Решительно, как ему показалось, Эдвард сделал маленький шаг в сторону, и опустил руку, попытавшись в свою широкую ладонь поймать нежную ладошку Катрин… К его удивлению, они сразу нашли друг друга — молчаливое немое согласие, девушка ждала, что Эдвард сделает именно такой шаг, готовилась к нему, надеялась, и теперь… Они просто стояли. Крепко взявшись за руки. И время потеряло свою силу, и теперь им уже было не скучно, хоть церемония длилась еще два с половиной часа. Они просто стояли, даже не глядя друг на друга, не проронив ни единого слова, но, почему-то, даже балагур Скотт в этот раз промолчал. Да и какие могут тут быть слова? Потом, на улице, к Эдварду и Катрин подошли Арчибальд с Анной — они молча обнялись, парень с парнем, девушка с девушкой, и сказано было только одно:

— Наконец-то!

Добавлять было нечего. То, что произошло, рано или поздно должно было произойти, и это видели все, кроме двух влюбленных. И с тех пор каждый год двадцать четвертого августа, когда империя праздновала годовщину крещения наследника, они собирались узкой компанией, и вместе отмечали этот день.

Арчибальд и Анна поженились через два года. А еще через год играли свадьбу Эдварда Скотта и Елизаветы Дуглас — самый веселый и самая хмурая, балагур и ярая католичка, пересмешник и почти святая — никто этого брака не мог понять, все ломали голову, как такое могло произойти, но вместе они были счастливы. Эдвард и Катрин были вместе, но свадьбу сыграть не могли — курсантам Королевской Военной Академии Эдинбурга запрещено жениться. Но никто из друзей не сомневался — потом, после учебы, Эдвард отслужит положенные год-два, вернется, и уж тогда они все вместе на их свадьбе погуляют… Скотт предлагал Папу тамадой, обещал договориться, Лиза хмурилась, но молчала — они ждали наследника, а беременные всегда теряют часть своего фанатизма, потому что вся их главная любовь теперь отдана тому, что внутри. Не сомневались и Эдвард с Катрин, они уже давно стали близки, и на грядущую свадьбу смотрели лишь как на формальность. И оба знали — будущее предопределено, потому что нет ничего на свете, сильнее их любви!

Вода… Что такое вода? Химическое соединение, прозрачная жидкость без вкуса и запаха, результат окисления водорода. А еще вода — это жизнь. Или смерть. Но в случае Мертвых Земель — и жизнь, и смерть одновременно. Вода — основа всей жизни на планете, без нее никто не может существовать, но двести пятьдесят лет назад произошло нечто, что изменило уклад на тысячах и тысячах квадратных миль. Вода начала убивать. Как? Почему? Эдвард не знал. Знал ли кто-то другой? Доступ к этой информации (или ее отсутствию) проходил по категории "совершенно секретно", по крайней мере во время службы в Пью-Перте от Эдварда регулярно требовали, чтоб он высылал образцы местной дождевой воды. Именно дождевой — что бы ни было первопричиной, оно меняло структуру воды прямо в облаках. Причем еще один факт, вдвойне удивительный — стоило воде покинуть Мертвые Земли, как, постепенно, она теряла свою структуру, превращалась в самую обычную. Если бы не это, местные реки давно бы уже отравили весь мировой океан, а так уже возле берегов Тавриды встречали медузы, и чем дальше на юг, тем слабее ощущалось воздействие яда. Причем одинаково смертоносны были и вода, и снег, и лед, даже обычный туман мог доставить большие неприятности — в туманные дни Верные Псы старались плотнее одеваться и дышать через ткань. Может быть, именно из-за влажности почти у каждого годам к двадцати начинались проблемы с легкими. Верные Псы вообще мало жили, кроме ведунов, в городе не было ни одного человека старше сорока, и тридцать лет уже считалось глубокой старостью.

