Удалившись от моря в глубь острова мили примерно на три, мы увидели, как шагах в тридцати от нас из дома вышла молодая женщина. Насколько можно было судить с такого расстояния, чертами лица она напоминала таитянок, хотя была немного меньше ростом, одета же в кусок материи из шелковицы, который доходил ей до колен. Подойти к ней поближе мы не могли, поскольку она убежала от нас в гору, и ее земляки всевозможными знаками дали нам понять, чтобы мы повернули назад. Когда мы этого не сделали, они, казалось, очень забеспокоились и стали выражать недовольство. Правда, доктор Спаррман и я с собранными нами растениями действительно пошли обратно, но господин Паттен и остальные прошли еще мили две. Однако они не нашли ничего нового и не добрались даже до горной вершины; от места, с которого мы повернули обратно, до нее оставалось еще мили три, и дорога к ней на вид была еще круче, чем внизу.
Там, куда мы пришли, земля казалась тучной и плодородной; это подтверждали и часто встречавшиеся плантации, и множество плодовых деревьев, которые превосходно здесь росли. Однако на высоком берегу ручья стало видно, что эта хорошая почва образует лишь верхний слой земли; под ним проступали голые скалы, состоявшие частью из лавовых пород, частью же насыщенные белыми и зеленоватыми зернами шерла[400]. Так что с точки зрения породы эти острова походили на острова Общества и, видимо, тоже возникли благодаря вулканической деятельности.
Возле хижин мы часто видели свиней, больших кур и крыс; на деревьях обитали всевозможные мелкие птицы, подобные тем, что мы встречали на Таити и на островах Общества, хотя и не в таком количестве и не такие разнообразные. В общем и целом Маркизские острова напоминали острова Общества, здесь не хватало разве что живописных равнин да коралловых рифов, которые на островах Общества образуют столь надежные гавани.
Здешние жители внешним видом, обычаями, языком также сходны с обитателями островов Общества более, чем какой-либо другой народ в Южном море. Самое существенное различие, которое мы смогли найти между ними, состояло в том, что здесь туземцы были не такие чистоплотные. Таитяне и их соседи по островам Общества, наверное, самый чистоплотный народ на земле. Они купаются по два-три раза в день, моют руки и лицо как до, так и после еды. Жители Маркизских островов мылись и купались не так часто, да и в приготовлении нищи были гораздо более небрежны. Зато они чистоплотнее жителей островов Общества в другом: если на Таити все тропинки отмечены свидетельствами хорошего пищеварения, то здесь нечистоты оставляют неглубоко, но тщательно засыпают, как это делают кошки. Правда, на Таити в этом смысле полагаются на крыс, которые охотно поедают нечистоты; там вообще не видят в этом ничего плохого и не считают нечистоплотностью, если повсюду лежат испражнения. Более того, даже Тупайя (наверное, один из самых рассудительных людей на Таити), увидев в Батавии [Джакарта] при каждом доме особый покой для отправления нужды, сказал, что «вам, европейцам, не следовало бы быть такими брезгливыми!».
На Маркизских островах встречаются те же плоды и овощи, что и на Таити, за исключением таитянского яблока (Spondias), зато плоды хлебного дерева здесь крупнее и вкуснее, чем где бы то ни было. Достигнув полной зрелости, они становятся мягкими, как яичный сыр, и такими же приторными, так что мы с трудом могли их есть. Этот плод составляет главный предмет питания у местных жителей. Они обычно поджаривают его над огнем и реже запекают в земле. Когда плоды готовы, их высыпают в деревянное корыто, обычно служащее для корма свиней, и там оставляют в воде размокать, а затем эту кашу, или гущу, черпают руками. Они также делают из этих плодов сбродившее тесто и приготовляют из него то же кислое блюдо, которым столь любит лакомиться таитянская знать. Кроме растительной пищи они не едят почти ничего, хотя у них есть свиньи и куры. Иногда они ловят рыбу. Пьют воду, поскольку кокосовые орехи здесь редкость, по крайней мере в тех местах, где мы побывали. Но поскольку у них есть и перечный корень (который в числе прочего служит тут знаком миролюбия), можно предположить, что они умеют изготовлять из него тот же опьяняющий напиток, что и на других островах.
