Тем не менее, чтобы восстановить хоть подобие покоя, она, по своему обыкновению, обратилась к молитве и к своим повседневным делам: стала чаще ездить в Гран-Мон, где не переставала заботиться о детях, уделять еще больше внимания Агнес, делать покупки на зиму, навещать Кларанс, а также тех немногих, с кем по возвращении из Парижа поддерживала отношения. Все было хорошо, что заполняло ее дни, мешало думать.

Во время одной из поездок в Тур она встретила у приятельницы-старушки, чьи дочери были монахинями в монастыре Кларанс, человека, совсем позабытого за последние месяцы: Беранжер Эрно. Жена ювелира осыпала ее всевозможными комплиментами, а также дружескими упреками. Она жаловалась на то, что ничего в жизни не видит, и надеялась, что Флори будет в предстоящие месяцы более общительной.

— Король и двор возвратились во Францию, и светская жизнь расцветет пышным цветом, — сказала Беранжер. — Среди тех, кто так долго отсутствовал, много влиятельных и талантливых людей, которые снова заставят нас жить полной жизнью!

— Как будто король с королевой собираются приехать на Рождество сюда, почтить святого Мартина, — вставила мадам Картро; несмотря на все болезни, мешавшие ей свободно передвигаться, она была в курсе мельчайших новостей. — Они поселятся в замке, и, значит, у нас будет много радостей и праздников.

— Вот хорошо! — воскликнула оживившаяся Беранжер. — Мы совсем закостенели в этой дыре и очень нуждаемся в хорошей встряске!

— Вместе с королем в Туре соберутся многие его приближенные, — продолжала мадам Картро. — Он наделил самых лучших, самых достойных из них ленными владениями в наших краях. Он счел, что наши земли, такие плодородные и прекрасные, вполне достойны того, чтобы воздать должное их храбрости, проявленной в святой земле, и это такая честь для всех нас!

— Да хранит Бог короля! Превосходная идея, которая доставит нам столько удовольствия! Наш нотариус сказал моему мужу, что несколько крупных поместий уже розданы.

Флори молчаливо соглашалась с ней, глухая, однако, к предвкушениям будущих удовольствий.

По окончании службы король с королевой через расступавшуюся перед ними толпу направились преклонить колена перед могилой святого Мартина. У самой раки, сверкавшей обилием золота, серебра и драгоценных камней, в которой покоились драгоценные мощи, суверены долго молились бок о бок друг с другом.

Громадное пространство для молящихся, сияющие приделы, великолепные хоры с их галереей были заполнены людьми. Они буквально сплющивали друг друга, задыхались, но видели короля, взывали к святому Мартину. Все были довольны!

Кое-кто провел ночь в соборе, другие пришли сюда с рассветом, многие тут же завтракали, не успев сделать это дома. Все это было обычным во времена паломничества или больших праздников, а в тот день это же было Рождество!

Отпраздновать одновременно рождение Спасителя и присутствие короля в Турени было так заманчиво, что горожане, жители близлежащих городков и деревень, и даже довольно дальних, из соседних районов, нескончаемым потоком шли и шли в церковь.

— Нигде невозможно найти ни одной комнатенки, ни одного угла, ни каморки под лестницей, — говорила Флори накануне вечером Беранжер, приютившая ее на эту достопамятную ночь. — Каждую дыру берут приступом. Все кровати заняты. Город вот-вот лопнет от народа!

«Как и в городе, в соборе буквально яблоку негде упасть», — думала Флори, не отрывая глаз от Людовика IX и Маргариты Прованской, творивших молитву. — Однако удивляться этому не приходится: ведь мне, как и другим, очень хотелось увидеть короля!»

Ради этой исключительной церемонии она оставила Агнес в Вансэе на попечении Сюзанны, пообещав ребенку вернуться как можно раньше. Ей было жаль, что Агнес в это рождественское утро будет не с нею, но ее подопечная была еще слишком мала, чтобы выдержать такую длинную службу, а Флори испытывала настоятельное желание увидеть королевскую чету.

