Вот это была новость! Будущее засияло у меня перед глазами: большая стая щенков, мама и тата, рыжеволосый брат Энгельс — чего ещё желать!

Теперь мне пришлось заниматься тем, чтобы научиться свистеть! Тётя Маали и дядя Копли сначала были этим очень недовольны. Дядя сказал, что девочке совсем не подобает свистеть, это больше для уличных мальчишек, а тётя Маали утверждала, что свист вызывает сатану, но когда я им рассказала о будущей стае щенков, дядя махнул рукой, а тётя Маали только вздохнула и сказала:

— Иной человек на всю жизнь остаётся ребёнком. Где есть, туда и дают!

— Маали, быстро одевай ребёнка и возьми с собой кошёлку — в магазине на улице Хаава дают сахар! — крикнула мать Сирье и Майе, вбежав в калитку. — Я пришла за своими девчонками — дают кило на нос! Давай быстро, кто знает, на сколько человек его хватит!

Тётя Маали наскоро умыла меня, вымыла мои руки и натянула на меня свитер. Я подумала, что это может быть довольно смешно, если мы все — тётя Маали, тётя Тийу, Сирье, Майе и я — получим на нос в магазине на Хаава по килограмму сахара. Но тётя Маали даже и слушать не стала мои рассуждения, она, похоже, отнеслась к этому делу серьёзно и подгоняла меня: «Поторапливайся, иначе останемся без сахара!»

— И смотрите мне, чтобы в очереди за сахаром вели себя прилично! — поучала тётя Тийу. — И чтобы никакого хныканья — в очереди за сахаром не до шуток!

Я представляла себе сахарную очередь длинной белой сверкающей сахарной гирляндой, которую взрослые и дети держат над головами, но это оказалось вовсе не так… Перед майскими, октябрьскими и новогодними праздниками школьники в Руйла приносили с болота плаун, из которого вили длинные гирлянды. По всей школе пахло таинственным болотным запахом, когда дети украшали этими гирляндами потолок зала и висевшие в коридорах картины и ту, на которой был Энгельс со своими друзьями. Я представляла себе, что если бы на такие гирлянды насыпать сахару, получилась бы очень красивая сахарная очередь. Но на улице Хаава перед продовольственным магазином стояли один за другим совсем обычные жители Нымме. Это и была сахарная очередь, только издалека она казалась длинным хвостом, но когда мы стали в его конец, сделалось скучно.

— А может, дают больше, чем кило? — спросила у тёти Тийу молодая женщина в полосатом берете, которая стояла впереди нас и всё время переступала с ноги на ногу, будто так можно было скорее продвинуться вперёд.

— Только кило, кто же даст больше, — точно знала мать Сирье и Майе. — Хорошо хоть так!

— У меня ребёнок один дома остался, — сокрушалась женщина.

— Как думаете, сколько тут уйдёт времени — час или больше?

— Взяли бы ребёнка с собой — получили бы ещё кило, — поучала тётя Тийу.

— Мальчик только двухмесячный, — оправдывалась женщина.

— Какая разница! Хлебные карточки и талоны на водку давали в своё время и грудным младенцам, дадут и сахар! — уверенно сказала тётя Тийу. — Сходите домой, мы сохраним ваше место в очереди.

— Думаете, успею? Я живу недалеко, тут поблизости, на улице Курни…

— Ну, час простоим наверняка. Главное, чтобы сахар за это время не кончился! — заверила тётя Тийу, и женщина торопливо ушла.

Тётя Маали стояла в очереди прямо и с серьёзным лицом, словно делала какую-то важную работу, и не отпускала мою руку. Сирье и Майе всё время бегали туда-сюда и даже заглядывали в окно магазина.

— Пусть бегают, раз мать им разрешает, — сказала мне тётя Маали в ответ на мои слова, что я не младенец, чтобы меня всё время требовалось держать за руку. — Ты теперь на моей ответственности — а что я скажу твоей маме, если ты, бегая, угодишь под машину или провалишься в канализационный колодец?

— Но я не провалюсь! И мама сейчас в тюрьме, она и не знает вовсе, что я стою тут в сахарной очереди!

— Да, приложи руки ко рту и кричи во всё горло — а то вдруг те, что стоят подальше, не слышали! — рассердилась тётя.

