Это был аверс. Давайте взглянем на реверс азефовщины.

Секретным сотрудником Департамента полиции Азефом Е.Ф. руководили столпы политического сыска Империи Ратаев Л.А., Зубатов С.В., Рачковский П.И., Герасимов

А.В., которые, кроме собственного интеллекта, располагали практически всем ресурсом Департамента полиции МВД Российской Империи.

При таком раскладе утверждения, якобы, в Департамент не поступали сведения о причастности Азефа к организации террора, выглядят неубедительно: неформалы-террористы получили девять(!!!) сообщений о провокаторстве Азефа, а оплот самодержавия — МВД — о террористе Ефно Фишелевиче ни одного доноса не получало!!!

Это нонсенс(!), так как сущность сыщика, как, впрочем, и революционера-нелегала, — подозревать всех и всё ставить под сомнение; проверять и перепроверять всякого, имеющего отношение к делу розыска и революции, а выводы делать на основе всестороннего анализа полученных сведений.

Некоторые авторы утверждают, что сексот-революционер Азеф своим иудейским лицемерием завоевал полное доверие, а порою даже искреннее расположение как сыщиков, так и революционеров и даже умудрился скрыть от тех и других свою истинную роль в революционном движении.

Быть может, и так.

Однако мне отчего-то, кажется, что до марта 1903 года, то есть до судьбоносной явки, на которой Зубатов с Лопухиным по сути загнали Азефа в угол, заставив его сдать Гершуни и возглавить БО, Ефно Фишелевич более-менее честно сотрудничал с охранкой. А поняв свою обречённость, он начал банально шантажировать своих сыскных начальников.

Судите сами: столь высокопоставленный сыщик, ну предположим, как Зубатов, получает донос, что состоящий у него на личной связи сексот Азеф является организатором убийства министра внутренних дел Плеве. Понятное дело, Сергей Васильевич, с учётом его прежних трений с убиенным Вячеславом Константиновичем чешет затылок, соображая: как лично он будет выглядеть в этой ситуации!!! Угадайте с трёх раз, что предпримет Зубатов: привлечёт Азефа к суду за убийство Плеве; сделает всё, чтобы этот донос ни при каких обстоятельствах не стал известен третьим лицам, а доносчик потерялся в лабиринтах революции; или.

Да, собственно говоря, ничто не мешало Азефу намекнуть Зубатову, что все, мол, Серёга, под Богом ходим. Лоб у Сергея Васильевича не железный, и обуянный грустными думами о бренности своей, Зубатов, вероятно, от греха подальше передал столь информативного агента «Раскина» на связь заведовавшему заграничной агентурой Ратаеву.

Как уж в этом плане складывались отношения между Евно Фишелевичем и Леонидом Александровичем, остаётся только догадываться, а вот ситуация с Рачковским — ну прямо перед глазами стоит!

Представьте себе, что на одной из явок Евно Фишелевич, эдак по-дружески разоткровенничавшись, сетует Петру Ивановичу, что этот чёртов ЦК поручил ему, Азефу, организовать убийство Рачковского! И жизнь проклятая ставит перед ним выбор: убить старинного друга-благодетеля Петра Ивановича либо не исполнить приказа ЦК, подвергнув себя смертельному риску. В ответ Рачковский, пряча за снисходительной улыбочкой животный ужас от услышанного приговора, похлопывает Евно Фишелевича по плечу, успокаивая, мол, не печалься, всё образуется. А с явки, понимая реальность угрозы, бежит куда глаза глядят! Даже избегает встреч с особо ценным агентом, ибо с учётом судьбины Судейкина понимает, что на явке его легче лёгкого убить.

Издревле на Руси знают: лиха беда начало, есть дыра — будет и прореха.

Будучи задержанным с поличным Герасимовым, Азеф на помощь призвал Рачковского.

Сергей Васильевич был в подчинении Петра Ивановича, и аудиенция логичнее выглядела бы в апартаментах последнего. Однако, поняв, о ком речь идёт, Рачковский по вызову Герасимова позабыл о субординации и за 15 минут с Фонтанки на Мойку[310] примчал.

