- Так что же насчёт моего предложения? - спросил я у Кавни, когда представление окончилось. - Ты уже принял решение?
Я почти не сомневался, что сетрик не откажется путешествовать по Божьей Столешнице: то, что я ему предложил - целое состояние для нищего фигляра. Однако он вдруг неожиданно принялся торговаться.
- Трудно на такое решиться... Десять золотых - это, конечно, хорошие деньги...
- И к этому ещё четыре новых фургона, - уточнил я величину оплаты.
- ...но если бы ты накинул ещё два... чтобы уж ровным счётом дюжина...
- Помнится, первоначально ты сказал: пять.
- Да, но у меня было время подумать...
- Кавни, я не люблю и не умею торговаться. Поэтому вот моё последнее слово. Или мы сейчас же расходимся каждый своею дорогой, либо идём вместе в Повозный ряд заказывать новые фургоны, а в конце путешествия по Божьей Столешнице ты получаешь девять золотых.
- Девять?! Но мы вроде бы остановились на десяти?..
- Остановились? Разве? А кто только что пытался увеличить эту цену? Уж не я ли? Но раз уж ты начал торговаться, то и продолжи это занятие: я выплачу тебе половину из той суммы, на которую ты сбавишь стоимость фургонов. Так что скажешь? Время на обдумывание прошло.
- Ох, ладно уж! - он резко махнул кулаком перед своей грудью - жест принявшего непростое решение человека. - Да поможет мне Тот ли, Другой ли! По рукам! Да-а...
Я вышел из лавки менялы, где обналичил пару кусочков золота. Впрочем, "лавка менялы" - не совсем точное название, просто другого, более подходящего термина, в русском языке не существует. Менялы обычно живут за счёт разницы курса валют, а на Ланеле валюта единственная. Во всяком случае, была таковой до появления "тима априйского бриллиантового", который за эти годы мог и раствориться в общей денежной массе, а то и вообще стать раритетом. Тем не менее, меняльные лавки здесь существуют и представляют собой очень многофункциональные учреждения. Это была комбинация банка, дающего деньги в рост, нотариальной конторы, заверяющей особенно крупные сделки с товаром и недвижимостью, ломбарда и ювелирной мастерской. Так вот, вышел я из этого заведения и остановился, наблюдая за детьми, которые, выбрав на улице место посуше, самозабвенно предавались нехитрой игре, в которой следовало попасть своим шариком по чужому. После очередного удара один из таких шариков отлетел в мою сторону и подкатился к самым ногам. Я поднял его и стал с интересом рассматривать. Диаметром чуть побольше сантиметра, слишком лёгкий для камня, казалось, он сделан из какого-то пластика - очень твёрдый, полупрозрачный, в серо-зелёных разводах.
- Это мой тук! Отдай! - услышал я и, оторвав взгляд от шарика, увидел стоящего передо мной мальчугана лет пяти. Он стоял, насупившись, глядя на меня исподлобья сердито и обиженно одновременно.
- Конечно, твой, - кивнул я. - А продай мне его!
- Шестак! - очень легко согласился парнишка.
- Дорого... - покачал я головой.
- А ещё два дам!
- Давай!
Судя по тому, с какой скоростью довольный сорванец улепётывал с крепко зажатой в кулачке монеткой, сделка для меня была крайне невыгодная. Чтобы узнать, на сколько я "прокололся", я спросил об этом Кавни, подошедшего из лавки ткача с отрезом белёного холста.
- Ты эту гадость ещё и купил? - брезгливо поморщился тот, одновременно недоумённо вскидывая брови, отчего физиономия у него получилась презабавнейшая.
- Почему - гадость? По-моему, очень интересные вещицы, - ответил я, продолжая рассматривать лежащие у меня на ладони совершенно одинаковые по размеру, словно вышедшие с одного станка шарики.
- А что ж ещё, как не гадость? Это туки, настоящее проклятье всех матерей побережья.
- Это почему?
- На вид-то они красивые, детишки любят ими баловаться. А чуть подольше в руках подержи - такой пропадиной разить начнёт, только держись!
- А откуда они берутся?