С плохо скрываемой завистью я наблюдала со стороны, как Сирье и Майе составили компанию двум девочками постарше, которые чертили мелом на тротуаре какие-то квадраты и писали цифры.

— Иди играть в классы! — махнула мне рукой Сирье.

Я вопросительно просмотрела на тётю Маали.

— Мк-ммм! — промычала она, покачав головой.

— Пусти девчонку поиграть! — заступилась за меня тётя Тийу.

— Она не сахарная. Не рассыплется!

— Она — деревенский ребёнок и не знает, как вести себя в городе, — считала тётя Маали.

— Научится!

Я дёрнула тётю Маали за руку, поднялась на цыпочки и шепнула ей:

— Если не разрешишь, я всем скажу, что у дяди Копли мундир энкаведэ в шкафу!

Тетя испуганно стала глотать ртом воздух, прежде чем смогла шепнуть мне:

— Неужели тебе не стыдно? Ну, иди, поиграй немножко, но, смотри, не выходи на дорогу.

Я прыгала из квадрата в квадрат не хуже, по-моему, чем другие, может быть, чуть выше подпрыгивая, но Майе стала придираться:

— Ты что, совсем не умеешь играть в классы? Прыгаешь, куда попало!

— Сначала надо бросить в квадрат камень, — сказала незнакомая девочка с косами и протянула мне небольшой камешек.

Трах! — ударился об асфальт этот брошенный мной камешек и, отскочив от асфальта, стукнул одного стоящего в очереди мужчину по ноге.

Мужчина крикнул:

— Какой чёрт кидается тут камнями в людей! — Он посмотрел по сторонам и заметил нас, стоявших возле начерченных на асфальте квадратов. И я его узнала: это был тот самый мужчина, в клозет которого мы ходили с тётей Анне!

И сразу появился человек в мундире, он вышел из магазина и нёс сетку, в которой красовались два тёмно-синих угловатых пакета.

Я подбежала к тёте Маали: может, она всё-таки не даст человеку в мундире увести меня? Сердце колотилось отчаянно: что будет с татой, если я тоже попаду в тюрьму? И, поди знай, может, и тётю Маали заберут — мы ведь родственники…

— Граждане! — крикнул человек в мундире. — Сахарный песок кончился, теперь дают только кусковой!

Человек в мундире говорил по-эстонски! У меня упал с души камень, похоже было, что тот мужчина, в которого попал мой камушек, не разозлился и не стал жаловаться на меня человеку в мундире!

Вдруг очередь стала двигаться вперед гораздо быстрее. Дверь то и дело выпускала счастливых обладателей синих пакетов, и мы вскоре поднялись по ступенькам и вошли в магазин. Внутри очередь еще несколько раз извивалась, и тётя Маали сняла с меня шапку и расстегнула пуговицы кофты — в магазине было очень жарко.

Две продавщицы в белых чепчиках принимали деньги, вытирая со лба пот, раздавали пакеты с сахаром и кричали:

— Пожалуйста, следующий!

Наконец, следующими были мы с тётей Маали, тётя протянула раскрасневшейся продавщице деньги и сказала:

— Нас двое — пожалуйста, два кило!

Конечно, я давно сообразила, что в магазине никому кило на нос, к сожалению, не клали, но испытывала чувство гордости — у меня теперь собственный пакет сахара!

Снаружи очередь была уже гораздо короче, и тётя Тийу сочла, что можно было бы ещё разок встать в хвост. Но выяснилось, что у тёти Маали нет больше с собой денег, да она не помнила, сняла ли суп с конфорки на плите. Тогда мама Сирье и Майе предложила, чтобы я осталась в очереди с ней и её девчонками. Когда она пообещала, что присмотрит за мной внимательно, тётя Маали оставила меня и пошла домой одна.

Вообще-то стоять в хвосте — дело довольно нудное, но куда денешься! Но тётя Тийу и слушать об этом не хотела, а я подумала, что могла бы прийти в сахарную очередь когда-нибудь в другой раз.

— Варенье лопать все хотите, а в очереди постоять не желаете! — сердито буркнула она, когда Сирье и Майе тоже захотели домой.

— Граждане, сахар кончается, больше в хвост не становитесь! — объявила одна из продавщиц.

— Может, нам ещё хватит! — надеялась тётя Тийу, и когда мы подошли к прилавку, сказала продавщице: — Четыре кило. Со мной три девочки.