В мемуарах Сергея Васильевича мы видим лицедейство: два лицемера развели хитрована, убедив последнего, что в лице Евно Фишелевича «…для постановки центральной агентуры открываются весьма благоприятные перспективы…».

Дальше — больше, Азеф мог без обиняков заявить Герасимову:

— Да! Я руководитель БО ПСР, которому ЦК поручил убить Вас, дорогой Александр Васильевич, а до кучи ещё и премьера Столыпина, ну и самодержца нашего Николая, свет, Александрыча! И даже если я откажусь от этих заданий, или не дай Бог со мною что-нибудь случится — руководителем БО будет назначен Савинков или кто другой, и тогда Вас, дорогой господин подполковник, уж точно ничто не спасёт.

А пока есть варианты.

Я как руководитель БО и член ЦК ПСР имею возможность, как говорится, из первых рук получать сведения о деятельности этого ОПС. Могу расстраивать отдельные планы, оберегая Вас лично, ну и премьера с царём-батюшкой, само собою, разумеется. Но и Вы меня правильно поймите, господин Герасимов. Если БО под моим чутким руководством не добьётся значительных результатов в деле террора, то меня в лучшем случае просто отстранят, ну а в худшем, не дай Бог, конечно, казнят как провокатора.

Так что давайте совместно принимать решения, кого из сановников, ну и само собою из ЦК и БО ПСР, оберегать неустанно, а кого и на заклание отдать.

Из мемуаров усматривается, что каждое мало-мальское решение Сергей Васильевич согласовывал с Петром Аркадьевичем.

Каков алгоритм решений у Герасимова и Столыпина?

Привлечь Азефа к суду по обвинению в терроризме? А вдруг Евно Фишелевич заявит о своём давнем сотрудничестве с Департаментом, предъявит доказательства, что пошёл на это, как Клеточников, по заданию революционеров! А отдельные террористические акты с ведома партийных сотоварищей согласовывал с полицейскими начальниками! Убийства же генерала Сильвестрова, министра Плеве, покушение на самого Столыпина и ряд других сановников и вовсе совершены по прямым указаниям Рачковского и Зубатова!

Столыпин во избежание компрометации самодержавия отказался от привлечения к ответственности экс-министра Витте за выдачу террористам сведений о маршруте царя. Так мог ли Пётр Аркадьевич летом 1906 года допустить скандал с Азефом?

Думаю, вряд ли!

Можно было просто убить Евно Фишелевича, не велика потеря. Но опять-таки на карту поставлена не просто репутация самодержавия, но и жизнь себя, любимого! А в предложении Азефа есть резон — пока он цел и мы живы. С нами что случится — и ему несдобровать.

Вот такая сыскная диффузия случилась при режиссуре загнанного в угол секретного сотрудника Департамента полиции Евно Фишелевича, который, как писал Зубатов Спиридовичу в 1916 году, «… едва ли находил равновеликий себе персонаж среди его казенных руководителей»,[311] воспользовавшись таким превосходством, сделал своих полицейских начальников соучастниками преступлений, совершённых БО ПСР.

Да, в корону российского сыска закрались меланиты азефы-дегаевы-гапоны. Это верно. Как верно и то, что её золотые и серебряные кружева были усыпаны бриллиантами, жемчугами и шпинелем[312], коих, по различным данным, в период с 1880 по 1917 годы было порядка 10–40 тысяч.[313]

Одним из таких бриллиантов по праву была воспитанница Смольного института, дочь армейского полковника Зинаида Фёдоровна Гернгросс (в замужестве Жуженко).

В двадцать лет Зина пришла на приём к Семякину и озадачила видавшего виды жандарма наивно-искренним предложением своих услуг Департаменту полиции. Было это аккурат в 1893 году, то есть в период, когда Георгий Константинович рассматривал «Дело сотрудника из кастрюли».

После соответствующей проверки Зинаида Фёдоровна была зачислена секретным сотрудником Московского Охранного отделения и служила под началом Зубатова С.П., сыгравшего существенную роль в становлении секретного сотрудника «Михеева». Именно под этим псевдонимом служила Гернгросс.