Сидит он на маленьком стульчике, бутылочки с одеколоном у зеркала отражают свет. От ярких отблесков больно глазам.

— Говорят, очко соорудил тот же человек, что соорудил все города. Туалеты соединяют все места. Или, скажем по-другому, каждая дверь, каждая-прекаждая, соединена с одним и тем же очком. Вы открываете дверь — может статься, она ведет туда, куда вы и не подозреваете. Или ведет вовсюда одновременно. Или же все проникает сквозь эту дверь, словно мощная приливная волна, и все места за всеми дверьми сталкиваются друг с другом, перемешиваются и сводят друг друга на нет, вот и конец всему. — Он переставляет флаконы одеколона, словно это шахматные фигуры. — Или же вообще ничего не случится. Никогда не знаешь.

Я все еще смотрю на него, но, кажется, он уже забыл обо мне. На серебряном подносе он раскладывает ментоловые конфетки, освежающие дыхание.

Я опять поворачиваюсь к кабинке туалета. Рука замешкалась по пути к двери: я нервно заигрываю с природой божественного.

Первый врач сказал, что это неизлечимо. Второй подтвердил. «Неизлечимо», — вздохнул он. Третий долго смотрел и ничего не нашел. «Это ваши фантазии», — заключил он. Четвертый засунул руку внутрь и закричал: «Боже мой! Боже мой!» Пятый никогда не сталкивался с подобным. «Я никогда не сталкивался с подобным», — удивленно выдохнул он, сжимая в руке стетоскоп. Шестой согласился с первым, а седьмой — с третьим. Он раздвинул ее ноги и сказал: «С вами все в порядке».

Элис приподнялась и села. Бумажный медицинский халат зашуршал. Ее ноги были зажаты в металлических подколенниках. «Но там болит», — произнесла она и указала пальцем вниз.

«Возможно, это сыпь», — сказал Номер Семь и дал ей несколько маленьких белых таблеток. Они не помогли. «Может быть, это грибок», — сказал он в другой раз и дал ей тюбик геля. От геля стало хуже. «Может быть, это вирус». Когда Элис пришла в четвертый раз и сказала Номеру Семь, что ей ни капли не лучше, он опустился на стул. Полы его халата беспомощно обвисли. «Больше ничем не могу помочь», — сказал он.

«Ничем? — спросила Элис. — Что же мне делать?»

Он поднес палец к ее губам и покачал головой: «Не здесь».

Вечером Номер Семь отвез Элис поужинать. Он склонился над жареными в пряностях крокетами из семги. «Не возражаете, если я буду называть вас Элис?» — спросил он.

Элис нахмурилась: «Что со мной?»

Номер Семь ковырял рыбу вилкои. «Я не знаю», — произнес он наконец и заплакал.

«Все в порядке, — прошептала Элис. — Вы хотя бы пытались помочь».

Он взял ее за руку. Элис комкала салфетку. Она не могла есть. У еды был привкус неизлечимости. Рис, шафрановое суфле со спаржей, горячий ликер на десерт — все с привкусом неизлечимости.

Восьмой определил, что это кровоточащая рана, женская болезнь. «Все женщины этим болеют», — убеждал он. Девятый сказал, что она слишком редко пользовалась этим. «Оно атрофировано», — произнес он, снимая латексные перчатки с чуть дрожащих рук.

«Но оно болит», — ответила Элис, приподнявшись на локтях.

Десятый сказал: «Почему бы вам не звать меня Боб?» Он заглянул внутрь и покачал головой. Сел рядом с Элис. Она схватилась за край металлического стола. «Я тут подумал, — шепнул он. Она ощутила запах его дыхания. — У меня есть то, что могло бы привести его в порядок».

«Да?» — выдохнула Элис и просияла. Она почувствовала, как волоски на его руке коснулись ее бедра. «Да», — сказал Боб. И кивнул. В этот момент Элис заметила выпуклость в брюках Номера Десять.

Элис решила попытать счастья в новом большом городе. «Уеду далеко на восток, — подумала она, — туда, где живут порядочные люди».

