— Тебя потому мутит, что у тебя организм токсикозный! — однажды серьезно заявил Никоша.
Шеф вытаращил глаза:
— Как у беременной бабы, что ли?
— Почти, — невозмутимо кивнул Николай. — Ты давно отравился никотином и спиртом. А от курева знаешь чего бывает? Самый настоящий рак!
— Чего бывает?! — грозно приподнялся со стула босс. — Ты говори, Колян, да не забывайся! Предсказатель! Прорицатель хренов!
Никоша притворился, что испугался, и замахал руками:
— Шуток не понимаешь? Чего ты паникуешь? Ну, сблевал разок-другой по пьяни! Велика важность! А психуешь так, будто и впрямь раком заболел!
Малышев погрозил ему кулаком, и Никоша с громким хохотом выкатился из кабинета. Но вечером заглянул к начальнику с лукавой физиономией:
— Привет, шеф! Видишь — тебя опять смешали с говном!
— Что?! — грозно спросил Григорий. — Ну, и надоел ты, Колян! Как чирей на заднице!
Хитрый Никоша сделал вид, что ничего не услышал:
— Объясняю тебе, шеф, как туповатому! У тебя инициалы Г. В. Вот, смотри, письмишко пришло, адресованное "Малышеву Г. В.". Геве — говно, Малышев — говно!
— Катись, идиот! — гавкнул Григорий. — И к Любке больше не приставай!
— Да ладно, что она, тобой купленная? — ласково промурлыкал Никоша. — А тут ко мне на улице подошла вчера одна шлюха мордастенькая и стала жаловаться на жизнь. В словах спьяну путается. Говорит, ихний этот, как его, спонсор… Задумалась. Нет, не спонсор, а сутенер, точно, вспомнила, наконец! Так вот он их заставляет за сутки работать с шестьюдесятью клиентами и учит только сосать! Они жалуются: ни в писку, ни в попку, а лишь сосать! И в сутки — по шестьдесят клиентов! Представляешь, шеф, какая у них жуткая жизнь? Жалко девок, правда? Ни за что пропадают!
— Вон! — заорал Григорий.
Никоша заржал и исчез, тихо и бережно закрыв за собой дверь.
После того нападения Малышев стал более осмотрительным и часто автоматически проводил по еле заметному шраму на носу. Словно проверял, на месте ли памятный след. Забавно, точно так же почему-то делал Илья…
— Я слишком быстро уехал, — виновато признался он. — Но я не мог больше там быть. Мне надо было учиться…
— Я что, высказывал претензии? — хмыкнул Малышев. — Твоя личная кузина, в конце концов… А следующим летом она приехала в Москву поступать в университет?
— Да, — кивнул Илья. — Свалилась мне на голову, поскольку я сам тогда не знал, что делать и куда податься…
Он до того замучился и устал, что даже забыл о приезде Инги. Они практически не переписывались, писали в основном мать и изредка тетка, к письмам которой делали коротенькие приписки дядька и сестра.
Письма все до одного были подозрительно ровные, гладкие, как озерная поверхность, оптимистичные… Все у них хорошо, даже отлично. Дела идут на лад, никто не болеет, Инга работает в газете, очень довольна… Тетке полегчело, получшало с позвоночником…
"С чего бы это вдруг? — недоверчиво, скептически хмыкал Илья. — У матери тоже все в полном порядке. Ну и дела… Какой там порядок, если она, выбиваясь из последних сил, сумела прислать мне денег лишь на самую плохонькую и дешевую куртку на всем Черкизовском рынке…"
Сколько себя помнил Илья, ему постоянно хотелось есть. Дары и подношения доброй соседки быстро закончились, потому что Илюшка вырос, тискать себя не позволял ни на каких, даже самых выгодных условиях (он считал это унизительным), а потом начал хулиганить, разбивать окна мячом, драться с окрестными парнями…
Он заявлялся домой грязный, всклокоченный, часто в рваных штанах и рубахе, с синяками и кровоподтеками на коленях, ссадинами на локтях и фонарями под глазами. Мать голосила и плакала, а толстая добрая бездетная соседка мучительно тосковала по тому розово-белому, как пастила, бутузу, которым был Илюша лет десять-двенадцать назад, и ужасалась, в какое чудище превратилось глазастенькое бэби, пахнущее молоком… Но обратного хода не придумали, и соседке приходилось переживать в одиночку и кормить вкусными и сытными обедами своего равнодушного ко всему на свете, кроме обувных колодок, мужа. От него несло кожей и еще какой-то дрянью, необходимой в сапожном ремесле, с улицы доносились пронзительные детские голоса, за стеной что-то бубнил зачем-то выросший Илюша, очевидно, готовил уроки… И сердце его былой спонсорши начинало болеть по-настоящему…
Несмотря на нехорошую привычку к голоду и непрерывно сосущий желудок, Илья работать за компьютером не переставал, делая именно на него основную жизненную ставку. Начал он с сайтов знакомых ему людей, например, великого поэта Охлынина, а потом, натренировавшись и увлекшись, пошел портить и взламывать все подряд, какие получалось. Ему доставляло немалое наслаждение напакостить людям, здорово потрепать нервы, заставить беситься и тратить деньги на мастеров и защиты… А не надо быть лопухами! В основном все сами виноваты в том, что разрешали слишком легко проникнуть на свои серверы, часто даже оставляя открытыми пароли. За свое ротозейство нужно расплачиваться!
