Местность здесь была на удивление спокойна. Лес, где деревья не пытаются тебя задушить, осенняя трава мирно стелется под ногами, местами выглядывают любопытные шляпки грибов, а на дереве сидит самая настоящая белка — именно так по меркам Мертвых Земель должен выглядеть рай. Никто не пытается тебя убить, природа живет своей спокойной жизнью, даже деревья здесь какие-то более ровные, гордые, а не скрюченные в три погибели, в бесполезной попытке найти укрытое за облаками солнце. Просто так подобный островок безмятежности возникнуть не мог. Эдвард помнил, каких титанических усилий стоил Верным Псам уход за городской березовой рощей, каждый день дети от пяти до десяти лет должны были обойти весь город, безжалостно вырывая любые новые ростки. У взрослых на такую работу не было времени, а один сорняк за несколько дней на питательной почве может пустить столько побегов, что его потом придется выпалывать и выжигать годами. Эволюция не терпит слабых, новые виды растений и трав были намного более живучи, чем их довоенные предки, и если где-то они не смогли одержать победу, значит должна была быть некая сила, которая им мешала. Святой символ. Он здесь, рядом, осталось только протянуть руку, и…

— Нит, с тобой все в порядке? — охотник остановился так внезапно, что Эдвард чуть на него не налетел.

— Да, — глаза Нита были закрыты. — Я знаю. Иди за мной, воин Эдвард, я покажу тебе то, что ты искал.

— Но откуда…

Охотник не ответил. Охотник ли? Или уже ведун? Неуловимые интонации в голосе отличают ведунов от прочих Верных Псов, они говорят так, как будто им известно нечто неизмеримо большее, чем остальным людям. Как будто им одним открыта некая великая истина. Не с чувством превосходства, как раз наоборот, несмотря на все свои таланты, ведуны никогда не пытаются выделить себя из толпы. С чувством горечи. Так может говорить зрячий в мире слепых. Ему открыто нечто большее, он может видеть, в то время как остальные ориентируются лишь на слух, его способность знать, что происходит на расстоянии, кажется им божественным чудом, он никогда не сможет объяснить, что такое радуга — он не гордится своим даром, ему больно. Он пытается снизойти до людей, объяснить им свет через звук, но они никогда в полной мере его не смогут понять, и никогда ни с кем ему не поговорить о красоте природы… Так и ведуны. Они стараются помочь людям, рассказывая им простые вещи, но это просто только для них, потому что другим никогда не понять даже малой части их знаний. Отсюда горечь в их голосе. Та самая, что только что ясно и отчетливо прозвучала в голосе Нита — горечь знания. Нит знал, что искал Эдвард и где оно находилось, и от этого знания ему было больно.

Последние минуты пути… Несколько сотен ярдов, и невидимая тропа привела их на небольшую лесную поляну, скорее даже не поляну — просвет. Ничем на первый взгляд не примечательный, но Эдвард теперь уже и сам понял — Нит не ошибся. Они на месте. Чувство соприкосновения с божественным, его ни с чем не перепутать, его невозможно описать словами, а только почувствовать, как бы ни пытались ученые перевести чудо в слова и цифры… Здесь не было места для величественных храмов, подпирающих небеса пирамид, но каменные стены нужны человеку, а не богу. То, что лежало здесь, не требовало алтарей, жертвоприношений, поклонений, его храмом был лес, его молитвами — шум ветра. Бог христиан, бог иудеев, бог желтолицых и… бог природы?

Эдвард нашел то, что искал, но так и не понял, что это такое.

