— Кажется, нет. У него была очень хорошая лошадь, которую он держал за повод.

Флори протянула Агнес бутерброд с мелкорубленой жареной гусятиной и вышла поговорить с садовником. Он грузил в огороде на тележку ярко-оранжевые тыквы.

— Девочка говорила мне о каком-то человека, который дал ей браслет, поговорив с вами на выезде из Вансэя. Что это за история?

— Ради святого Мартина, мадам! Я не решился вам сказать! — признался Шарль. — У Зеленого Креста к нам подъехал очень хорошо одетый всадник. Он спросил у меня дорогу на Гран-Мон. Затем немного поговорил со мною о погоде и о виноградниках. Мне не понравилось, как он разглядывал Агнес. Поговорил с нею как с мадемуазель, и кончилось тем, что дал ей этот браслет.

— И вы не помешали девочке его взять?

— Я не знал, как это сделать.

— Нужно было потребовать, чтобы она отказалась. Нельзя принимать подарки от неизвестных людей.

— Я хотел… но знаете, мадам, было как-то неудобно!

— Ладно, — проговорила Флори. — На этот раз прощаю. Если этот человек когда-нибудь появится снова, пошлите его прочь, Шарль! Вы же не какая-нибудь тряпка. Я рассчитываю на вас, вы должны защищать Агнес и не забывайте об этом!

Итак, Гийом сделал ход! Он никогда не подходил к знавшей его Сюзанне и воспользовался ее отсутствием, чтобы перейти в наступление. Какая осведомленность обо всем, что происходит в ее доме!

Опасаясь теперь за свою малышку, Флори тут же решила преодолеть свой страх и вызвать его на объяснение, ставшее необходимым.

После бессонной ночи, в течение которой она все время боролась со своей слабостью, Флори отбросила колебания и составила план действий.

Нужно было встретиться с Гийомом, но где? Она исключила всякую возможность встречи в той самой комнате, в башне, где разговор окончился бы, хотелось бы ей этого или нет, тем же, чем неизменно кончалась каждая их ссора. Просто на воздухе им мог бы помешать любой прохожий. Нужно найти скрытое и защищенное место. Она видела на территории Гран-монского монастыря старую прачечную, заброшенную с тех пор, как выстроили новую, на берегу притока Шера, протекавшего у подножия холма. Эта полуразрушенная избушка, окруженная лесом и обнесенная стеной, с выходом на пруд, где обычно можно было встретить только уток, могла быть хорошим укрытием от любопытных глаз, а заросли крапивы и колючий кустарник, в которых за многие годы совсем потонула эта постройка, исключали возможность всякого страстного поползновения.

Она пошлет Гийому через Дени, их привычного курьера, письмо, в котором напишет о необходимости с ним встретиться и поговорить в свете новых фактов. Он не откажется прийти. Она сделала все, как решила, и отправила свое послание.

Как она и ожидала, назавтра Дени принес ей золотое кольцо, символ их тайных свиданий. Зажав его в ладони, она снова задрожала, но уже по-иному.

Встречу она назначила на третий день после отправления письма, наивно желая хоть немного отсрочить объяснение. Это был четверг. Погода была хорошая. Лес пылал золотом осенних листьев. Осень бушевала на склонах поросших виноградных холмов, по всей бескрайной равнине Луары, где серебристый оттенок зарослей ивы смягчал рыжее пламя дубовых рощ и красное зарево фруктовых деревьев, а над всем этим сияло ласковое небо.

Запахи влажной глины, опавших листьев, дыма наполняли неподвижный воздух. Словно пытаясь скрыть от глаз наступавшую ей на пятки зиму, осень подкупала своим очарованием, несмотря на предательскую свежесть, поднимавшуюся от земли.

Само воплощение тревоги, сердечного трепета, ужаса, подходила Флори к стене избушки. Она чувствовала себя такой несчастной, какой только можно быть, и много бы дала за то, чтобы повернуться и бежать отсюда, но все же толкнула дверь…

В небольшом дворике перед этой развалюхой к стволу бузины была привязана лошадь под седлом.

Молодая женщина вошла в старую прачечную.