Лидочка сидела с поджатыми ножками на кровати и привычно перелистывала журналы, презрительно выпятив нижнюю губу.
Потом Илья придумал себе новое развлечение — составил для компьютера программу "Автоматическое создание романов". Он вводил в компьютер весь алфавит, давал задание перемешать буквы и составить слоги. Что в результате выходило? "Роман" страниц на пятнадцать по такому образцу: "укенол мит лод в савдит йцфыч и щитдье е нееолдж кенен геуосмить…"
Лидочка смеялась и круглой толстой пяточкой щекотала Илюшу в низу живота.
Для чего понадобилась Илье эта дурацкая программа? Он объяснял новое увлечение так: "Изучаю подобным образом флюктуацию как явление". А еще пытался выискать: вдруг получилось что-нибудь с более-менее приемлемым смыслом? И нашел! Среди ахинеи на двадцати страницах обнаружил случайно получившееся сочетание: "я ем чипс". Как же он ликовал!
— Вот дурачок! — фыркала Лидочка.
Он никогда на нее не обижался.
На лето, после сессии, Лидочка предложила съездить в Дубну к ее родителям. Недели на две. Сколько они сумеют выдержать друг друга.
Илья насторожился. Знакомство с потенциальными тестем и тещей ему вовсе не улыбалось. Но Лидочка, без труда разгадав его тревоги и настроения, постаралась успокоить:
— Я сама с предками рядом долго не выдерживаю. А выходить за тебя замуж… Ты прости, Ил, но какой из тебя муж? Ты пока, самолетик, годишься только на ночь.
Илья одновременно и обрадовался, и оскорбился.
— Да, — проворчал он, — нынче любая деваха мечтает о муже с мордой Алена Делона, фигурой Шварценнегера, кошельком Форда и интеллектом Эйнштейна.
Лидочка хихикнула.
Но недоверчивый и подозрительный от природы Илья поверил Молекуле не до конца. Он жил с неизменной излишней настороженностью, на каждом шагу опасаясь трений и обид. По неопытности Илюша не понимал, что в основном все человеческие обиды объясняются просто — ни один человек не переносит в окружающих характерных черт и особенностей, несвойственных ему самому. Правдивые не выносят вранья, застенчивые — наглости, смелые — робости.
Илья собирался летом проведать мать и поэтому предложил подруге сначала съездить в Дубну, а потом — в Краснодар. Лидочка весело согласилась.
И тут Илюша вспомнил о сестре… Точнее, ему о ней напомнила телеграмма дядьки, сообщившего, что Инга вылетает в Москву в конце июня. Планирует поступать на журфак МГУ. У нее немало публикаций в местной газете и уже кое-какой опыт работы в редакции.
Илья схватился за голову. Кузина в его нынешние планы никак не входила.
— Что будем делать? — на всякий случай справился он у Лидочки.
— Плевать! — флегматично отозвалась подруга.
— А плевать откуда — из Дубны или из Краснодара?
— Сначала отсюда, а потом оттуда. Твоя сестрица прекрасно сдаст экзамены и без тебя. Ты же ей шпаргалки писать не собираешься! А к сентябрю, самолетик, мы вернемся, и вы сольетесь в братски-сестринских объятьях! Ага?
