осторожности три дня лавировали.

Ненастная погода с ветром держалась и 23-го, так что для безопасности мы плыли в сторону моря, когда в 11 часов лейтенант Клерк вдруг заметил прибой едва в полумиле перед кораблем. Одновременно он увидел бакланов, которые редко заплывают дальше чем на полмили от берега. Лишь тут мы обнаружили, что в тумане незаметно обогнули землю и нам грозило кораблекрушение. В этот самый миг корабль как раз повернул от берега, в чем мы увидели хранившую нас руку провидения, тем более что туман все еще держался и ветер утих.

К вечеру погода наконец прояснилась, снова хорошо стало видно и Южную Георгию, и ту землю, которую мы обогнули. Это был небольшой остров, но окруженный множеством одиноких скал. Всю группу этих опасных скал мы назвали скалами Клерка, по имени того, кто их обнаружил. Они лежат под 55° южной широты и 34°50' западной долготы. Утром 25-го мы поплыли на восток, а затем немного южнее, чтобы наконец продвинуться на юг, прежде чем вернуться в более умеренные широты.

Считается, что всякая суша, даже самая пустынная и дикая, может служить местом пребывания человека. Покуда мы не побывали на острове [Южная] Георгия, мы ничего не могли возразить против сего мнения, ибо даже ледяные берега Огненной Земли заселены племенем людей, которые хоть чем-то, пусть и не очень сильно, превосходят неразумных животных. Однако по сравнению с Южной Георгией климат Огненной Земли можно назвать мягким, во всяком случае термометр показал разницу в 10°. К тому же там можно найти достаточно дров и кустарника, чтобы при надобности защититься от суровой погоды, обогреть себя и приготовить пищу. В Новой Георгии же совершенно нет ни деревьев, ни какого-либо другого топлива, поэтому мне представляется невозможным, чтобы люди, и не только глупые, отупевшие пессерэ, но даже самые опытные, располагающие необходимыми средствами европейцы, смогли бы там долго выдержать. Даже летом на этом острове столь ужасающе холодно, что термометр, пока мы там находились, не поднимался выше десяти делений над точкой замерзания; можно, конечно, предположить, что зимой холод здесь усиливается не в такой степени, как в нашем полушарии, но все равно разница должна составить не меньше 20—30°. Так что человек здесь может выдержать разве что летом, но зимняя стужа, если не иметь никаких средств от нее защищаться, кроме тех, что предоставляет эта земля, оказалась бы для него, без сомнения, гибельной.

Мало того, что Южная Георгия не приспособлена для жизни и по этой причине необитаема; она, видимо, и не производит ничего, способного побудить европейские корабли хоть изредка заходить туда. Морских котиков и львов, чья ворвань является предметом торговли, гораздо больше у диких берегов Южной Америки, на Фолклендских и Новогодних островах, и во всех этих местах добыча сопряжена с меньшими опасностями. Если киты нашего Северного Ледовитого океана в результате непрекращающейся охоты окажутся совершенно истреблены, то наступит время искать их в другом полушарии, где их, как известно, много. Но и с этой точки зрения бесполезно будет устремляться к Южной Георгии, покуда их можно встретить в таком большом количестве у берегов Южной Америки вплоть до Фолклендских островов. Португальцы и даже североамериканцы уже несколько лет заходят в эти места для охоты на китов. Так что если Южная Георгия когда-нибудь и понадобится роду человеческому, то сие будет еще не очень скоро, во всяком случае не раньше, чем Патагония и Огненная Земля окажутся столь густо заселены и цивилизованы, как сейчас в Северном полушарии Шотландия или Швеция.

26-го при свежем ветре и довольно ясной для здешних мест погоде мы поплыли на юг. Последние пингвины, которых мы добыли на Южной Георгии, были уже съедены, и нам пришлось опять приняться за всегдашнюю солонину. Однако мысль о скором возвращении на мыс Доброй Надежды во многом скрашивала сии тяготы. 27-го в полдень мы находились под 59 ¹/₂° южной широты и видели много глупышей (Рrоcellaria glacialis), которые в этих высоких широтах обычно являются предвестниками льда. И действительно, между 6 и 7 часами мы встретили несколько ледяных островов и много битого льда. Туманная, сырая погода в этот день помешала нам продвигаться на юг так же прямо, как до сих пор.

На другое утро мы оказались окружены большой массой льда, после полудня натолкнулись на несколько прочных ледяных полей и на массу битого льда, что, к искренней радости всех, заставило нас повернуть обратно. Команда в самом деле была по горло сыта этим суровым климатом: необходимость быть все время настороже, напряжение и работа, потребные, чтобы избегать многочисленных и порой внезапных опасностей,— все это невероятно измотало и изнурило людей. Мы прошли всего несколько миль за 60° южной широты и опять, насколько позволяли ветер, туман и льды, постепенно начали забирать к северу. У многих матросов от постоянного переохлаждения начались ревматические боли. Другие иногда надолго теряли сознание; да и как могло быть иначе, если при столь нездоровой и непитательной пище расход жизненных сил не восполнялся в должной мере? Термометр в этом месте показывал 35° [1,7°C]; такой холод наряду со снежной крупой и влажным, туманным воздухом сильно задерживал выздоровление больных.