В новом городе были подземные туннели с поездами. В первый день Элис спустилась по бетонной лестнице под землю и села в ожидавший ее поезд. Оранжевое пластмассовое сиденье чуть прогнулось под ее тяжестью. Двери закрылись, вздохнув. Поезд помчался, колеса загремели по рельсам. Элис понравилось это движение в темноте, резкие толчки и внезапные ускорения. Было приятно думать о земле, пролетающей так близко от нее. Поезд остановился, распахнулись двери. Элисон вышла. Она поднялась по каменной лестнице и оказалась в незнакомой части города.

«Замечательно», — подумала она.

Днями напролет Элис ездила в подземных поездах.

Вскоре она узнала, что такое еда на заказ. Поскольку в однокомнатной квартирке в доме без лифта не было телефона, Элис делала заказы из платного автомата на углу. Но она была не против, нет. Ей все нравилось в этих заказах: теплые белые коробки с откидными крышками, пластиковая посуда, плотные бумажные пакеты, способные удерживать тепло. Элис верила, что город, который может доставить деликатесы к ее дверям, — это город больших возможностей. Она поздно ложилась спать и рано вставала, ела индейскую похлебку из чечевицы и говорила вслух: «Вот оно. Здесь я найду это».

Элис нашла работу продавца в книжном магазине.

Одиннадцатый врач посоветовал ей попробовать что-нибудь нетрадиционное. «Я встречал такое раньше. Ничего нельзя сделать, — сказал он и дал ей визитную карточку с номером. — Так или иначе, попробуйте это».

Под номером было напечатано: «Экстрасенс».

Эта карточка привела Элис к Номеру Двенадцать. «Найдите кусочек золота, сказал Номер Двенадцать. — Настоящего золота. Варите его три дня и сохраните воду. Поставьте ее в прохладное место. Пейте эту воду каждый день в течение месяца».

Номер Двенадцать кивнул. Элис кивнула. «Оно болит», — сказала она.

Номер Двенадцать натянуто улыбнулся. Элис сжала кулаки. Золотой браслет соскользнул с ее руки, и Элис вновь кивнула.

Больше у нее не было золота. Ни кольца, ни броши, ни даже кулона. Поэтому Элис купила у Армии Спасения[71] набор тарелок с золотой каймой и варила их три дня. Цветы, нарисованные на тарелках, растворились и окрасили воду в розовый цвет, затем в зеленый и, наконец, — в цвет грязи. Элис посмотрела на мутную жидкость и выпила из банки остаток чечевичного супа.

Тринадцатый предложил другой альтернативный метод. Он сказал: «Представьте белый свет, проникающий в ваше тело. Это энергия наполняет вас. Представьте, как этот белый свет лечит вашу внутреннюю рану».

«Рану? — подумала Элис. — У меня рана?»

Элис заказала побольше еды.

Четырнадцатого врача рекомендовал тринадцатый. У этого не было даже визитной карточки. Зато у него были фонтаны, десятки фонтанов. Вода тонкими струйками вырывалась из медных внутренностей в его приемной и журчала, булькала и пузырилась среди речных камней на полу вокруг Элис.

Номер Четырнадцать был мямлей. Он говорил в воротничок рубашки и глотал половину слов. Элис наклонилась к нему. Она не слышала его из-за звука льющейся воды.

«Простите?» — переспросила она.

«Стань одним целым с водой, — пробубнил Номер Четырнадцать, — и ты обретешь исцеление».

«Как?» — спросила Элис.

Номер Четырнадцать распростер руки. Улыбнулся. Закрыл глаза. Элис склонилась над ним в ожидании. Он молчал. Она подумала: наверное, он заснул. «Сэр, — прошептала Элис. — Сэр…»

Номер Четырнадцать не ответил.

Элис нашла закрытый плавательный бассейн. Теперь, после утренней перестановки книг в магазине, она плавала от бортика к бортику между разделительными канатами. Вода успокаивала ее своей выталкивающей силой, мягкими пальцами прохлады. В ту зиму Элис много плавала. Она похудела, ее плечи стали широкими и упругими. Каждый день, закончив плавать, Элис задерживалась в бассейне. Она лежала на поверхности воды, держась за бортик. Когда дыхание успокаивалось, Элис вытягивала руки, запрокидывала голову и погружалась в воду, словно кусок бесформенного мягкого ластика. Она ощущала себя одним целым с водой. Но каждый раз, когда Элис выходила из бассейна, боль возвращалась.