— Ну, извини, друг! — вздохнул, ничуть не смутившись, пловец и вновь окинул Ингу голодным взором. Лишь теперь до нее дошло, как опасны, страшны и заманивающе привлекательны эти мужские гляделки, от которых внезапно похолодел живот и замер в каком-то нехорошем ожидании. — Я ведь подумал, что раз девка гарная и свободно и хорошо дает везде и всюду, то, поди, тех еще правил! Без комплексов! Не подумал, что вы пока в одной цепочке. Неужто ты влюблен? В эту телку?! Ну и дурак! С такими коровами хорошо только трахаться. В море, на песке и в лесочке. Надумаешь ее освободить от себя, свистни! Я тотчас займу твое место. Салют, фаворит!
Пловец взмахнул над водой мускулистой, темной от загара рукой и пошел изящным профессиональным кролем к берегу.
Инга обиделась почти до слез.
— Что он тут нес обо мне?.. — пролепетала она. — Я что, действительно девка?..
— Ну, не пацан ведь! — логично заметил Павел, лениво и умиротворенно лаская ее грудь.
— А почему корова? — оскорбленно продолжала Инга. — Разве я такая толстая?
Она искоса осмотрела под водой свое голое плотное и красивое тело.
— Хорошо сформированная! Развитая! — уточнил Павел. — Хотя с возрастом ты вполне можешь раздобреть, у тебя к этому явная склонность. Мать у тебя тоже полная?
— Да нет… — пробормотала Инга. — Я толще… Она болеет много, у нее больной позвоночник.
— Значит, ты пошла в какую-нибудь бабку, — определил Павел. — Сейчас позагораем, потом где-нибудь перекусим, а затем найдем себе укромное местечко на бережку, чтобы потрахаться снова. Очень хочется уже сейчас.
— А купальник? — завизжала Инга. — Как я выйду на пляж?! И как объясню родителям пропажу уже второго купальника?!
— Так ты сама виновата! Я предупреждал, держи его крепче! — равнодушно хмыкнул Павел. — Не мне ведь его охранять. Твои шмотки — ты о них и заботься! Ладно, не парься! Купальник я тебе куплю. Даже два. Прямо сегодня. А на пляж выйдешь, в чем мать родила… — Он хитро покосился на Ингу. — Во будет эффект! Разорвавшейся секс-бомбы! Даже интересно!
— Нет! — истерически затрясла головой Инга. — Ни за что! Лучше утонуть! Плыви один, а я останусь здесь навсегда!
— Но ведь тогда к тебе сразу приклеится тот парень, что ждет не дождется нашего расставания! — резонно заметил Павел. — И, подозреваю, приведет за собой в море целую стаю таких же молодых игреливых бугаев-китов, которые тебя так просто на берег не выпустят! Тогда ты сама будешь рваться туда в любом виде, только шиш! Сначала они хорошенько тебя понасилуют вместе и поодиночке, оттрахают по высшему разряду, так что ты вдоволь наорешься и наплачешься от боли, а уж потом решат, что с тобой делать дальше. Боюсь, что они тебя на свободу больше не отпустят, а заберут с собой в свой палаточный лагерь. Наверняка у них раскинут где-нибудь поблизости. И будут там с тобой забавляться сутками напролет, передавая от одного к другому, пока тебя не найдет и не освободит милиция. Если, конечно, ты, чаровница, сумеешь уцелеть до времени своего освобождения.
Инга слушала его в ужасе.
— А разве… это бывает так больно?.. — робко спросила она.
Павел снова зашелся хохотом:
— Да, все-таки я прав: ты головой сильно хромая! А ты думала, это всегда так сладко, как сейчас со мной? Нет, эта медалька о двух сильно разных сторонах. Попробуешь — узнаешь, какое это сомнительное удовольствие: лежать подряд под разными мужиками много часов подряд! Взвоешь как пожарная машина! Небо с овчинку покажется! Это наука жизни, которой ты абсолютно не знаешь. Постигай, пока я рядом! Прислушивайся!
— Не бросай меня! — вцепилась в него перепуганная Инга. — Я поплыву с тобой на берег! Я пойду голая, я согласна!.. Только не оставляй меня одну!