Наконец-то она жадными глазами смотрела на монарха, которого не видела уже восемь лет. С того времени, как она стала бывать при дворе, она всегда восхищалась королем. И больше, чем его выправкой и величественной осанкой, разумеется безупречной, его характером, отличавшимся прирожденной добротой и мудростью. Высокого роста, стройный, может быть несколько хрупкий, он совсем не изменился внешне, но озарявший его лицо с правильными чертами чистый взгляд стал, казалось ей, еще более пристальным, проницательным. Дамьеттская победа, сражения с неверными, поражение в Мансурахе, плен, смерть стольких преданных ему героев, болезнь, тяжкие испытания, пережитые в святой земле, наложили на его лицо новый отпечаток естественной для него постоянной заботы о других и готовности к самопожертвованию. Было ясно видно, что он без всякого тщеславия управлял одним из самых прекрасных королевств мира и превыше всего ставил свои обязанности, а не права.

Совсем как прежде, Флори чувствовала, что он больше ценит духовные ценности, нежели плотские радости, больше занят утверждением своей веры, нежели своего могущества. Было видно, что он, однако, и не пренебрегает своим долгом власти и думает признании своих заслуг не больше, чем о доблестях своих подданных. Бог поставил его на французский трон, и он работает во имя Его, а значит, ради всеобщего блага.

Флори была во власти этих размышлений, когда Людовик, подняв голову, повернулся к королеве и улыбнулся ей. Флори вспомнила простую веселость короля, его склонность к дружеским беседам, к свободным и откровенным спорам, смех за общим с гостями столом. Вспомнила и о том, как ненавидел он грех меланхолии, считая ее несовместимой с радостной верой, которая должна исходить от христианина.

Ход ее мыслей нарушили знаки, которые делали ей издали. Она узнала Рютбёфа, ответила ему движением руки, но не смогла подойти к поэту, такая была теснота, а их разделяло несколько десятков человек. Удивившись поначалу его присутствию в Туре, она подумала, что Арно, должно быть, поговорил с Маргаритой Прованской о таланте своего друга, и тот, несомненно, был допущен в небольшой круг, членом которого когда-то была и сама Флори. Действительно, бывший менестрель всем своим видом свидетельствовал о принадлежности к королевской свите: об этом говорили и костюм в цветах королевы, и его окружение, состоявшее из тех, с кем Флори часто встречалась раньше в Париже.

Не слишком радуясь перспективе быть узнанными этими людьми, она порадовалась тому, что не может подойти к Рютбёфу, хотя только что была намерена к нему пробраться, и приняла меры к тому, чтобы остаться незамеченной. Для этого она сочла нужным спрятаться за одной из колонн, поддерживавших громадный свод собора.

Расставшись с самого начала церемонии с Беранжер, вместе с которой она пришла на праздничную службу и которую тут же увлекли с собой ее друзья, Флори чувствовала себя совершенно свободной в движениях, насколько окружавшие ее люди позволяли ей сделать в этой толпе хотя бы несколько шагов. Ценой больших усилий она пробралась к облюбованному месту и тут же словно окаменела.

В нескольких шагах от нее вырисовывался профиль стоявшего к ней боком Филиппа!

К своему ужасу, показавшемуся ей знакомым, она поняла, что это он как-то обогнал ее осенью, недалеко от Турского замка. Хотя она тогда его и не узнала, ее проняла точно такая же дрожь. Она не могла ошибиться.

Флори не видела мужа с той поры, когда он февральским утром беззаботно отправился в Понтуаз, куда его звал долг службы при королеве, оставив одних свою молодую супругу и их ребенка… Охваченная горем, она лишь едва заметила его впоследствии у изголовья Готье…

На грани обморока она оперлась на холодный камень колонны. Боже! Она сейчас потеряет сознание! Упадет, ее окружат желающие оказать помощь люди, и тому, кто не должен даже подозревать об этом, откроется ее присутствие!

Филипп ее не видел. Лицом к гробнице святого, он казался погруженным в полное серьезности размышление. О ком, о чем он молился? Может быть, вспоминал о чуде, которое здесь, на этом самом месте, вернуло рассудок и речь Кларанс? А может быть, вызывал в своей памяти прошлое, каждая подробность которого, напоминая о крушении всех самых законных его надежд, не могла не быть для него открытой раной?