- Да на берегу Полуденного моря находят во множестве. Говаривают, это закаменевшая икра рыбы-бака, которой нынче уж и не водится. Может, оно и к лучшему, что не водится: ежели уж икра такая, то какова ж сама рыбка-то была?! Да выкинь ты эту... не знаю, как и назвать, чтобы не сругаться по-нехорошему!
Действительно, от шариков начал распространяться очень резкий гнилостный запах. Однако совету Кавни я не последовал и, завернув шарики в заменявший мне носовой платок кусок материи, прихватил с собой.
Вместе с сетриком и Асуром мы прогулялись вдоль повозочного ряда и, облюбовав одну из мастерских, заглянули внутрь. Здесь, в просторном сарае, заставленном досками, бочками и различными станками-приспособлениями для обработки древесины, мы приглядели подходящие фургоны. Правда, в наличии их оказалось только три штуки, но мастер Дини, хозяин заведения, брался до конца торговища изготовить и четвёртый, а так же приделать щиты, которые можно будет использовать в качестве сцены, и перекрасить все экипажи в требуемый зелёно-красный колер.
Торговались Дини и Кавни, что называется, до потери пульса и, как мне показалось, оба получали несказанное удовольствие от этого процесса. Они то вроде бы приходили к согласию, и уже было поднимали руки для завершающего сделку хлопка, то вдруг снова начинали спорить чуть ли не до площадной ругани. Повозочник вовсю нахваливал свой товар, особенно упирая на то, что в его мастерской заказывает экипажи сам лад-лэд, а сетрик всё выискивал недостатки, пытаясь сбить цену. Сначала мне было интересно наблюдать за ними, но потом это несколько утомило. Я прошёл к верстаку, недалеко от которого на куче стружек, свернувшись калачиком, уже дремал Асур.
На столешнице верстака среди прочих инструментов лежали металлическая пластина и медный молоток. Я достал один из шариков-туков, положил его на пластину и, слегка придерживая, ударил молотком, ожидая, что икринка раскрошится в мелкий порошок. Ничего подобного! На ней не появилось даже царапинки! Ударил ещё раз, уже посильнее: результат тот же. Удивлённо хмыкнув, я подобрал с пола три щепочки, выложил из них на пластине треугольник - импровизированное приспособление для того, чтобы шарик не укатился - установил в центре икринку и уже от души врезал по ней! Шарик пулей вылетел из-под молотка, со стуком врезался в стенку, отскочив, сделал несколько прыжков по полу и исчез, затерявшись среди строительного мусора. Торгаши резко смолкли и удивлённо уставились на меня. Я сделал успокаивающий жест: мол, ничего страшного, всё в порядке! Они синхронно пожали плечами и вновь занялись торгом. Я осмотрел молоток. От удара по икринке на меди осталась довольно глубокая круглая вмятина. Интересно бы посмотреть, что стало с самой икринкой? Но найти её в этом бедламе без собаки... Стоп! Как это "без собаки"?! А Асур на что? Эй, пёс, хватит дрыхнуть, поработай немножко!
Бепс быстро понял, чего я от него хочу. Нюхнув оставшиеся икринки, он сморщился, чихнул, потряс головой и направленно пошёл в сторону, где я бы совсем не предполагал ничего найти. Он небрежно выскреб лапой из-под какого-то полена пропавший шарик, почти беззвучно гавкнул и вновь отправился подремать на пригретое место.
Я поднял икринку: точно такая же, как была. Ни трещинки, ни царапинки! Какой-то идеальный природный полимер!
В общей сложности торг продолжался больше часа. В результате Кавни удалось снизить общую стоимость заказа на восемь тимов. К этому времени оба - и продавец, и покупатель - выглядели так, словно только что вышли из парного отделения бани: красные, взмокшие и довольные.
- Я бы хотел заказать ещё кое-что, - обратился я к Дини. - Только, думаю, для этого понадобится железное дерево. Сможешь достать?
- Всенепременно. Было бы оплачено!
- Тогда давай мне, чем чертить и на чём чертить.
- Чертить?.. - Дини растерянно пожал плечами. - А что это означает?
- Рисунок хочу сделать. Рисунок той вещи, которая мне требуется. Вы что, без таких вот рисунков работаете?