Вернувшись на корабль, мы увидели, что он окружен множеством каноэ, в которых привезли из разных мест на продажу свиней и большое количество бананов. Страх, вызванный причиненным нами насилием, был уже забыт, и многие поднялись на борт. Они с удовольствием вступали в беседу и были необычайно довольны всем, что видели на корабле. Недавнее происшествие было настолько забыто, что некоторые даже опять начали воровать при всякой возможности, но, будучи застигнуты, возвращали украденное без малейшего промедления. Часто они танцевали на палубе, к удовольствию матросов, и их танцы совершенно напоминали таитянские. Оказалось, что и музыка у них примерно такая же, особенно когда они били в барабаны, похожие на те, что мы видели и приобрели на Таити. Каноэ у них были маленькие и напоминали таитянские. На носовой части обычно вертикально возвышалось грубо вырезанное из дерева изображение человеческого лица. Паруса из циновок были, треугольные, кверху широкие, лопасти весел из твердого дерева, короткие, внизу заостренные, а сверху снабженные головкой.
После полудня я остался на борту, чтобы привести в порядок собранные коллекции. Вечером вернулись и другие. Всю вторую половину дня они занимались обследованием двух бухт к югу от нашей гавани, однако нашли, что оба места не подходят для якорной стоянки, ибо во время бури здесь нет достаточной защиты от воли, а высадка и погрузка весьма опасны из-за высокого прибоя. Все же их труды были вознаграждены закупкой продовольствия, в том числе нескольких свиней. Жители там вели себя не так сдержанно, как в нашей гавани. Среди них нашлись и женщины, с которыми матросы скоро завели знакомство, так как многие из них оказались не менее услужливы, чем на других островах Южного моря. Они были ростом меньше мужчин, но очень пропорционально сложены. Некоторые фигурой и чертами лица напоминали красивых знатных таитянок. Цветом кожи они в общем не отличались от простонародья островов Общества, но у них не было татуировок, распространенных здесь лишь среди мужчин и совершенно их обезображивающих. Одна из самых милых девушек позволила господину Ходжсу себя зарисовать, и очень похожая гравюра на меди с этого рисунка помещена в сообщении капитана Кука об этом плавании[401].Все они были в одеждах из шелковичной коры. Материя, однако, была не так разнообразна, как на Таити, и ее было не так много. Здесь не обертывали вокруг тела несколько кусков, как это обычно делали любители роскоши из числа таитянской знати, а надевали лишь единственный ахау, то есть плащ, спускавшийся с плеч до колен. На шее они иногда носили несколько простых шнурков, не представлявших собой особого украшения. Других украшений мы здесь не видели.
Когда наши люди собирались возвращаться на корабль, один из матросов за нерасторопность получил от капитана несколько тумаков. Эту мелочь не стоило бы здесь упоминать, если бы она не привлекла внимание туземцев. Они закричали: «Тапе-а-хаи те теина!», что значило: «Он бьет своего брата!» Мы имели уже возможность убедиться, что им известна разница между капитаном и его подчиненными; однако из этих слов можно было заключить, что они всех нас считают братьями. Очевидно, сами себя они тоже считают братьями, весь народ — одной семьей, а короля — как бы лишь старшим в ней. Поскольку они еще не достигли такой степени цивилизации, как жители Таити, им пока неизвестны сословные различия и иерархия. Их политическое устройство еще не приобрело определенной монархической формы. Возделывание земли здесь требует больше труда, чем на Таити, отсюда, видимо, и различие между гражданским устройством этих двух народов. Дело в том, что, поскольку получить здесь средства пропитания труднее, чем там, роскошь оказывается не так доступна, и между людьми сохраняется больше равенства. Это подтверждается хотя бы тем, что, насколько мы видели, королю Хону не оказывается ни особых почестей, ни предпочтения. Он пришел к нам на другой день после нашего прибытия. Все его преимущество состояло, казалось, в том, что он был более одет, нежели большинство других, которые, то ли по склонности, то ли из лени, ходили нагишом в этом счастливом тропическом климате, по существу позволявшем обходиться вообще без одежды.