Посреди поляны, окруженная венком живых трав, лежала могильная плита, и не было на ней ни имени, ни даты… Ровный гранит мертвого живого бога, который был слишком сильным, чтоб умереть окончательно, и слишком скромным, чтоб выкупить свою жизнь ценой других? Или что-то совсем иное? Вопрос, на который не нужно знать ответ…

Славный шотландский город Перт славился двумя чудесами архитектуры. Первое, конечно же, резиденция Папского Престола, Собор святого Петра, ставший после падения Рима и Лондона центром христианского мира. Готические ажурные формы, купола и шпили, чудеса средневекового зодчества, золото, мрамор и гранит — единство собора было в его разнообразии, и той неповторимой ауре святости, что его окружала. А второе — центральный офис корпорации "Power of Belief", пирамидальный небоскреб почти пол мили высотой, со знакомым каждому сверкающим сквозь облака логотипом "PoB". Старина и современность, жизнь духовная и светская, пастырь небесный и король земной, величие Христа и величие Британии, вера и вера. Корпорация, одной лишь мощью веры победившая энергетический голод, и прямые наследники святого Петра, без благословения которых ни одна машина не сдвинется с места, ни одна лампа не будет светить, ни один аэролет не поднимется в воздух. Два главных символа Британии — вера и ее зримая мощь, то, что прошло сквозь два тысячелетия, и то, что было даровано Господом самому достойному из народов лишь несколько столетий назад. Собор и небоскреб, один шире, второй выше, один из камня, второй из бетона и стекла. Вся жизнь Перта крутилась вокруг двух этих зданий, город был полностью перестроен, чтоб расположенные на двух противоположных концах города архитектурные шедевры лучше оттеняли и дополняли друг друга.

Но мало кто знал, что два величественных здания были на самом деле единым целым. Глубоко под городом, там, куда простому смертному никогда не попасть, скрывался целый лабиринт ходов, залов, помещений, который нервной системой тесно связывал собор и небоскреб. Единая структура светской и духовной, королевской и папской власти, была настолько тесно переплетена между собой, что не каждый сотрудник точно знал, где он сейчас: на подземных этажах небоскреба "PoB" или уже в катакомбах собора. Офисы, комнаты, инженерные мастерские, залы для молитв и медитации, кельи святых отшельников, кабинеты чиновников, приемные, конференц-залы, трапезные, коммуникации, подземные монорельсы, даже целые площади с фонтанами и миниатюрные часовни — город под городом. Его население было лишь немногим меньше, чем у Перта наземного, и многие люди жили тут годами, молились и обслуживали странные машины и механизмы, иногда даже не подозревая, что происходит в десяти метрах от них. Подземные этажи уходили вглубь на пол мили, ветвились, корнями дерева-исполина погружаясь с каждым годом все глубже и глубже, чтоб расцветать на поверхности благолепием и благочестивостью Собора святого Петра.

Именно под ним, на глубине нескольких сотен метров, располагался огромный зал, рядом с которым в защищенной насколько это вообще возможно комнате проходило научное совещание. В несколько расширенном составе: помимо основных действующих лиц, ученых-священнослужителей, в уголке скромно умостилась небольшая группа гостей. При желании, среди них можно было узнать Его Величество Генриха XII, председателя палаты лордов Джона Гордона, адмирала Дэвида Гамильтона, его брата Роберта Гамильтона, губернатора Новой Шотландии Якова Дугласа, коменданта Форта Бирмингем, епископа Эдинбурга, начальника генерального штаба, куратора космической программы, и еще с полтора десятка лиц, в чьей полноправной власти была почти вся планета. Несколько в стороне держался Папа — вроде как главный, но фактически такой же приглашенный гость. Объединенные общей тайной за стеклом, они все в той или иной мере представляли, о чем сейчас будет идти речь, но подробностей и деталей не знал никто. Странная научно-религиозная паутина под Пертом жила своей жизнью, и сам всесильный Папа ей был не указ — если надо, одна подпись серого безликого чиновника в подземном кабинете могла сместить или наоборот, назначить главу вселенской церкви.

Формальным хозяином, к которому на огонек заглянули столь почетные гости, был Николас Дункан, председатель совета директоров корпорации "Power of Belief", кардинал, но даже он держался в тени, в то время как на трибуне стоял мужчина средних лет, полноватый, рано полысевший, вместо мантии или мундира — свободного покрова спортивный костюм, легкая куртка, демонстративное пренебрежение ко всем традициям. У него не было титула, звания, сана, но когда он начинал говорить, все замолкали…