Оживление в зале нисколько не уменьшилось — ну разве что чуть-чуть.

— Ладно, Дот. Теперь потопаем прямиком к подземке. От этого места у меня мурашки по спине бегают.

— Нет, — отрезала Дот.

Она схватила меня за руку — ту, что без пакета — и потащила через зал к одному из зарешеченных окошек. Никто не удостаивал нас второго взгляда. Теперь мы были одеты не хуже остальных и идеально вписывались в обстановку.

Из окошка нас поприветствовала очередная молодая женщина в зеленом:

— Я мисс Гуди. Чем могу помочь?

— Мы пришли взять наши деньги, — заявила Дот.

— Сколько? — спросила мисс Гуди.

Дот повернулась ко мне.

— Что скажешь, Сид? Двадцати миллионов будет достаточно?

— Это возможно, — кивнула мисс Гуди. — Обогните стойку, и пройдем к моему столу.

Дот шагнула за женщиной, но я схватил ее за плечо.

— Какого черта, о чем ты толкуешь? — свирепо прошипел я ей в ухо.

— Просто иди следом и молчи.

Мисс Гуди подвела нас к массивному столу со стеклянной столешницей.

— Нам, естественно, понадобится фотография. И номер. — Она взяла телефонную трубку: — Даниэль, вынеси два кейса… Да, правильно. — Она открыла какую-то страницу на своем компьютере и внимательно изучила ее. — Ваш банк, — обратилась она ко мне, — банк Талера в Женеве. Ваш номер: PN68578443. Со временем вы его запомните. Вот, запишите его пока на ладони. — Она протянула мне очень симпатичную шариковую ручку. Затем назначила номер Дот.

Пока мисс Гуди проделывала все это, из двери в мраморной стене позади нее появился мужчина. Он внес два серебристых кейса и поставил их на край стола мисс Гуди передо мной и Дот.

— Спасибо, Даниэль, — кивнула женщина и повернулась к нам. — Смелее. Откройте их!

Я подтянул кейс к себе и откинул крышку. Он был полон тугих пачек новеньких, хрустящих стодолларовых банкнот. Всего тридцать пачек.

— Чудесно, — сказала Дот. — Спасибо вам огромное!

Я защелкнул кейс и поднялся.

— Нам пора, Дот.

— Еще минутку, — остановила нас мисс Гуди. — Мне нужны ваши полные имена.

— Полные имена? Зачем?

— Для швейцарских счетов. Вы получили только триста тысяч. Остальное будет на вашем банковском счете. Потребуется также фотография.

Дот дернула меня за элегантный рукав.

— Сид совсем забыл об этом, — объяснила она мисс Гуди. — Вечно он торопится. Его зовут Сидней Ксавьер Дюбоз. Д-ю-б-о-з. А я Дороти Гейл.

Я достиг точки кипения:

— Заткнись, Дот.

— Теперь фотографии… — начала мисс Гуди.

— Моей фотографии вы не получите. — Я оторвался от Дот. В правой руке я держал кейс, а пакет с одеждой сунул под мышку левой.

— Все в порядке, — сообщила мисс Гуди. — Мы воспользуемся фотографиями из модельной программы. Бегите, если спешите. Но приходите еще!

Я уже шагал по мраморному полу, новые ботинки щелкали, как метрономы. Люди расступались, пропуская меня. Я направлялся прямиком к пандусу, ведущему в подземку. Тощий мужчина с длинной сигарой с любопытством взглянул на меня, когда я проходил мимо одного из столов; я положил руку ему на грудь и пихнул так, что сбил его с ног. Он удивленно растянулся на полу, но и только; все прочие тоже ничего не сделали.

По пандусу я уже бежал трусцой. Платформа была пуста, лампочки-пузыри все так же сияли золотом, и никто не сказал бы, день сейчас или ночь. Запыхавшаяся Дот нагнала меня.

— Да что с тобой такое?! — крикнула она.

Я чувствовал себя вымотанным. Я не знал, сколько времени прошло с тех пор, как мы вломились в дом на горе.