Испарения тины, еще ощутимый запах стирки, древесного угля стояли под сильно наклонившимся черепичным навесом, защищавшим помещение от непогоды. Флори затворила за собою дверь. И прислонилась к ней. Тихий плеск и следы на разъехавшихся досках, бывших когда-то раздвижным полом прачечной, связанным с воротом толстыми ржавыми цепями, свидетельствовали о присутствии черной воды, заполнявшей пространство под досками. В нескольких дюймах над водой нависал мощенный камнем мосток. На его краю, рядом с оставленным какой-то прачкой соломенным сапогом, сидел в ожидании Гийом. Спиной к выходу, он вглядывался в освещенную солнцем поверхность Пруда, окруженного деревьями.

На протяжении всей длинной цепи событий, ткавших узловатую ткань их двойной жизни, Флори каждый раз при встрече с этим человеком отмечала следы времени и борьбы с препятствиями на этом лице, которое она так хорошо знала. Нет, нельзя сказать, чтобы он стал некрасивым. Однако возраст, как инструмент в руках скульптора, словно все рельефнее лепил в его чертах характер, который они выражали больше, чем сами себя, формируя его лицо. Подчеркивая Чувственность губ, жесткость подбородка, тяжелую челюсть, складку бровей, годы прорезали на нем морщины, придав им некое самостоятельное значение.

Гийом повернулся и посмотрел на нее какими-то отчужденными глазами.

— Значит, мое присутствие под одним небом с вами, Флори, вас обременяет, раз вы решили пригласить меня сюда! — хмуро заметил он. — Полагаю, что вы попросите меня уехать отсюда. Как бы я ни искал менее отвратительного для меня мотива этого свидания, после вашего предыдущего письма мне не остается подумать ничего другого.

— Прошу вас, Гийом, не будем начинать с колкостей!

Опиравшаяся на источенный червями косяк двери, бледная, с руками, вцепившимися в серебряную цепочку, застегивавшую воротник плаща, как если бы ей недоставало воздуха, молодая женщина закрыла глаза. От усталости? Или же чтобы не быть раненной выражением лица своего собеседника?

— Как же хотелось бы вам начать наш последний разговор? Ведь речь идет именно о последнем разговоре, не так ли? Не думаю, чтобы я заблуждался в отношении смысла вашего послания. Там не в чем было ошибиться!

Она сокрушенно покачала головой.

— Не можем ли мы попытаться хотя бы один раз поговорить как друзья?

— Разве вы когда-нибудь были для меня просто другом? Вы забыли наше прошлое? Вы забыли, кто вы для меня, кем постоянно были с самой первой секунды? Раем на земле и проклятием! Разве из этих пылающих дров строят спокойные обители дружбы?

— Но почему же, в конце концов, вы преследуете меня, Гийом? Я уже писала вам о том, что эта наша авантюра, для которой трудно подобрать название, довела меня до последнего предела. Я утратила вкус к любви. Сердце мое превратилось в пустыню. Я стою у последней грани…

— Вы хотите сказать, что больше меня не любите!

— Ни вас и ни кого другого.

— Это вздор! Вы еще молоды, по-прежнему прекрасны… да, у вас не осталось ко мне ничего, кроме разочарования, явится кто-то другой, который сумеет разбудить ваше уснувшее сердце. Я знаю это, и это сводит меня с ума!

— Вы очень плохо меня знаете, мой друг! Неужели вы будете всегда меня подозревать!

— Но разве хоть когда-то вы любили меня так, как любил вас я?.. И как, на погибель себе, продолжаю любить!

Он отвернулся, бросил отсутствующий взгляд на пруд, отражавший солнце. Муаровые блики плясали на сером бархате его камзола, на руках, засунутых за широкий кожаный пояс, охвативший его талию, на полу и на камнях заброшенной прачечной.

— В Париже, куда я поехал, — заговорил он наконец, — мне удалось инкогнито узнать то, что мне было нужно. Я быстро понял, что вы вели благоразумный образ жизни.

— Вы отправились туда, чтобы шпионить за мною! Как вы могли решиться на такой безрассудный поступок?

— Рассудок не имеет ничего общего с теми чувствами, которые я испытываю к вам!

Он устало шевельнул рукой.

— Вам нужно навсегда укротить мои порывы… Что ж, немного больше, немного меньше разбитых надежд… Я вернулся сюда. Пытался понять. Мне это не удалось.