Что касается воздействия воды — оно тоже варьировалось в зависимости от места. На юге, в Тавриде, и на севере, на побережье Балтики, вода была просто ядом. Выпил небольшую дозу — получил отравление, но ей можно было спокойно мыть, поливать, даже, если потом насухо вытереться, плавать. В центре Мертвых Земель все было совершенно по другому. Тут вода по своему воздействию больше походила на сильную кислоту — она легко прожигала плоть, медленно проедала любые камни и сталь. Потому-то ткань, способная прикрыть от дождя, так ценилась. Но что больше всего изумляло — вода была абсолютно безвредна для живых растений. Сухие ветви таяли в момент, опавшая листва исчезала после первого осеннего дождя, животные забивались в глубокие норы, где яд их не мог достать, а травы, кусты, деревья никак на влагу не реагировали. Еще был старый пень, но с ним отдельная история. Что было первопричиной всех этих странностей? Можно только гадать. Может быть, очередное секретное "оружие возмездия", которое должно было полностью уничтожить инфраструктуру противника и живую силу, по возможности сохранив богатый растительный мир. Или сочетания различных факторов, в 1736-м сюда сбросили столько и всего, что количество вполне могло перерасти в новое качество. Микроб плюс вирус плюс плутониевая грязь плюс мощное гамма-облучение, все это подогреть и перемешать — что угодно может возникнуть. А может быть просто очередное "чудо" Мертвых Земель, которому в человеческом языке нет объяснения — кто его знает. Верные Псы верили, так им сказали ведуны, что когда оживет земля, а люди увидят голубой мир, вода тоже станет благородной. Считай, когда исчезнут облака.

Потому Эдвард так беспокоился о переправе. Данаприс, или Борисфен, как его называли татары на греческий манер, или Славутич, самоназвание местных племен, был большой и широкой рекой — через такую не найти брод или удачно упавшее дерево. Изначально планировалось для этого использовать технику, амфибии, но где они? Ржавеют далеко на юге, а сделать лодку или плот невозможно — вода мгновенно разъест любые веревки и древесину. Считай, что надо из подручных средств найти переправу через реку плавиковой кислоты — задача, казалось бы, не имеющая решения. Но только не для Верных Псов. Потому что они, как всегда, нашли выход — если вода разит мертвое, но щадит живое, разит животных, но щадит растения, значит нужно переплавляться на живых растениях. Лилиях, кувшинках, странных "плавунах", которые пускали корни в подводный песок, но легко сносились течением и плыли на новое место. Те, кого вода любит, должны помочь тем, кого вода убивает — логичное и простое решение. Реализация чуть сложнее. Просто так тонкие листья кувшинок не то, что человека — невесомую птаху не выдержат. Значит нужно их собрать больше. Сложить внахлест, переплести, поверх — еще один слой, и еще. По бокам — поплавки плавунов, все работы выполнялись прямо на берегу, осторожно, чтоб ни одна капля воды не попала на тело. И так много часов. Сначала Нит в одиночку, потом ему стали помогать Эдвард и Нубил, когда сообразили, что от них требуется, уровень за уровнем, и главное — растения при этом не должны были погибнуть. Как вода отличала лист на ветке от листа, который с этой ветки только что упал? Неизвестно. Как-то отличала. Плот из живых лилий, лодка с веслами из плавунов — сооружение настолько хрупкое, ажурное и ненадежное, что вообще было чудом, как оно не тонуло. Должно перевезти трех людей. Самоубийцы — три шага вперед. Эдвард уже готов был высказать свои сомнения, когда Нит огорошил всех еще одной потрясающей новостью — то, что они сделали, было рассчитано только на одного. Охотники никогда не переправлялись через реку не то, что тройками — парами. И поставил перед выбором:

— Мы можем сделать еще два плота. Это займет два дня, и первый плот за это время, скорее всего, умрет. Можем переправить Эдварда, потом мы с Нубилом сделаем еще один плот, потом переправим Нубила, потом я сделаю еще один плот и переберусь к вам. Это займет три дня, и все это время вы будете на том берегу без меня. А можем переправиться уже сегодня.

— Третий вариант, — тут же выдал Эдвард. — Что мы для этого должны делать?

— Довериться мне.

Как оказалось, охотники используют одну "лодку", но по очереди, используя моток прочной нитки из паутины и небольшой камень — переплывает один, привязывает нитку к лодке, бросает другому, тот тянет плот на свой берег, и так потихоньку все перебираются. Эдвард прикинул ширину реки. В этом течении — узкая, ярдов четыреста-пятьсот. Вспомнил результаты спортивных соревнований, за которыми активно следил в академии. Рекорды по метанию копья и диска. Еще раз оценил ширину реки. Сопоставил эти две цифры. Плюнул, согласился — если Нит говорит, что сможет в пять раз превысить мировой рекорд, и метнуть булыжник на треть мили, да так, чтоб Эдвард его смог поймать — значит знает, что делает. Главное — ничему не удивляться. Почему нельзя сразу нитку привязать? Потому что сильное течение. Плот снесет, Ниту придется поднимать его по течению на несколько полетов стрелы. Паутинья нитка очень прочная, легкая, тонкая, длинная, но не бесконечная.