Первым предательством Клеточникова стала выдача Михайлову секретных сотрудников Третьего отделения Николая Васильевича Рейнштейна и его жены Татьяны, с которыми Николай Васильевич познакомился в период проживания у Кутузовой и поддерживал с ними приятельские отношения.
В повести «Тайна клеёнчатой тетради», воспевший «подвиг Клеточникова» Савченко В.И. душевные переживания своего героя описал так: «Он стал ожидать известия о гибели Николки и ждал его с болезненным чувством. Мысль, что и он должен будет считать себя причастным к гибели Николки, если Николка будет убит, сильно смущала».[202]
26 февраля 1879 года террористы Попов М.Р. и Шмеман Н.В. в Москве совершили убийство агента, пришпилив к его платью записку: «Николай Васильев Рейнштейн, изменник, шпион, осужден и казнен русскими социалистами-революционерами; смерть иудам-предателям!».
Клеточников сообщал народовольцам сведения о готовящихся оперативно-розыскных мероприятиях в отношении Ордынцева, Веймара, полковника Петлена, банкира Анненскова, сестёр Баград[203] и других.
Так, ещё до утверждения Кирилловым плана обыска у князя Александра Дмитриевича Мурузи (1807–1880) на Литейном 54, Клеточников слил информацию Михайлову. Естественно, жандармы ничего не нашли, и Кириллов, заподозрив измену, поручил коллежскому асессору Цветкову провести служебное расследование. Тот установил, что доступ к названным сведениям имели Ефимов и Клеточников. Однако дальше этого дело не пошло по причине отсутствия улик.
Сам факт вышеуказанной проверки заставил Клеточникова призадуматься о происходящем и прийти к выводу, что он рискует забесплатно! Наблюдательный Михайлов заметив перемены в своём агенте, поинтересовался, не хочет ли он прервать их отношения. Николай Васильевич стал упрекать Александра Дмитриевича в неисполнении обязательств в части оплаты его риска. Михайлов согласился платить, но предупредил, что за отступничество Клеточникова постигнет смерть. После этого Николай Васильевич указал на Дойлидову как на секретного сотрудника, освещавшего деятельность Плеханова.[204]
За период службы в Охранке Клеточников, помимо планируемых ОРМ, выдал 332[205] секретных сотрудника! ряд из которых (С. Прейм, Г. Финогенов, В. Барановский, А. Жарков, Т. Курилов, Н. Шарашкин) был казнён народовольцами.
А вообще об обречённых на смерть предаваемых им секретных сотрудниках Николай Васильевич говорил так: «…он этих господ как бы и не замечает, как не замечаем мы окружающий нас мир микробов, хотя прекрасно знаем, что он существует…».[206]
Звезда первой величины…
…именно так историк Павел Елисеевич Щёголев (1877–1931) назвал единственного выжившего после убийства Александра II народовольца. При этом в январе 1925 года Щёголев Верховному Суду РСФСР заявил: «…В середине ноября 1880 года Окладский был патентованным предателем, человеком, который в любой момент готов перестукиваться с кем угодно, опознавать и выдавать кого угодно.».
Окладский И.Ф. (1859-192?)
Из обвинительного акта: «Окладский, Иван Федорович, он же Иванов, он же Александров, он же Петровский, происходит из крестьян деревни Оклад Новоржевского уезда Псковской губернии, женатый, окончивший два класса городского училища, по профессии электромеханик, служивший до ареста на заводе «Красная заря» в должности механика для лабораторных изысканий, бывший член террористической организации партии «Народная воля», привлекавшийся по политическим делам к ответственности и судившийся в 1880 году Петербургским военноокружным судом по «процессу шестнадцати», коим признанный виновным в покушении на жизнь Александра II, произведенном под городом Александровском, приговоренный к смертной казни через повешение…».
Только не указано в обвинении, что с Желябовым Ваня познакомился в Одессе ещё пятнадцатилетним мальчишкой, уже в ту пору являющимся членом Южно-Русского союза рабочих. С 1874 года Окладский вёл активную революционно-террористическую деятельность. И на суде держался молодцом: 31 октября 1880 года в последнем слове гордо заявил, что не просит снисхождения, и если суд смягчит ему приговор, то он примет это за оскорбление. Суд учёл это пожелание и приговорил Окладского вместе с Александром Квятковским, Андреем Пресняковым, Степаном Ширяевым и Яковом Тихоновым к смертной казни через повешение, а остальных — к каторге.
03 ноября 1881 года руководитель личной охраны Императора Петр Александрович Черевин из Ливадии телеграфировал главе МВД Михаилу Тариеловичу Лорис-Меликову, что 02 ноября Александр III приказал Окладскому, Ширяеву и Тихонову смертную казнь заменить бессрочной каторгою.
Квятковский и Пресняков были казнены в Петропавловской крепости, где в ночь с 3 на 4 ноября в камере смертников ожидающего казни Окладского навестил начальник Петербургского губернского жандармского управления генерал-майор Комаров А.В.
Что и как говорил несомненно талантливый 54-летний руководитель политического сыска считавшему себя обречённым на смерть 21-летнему пареньку, мы никогда не узнаем. Известен результат: Окладский в обмен на жизнь себя любимого оказал содействие жандармам в розыске, арестах и изобличению участников покушения на Александра II, а также известных ему активистов «Народной воли», таких как А. Желябов, А. Баранников, Н. Колодкевич, С. Златопольский, М.Тригони и др.
Коса на камень…
Известная террористка Прасковья Семёновна Ивановская (1852–1935) свидетельствовала: «В 1881 году Н.Клеточников передал Исполнительному комитету партии "Н.В." объёмистую тетрадь с обширнейшими предательскими показаниями Окладского».
Передавая эту клеёнчатую тетрадку, не ведал Николай Васильевич, какую роль Окладский сыграл в его собственной судьбине!
Дело в том, что после ареста 28 ноября 1880 года А.Д. Михайлова Клеточников передавал свои предательские сообщения члену Исполнительного Комитета «Народной Воли» А.И. Баранникову. Тому самому, коего Ваня Окладский сдал жандармам. 24 января 1881 года Александра Ивановича арестовали. Баранникова Клеточников знал только по псевдониму «Алафузов» и поэтому ничего не ведал о провале своего оператора. 25 января Николай Васильевич с очередным доносом спокойно отправился на квартиру к Баранникову, и как кур в ощип попал в объятия родной нашей полиции!
Усугубил конфуз тот факт, что 26 января жандармы из почтового ящика Клеточникова извлекли письмо, написанное Андреем Желябовым…
Только будучи задержанным, Николай Васильевич узнал настоящие фамилии Михайлова и Баранникова. Такое недоверие конспираторов оскорбило Клеточникова до глубины души! И в порыве негодования он дал признательные показания, изложив своим каллиграфическим почерком всё, что ему было известно: кому, когда, где и какие сведения он передавал и сколько, когда, от кого и где получал за это деньги.[207]
После этого на одной из прогулок по тюремному дворику Клеточникову передали записку, в которой была угроза убийством в случае его признания. Опасаясь подельников, на суде Николай Васильевич пытался оправдать своё предательство неприязнью к деятельности сыщиков. «… Что это за люди. Они готовы за деньги отца родного продать, выдумать на человека какую угодно небылицу лишь бы написать донос и получить награду. Я возненавидел это отвратительное учреждение и стал подрывать его деятельность, предупреждал, кого только мог об обысках, а потом когда познакомился с революционерами, передавал им подробные сведения».
Этот пафос был разоблачён собственноручными показаниями Клеточникова и другими доказательствами.