— Да что ты так испугалась? — поглаживая ее, слегка удивился Павел. — Я не совсем последняя скотина! И не собирался тебя бросать. Это ты не хотела плыть к берегу. Вот я и обрисовал тебе картину во всех подробностях и нюансах. Ладно, не парься! Ты близко к пляжу можешь не подплывать. Я выйду, возьму твой сарафан и вернусь к тебе с ним. Правда, в мокром сарафане ты все равно будешь абсолютно голой и необыкновенно прелестной и заманчивой, зато тебя спасет ложное сознание, будто на тебе что-то надето. Жди меня здесь! Никуда не уплывай!
И Павел стремительно поплыл к берегу. Инга ждала его, в страхе озираясь, приготовившись дать отпор в случае необходимости, хотя совершенно не представляла, что она сможет противопоставить насильникам. Буду громко орать, решила Инга. Люди услышат, вон как их много вокруг…
Орать, к счастью, не пришлось. Павел вскоре вернулся с сарафаном, и радостная, ликующая Инга вышла на пляж в мокром, облепившем ее тело сарафане. Мужчины провожали ее внимательными нехорошими взглядами. Ей показалось, что она заметила и пловца, по-волчьи зыркнувшего на нее узкими зелеными глазами. Но, возможно, это ей только почудилось.
Тонкий сарафан быстро высох под горячим солнцем, и они с Павлом отправились покупать купальники и обедать. А потом… Потом началось настоящее сумасшествие. Павел обладал потрясающим умением находить укромные, зеленые, спрятанные от людского внимания уголки чуть ли не в центре города, где можно было делать, что угодно. А угодно им было сейчас лишь одно… Он таскал ее на озеро Утриш и в долину Сукко.
— Отличное название! — хохотал Павел. — Уникально подходит тебе, чаровница, и полностью отражает твою суть!
Инга обижалась, но проглатывала оскорбление молча. Крыть было нечем…
Ей нравилось то, чем они занимались. Нравилось чересчур… Она легко и мгновенно втянулась в новую жизнь. Почти не вспоминала о родителях, и только поймав на себе встревоженный озабоченный взгляд матери или пристальный — отца, на время притихала, ненадолго задумывалась… Но моментальное размышление резво улетало прочь пухом одуванчика, не оставляя после себя никаких видимых следов.
— Стоит один раз оступиться, — смеялся Павел, — и сразу начинаешь хромать, волочить за собой больную ногу, и оступаться все больше и больше, чаще и чаще… И падать все ниже и ниже… Наука жизни. Когда человек начинает непрерывно врать, он неизбежно вынужден нагромождать одну ложь на другую. Как ты сейчас со своими родителями.
Инга прикусила губу. Да, она врет без всякой остановки. И совершенно непонятно, что произойдет с ней дальше. Посоветоваться не с кем… Да и не тянет ее ни с кем делиться подробностями.
И продолжалось это ненормальное существование на авось и житуха в постельных тонах, как посмеивался Павел.
Инга бросилась в новую жизнь, как бросаются отчаявшиеся с камнем на шее в воду. Этот камень они привязывают себе сами…
— Ты сама во всем виновата, прелестница! — нередко повторял Павел, словно стараясь вдолбить в ее голову эту мысль и освободиться от всякой ответственности.
А ответственность — штука довольно тяжелая, не всякому по силам. Именно поэтому постоянно множится число мужей-подкаблучников, которых вполне устраивает их роль. Они даже к ней усиленно стремятся, чтобы перебросить на жен тяготы жизни, заботы и все мелочи, так осложняющие наше существование.
Сегодня именно прекрасная половина человечества вызывает слесарей и маляров и ведет с ними оживленные дискуссии. Именно она торгуется на рынках, ходит на школьные собрания, сажает на дачах укроп и редиску, пропалывает грядки… Именно она выбирает мебель и школы для детей. Лечит семьи, читает газеты и слушает новости. И именно она всегда оказывается поневоле виноватой во всем. А как же иначе? Ведь к семейным делам муж непричастен, он ничего такого не сделал и сделать не мог, он неповинен, а причастность жены очевидна и бросается всем в глаза!
Инга опять молчала. Ей не хотелось осложнять едва начавшиеся отношения и пререкаться. Кроме того, она действительно виновата. Хотя кто из них виноват больше — вопрос спорный…
Но, бросаясь на траву рядом с Павлом, с удовольствием и наслаждением, о которых раньше не подозревала, Инга почему-то верила, что он собирается жениться на ней. А как же иначе? Ведь такие отношения, именуемые близкими, неизбежно ведут к свадьбе. Должны вести. Инга читала об этом. Но любовь в книгах и в жизни оказалась очень разной. И что тогда описывали прозаики и воспевали поэты?