— Что со мной? Что со всем этим?! Это не нормально! Что они с нами сделают? Это не может быть правдой, эта какая-то афера!

— Если ты считаешь, что это афера, то отдай мне кейс. Я позабочусь о нем вместо тебя, тупой неотесанный ублюдок.

Я замолчал. Я просто не знал, что сказать. Дот отвернулась и перешла на другой конец платформы, как можно дальше от меня.

Спустя пару минут из туннеля выскользнула машина, та или совсем как та, и остановилась перед нами. Дверца открылась. Я забрался внутрь немедленно, Дог влезла следом. Мы уселись рядом друг с другом в полном молчании. Дверца задвинулась, капля набрала скорость, и мы помчались с той же безумной быстротой, как и много часов назад.

Дот пыталась заговорить Со мной, но я уставился в пол. Под сиденьем валялись два фантика от жвачки, один скомканный, другой — аккуратно сложенный, как будто еще с резинкой.

Это был последний раз, когда я видел Дот. Теперь я живу во Франции, но у меня есть еще пара домов — в Мексике и Ванкувере. В Канаде я иногда хожу на автомобильные гонки, но почему-то они уже не интересуют меня так, как прежде. Я пью вино из бутылок с настоящими пробками. Мой словарный запас расширился. Я читаю книги. Я слушаю музыку без слов. Потому что, как оказалось, на мой счет в швейцарском банке поступило десять миллионов долларов. Разница между отсутствием и наличием денег оказалась куда больше, чем я мог себе представить. Они как меч, висящий над моей головой, как стена между мной и тем, кем я привык быть. Северную Калифорнию я покинул где-то через месяц: я нервничал, живя в штате, в котором по-прежнему стоял дом на Голубом Хребте.

Иногда меня тянет вернуться и проверить, действительно ли существует дверь в задней стенке шкафа.

Когда мы с Дот взобрались по бетонным ступенькам и вошли в дом, по-прежнему царила ночь. Возможно, прошла всего минута с тех пор, как мы спустились. Я прошел в гостиную, сел в деревенское кожаное кресло, взял стакан, который так недавно и так давно поставил на столик рядом, и наполнил его до краев виски. Мой кейс с тремя сотнями тысяч долларов стоял на деревянном полу рядом с креслом. На мне была одежда ценой в пару тысяч: одни ботинки наверняка стоили больше, чем месячная плата за любую квартиру из тех, которые я снимал в своей жизни.

Дот присела на диван и тоже нашла себе выпить. Чуть погодя она заговорила:

— Я обещала, что однажды объясню тебе все.

— Откуда ты узнала об этом? — спросил я. — И что это?

— Это сон, ставший явью, — ответила Дот. — Судя по твоей гримасе, ты не веришь в то, что сны могут сбываться.

— Ставший явью сон одного может обернуться кошмаром другого, — сказал я. — Кто-то всегда расплачивается.

Я не думал об этом прежде, но, произнеся фразу, понял, что это правда.

Дот расправилась с виски, подхватила свой кейс и зеленый пакет со своей старой юбкой, свитером и туфлями и направилась к двери. У порога она остановилась и повернулась ко мне. Выглядела она, как двадцать миллионов баксов.

— Ты идешь?

Я поплелся за ней. Светила луна, и мы без хлопот спустились по пыльной дороге к моей машине. Во тьме стрекотали сверчки. Дот открыла пассажирскую дверцу и забралась внутрь.

— Подожди минутку, — попросил я. — Дай твою сумку.

Она протянула мне зеленый пакет. Я вытряхнул его содержимое на землю рядом с машиной, потом опорожнил свой, скомкал пакеты и сунул их под тряпки на растопку. Сверху кинул потертую хлопковую куртку, которая была на мне в ночь ареста в «Сирс», которую штат берег для меня, пока я отбывал срок, и которую я снова натянул в тот день, когда вышел из кутузки.

— Что ты делаешь? — спросила Дог.

— Костер, — ответил я. — Попрощаемся со старыми Дот и Сидом.

— Но у тебя нет спичек.

— Пошарь в бардачке. Там завалялся коробок «Голубых головок».