— Когда какой-нибудь зуб начнёт шататься, надо, выдирая его, сказать: «На тебе, мышка, молочный, дай коренной!», — поучала двоюродная сестра Хельви Хелле Аавик.

Глядя на её острые белые клыки, я бы с удовольствием использовала все средства. Много раз я и тихо, и громко произносила заклинания, но глядя на свои зубы, вынуждена была с грустью признать, что ни один из них не послушался и не зашатался.

— Не знаете, что помогает от бородавок? — спросила Элья Плоомпуу, показывая другим свой указательный палец.

— Сахарная бумага, — знала Хелле. — Только при этом надо прочесть заклинание.

— Не верю, — сомневалась Хельви. — Другое тут не поможет, только нож! Но с бородавками можно пойти к врачу, а вот против веснушек ничего не помогает…

— Перекись водорода помогает! И уксусом их можно постепенно вывести, — поучала Элья.

— А ты не пробовала мыть лягушачьей икрой? — спросила Хелле. — Попробуй весной, это вроде бы должно помочь!

— Бёк, как противно! — сморщила нос Хельви и достала из кармана кофточки новое яблоко. Кракс! Хруст, с которым она откусила, был достоин зависти… Достойны зависти были и проблемы старших девочек — бородавки, веснушки!

Когда тата вечером тёр мочалкой мои ноги в тазу, я спросила:

— Тата, отчего бывают бородавки?

— Леший его знает… — пожал он плечами, и добавил поговорку: — Беда приспела — наперёд не сказалась!

— А если очень-очень пожелать, то бородавка не появится?

— Боже упаси! — тата засмеялся. — Неужели ты хочешь заполучить бородавку?

— Угу, — с серьезным видом пробурчала я. — И веснушки… А то ведь другие девочки всё время озабочены своими проблемами, а мне сказать не о чем.

Тата взял меня на руки и стал вытирать мне ноги. Похоже было, он о чём-то раздумывает.

— Так. Теперь натянешь ночную рубашку — и в постель.

— Но…

— Никаких но! — объявил он серьёзно. — Сегодня вечером сказки на ночку не будет! Тогда завтра и у тебя будет что обсуждать с другими девочками!

Так и вышло — не было ни сказки, ни рассказа про медведя Яунари Яурамита! Маленькая заноза обиды во мне застряла, но я не была уверена: стоит ли это завтра обсуждать с большими девочками… Что такое — одна оставшаяся не рассказанной сказка по сравнению с бородавками и веснушками! Я подумала, что мама наверняка бы поняла, как важно, чтобы можно было обсуждать с другими девочками настоящие проблемы. Вряд ли оставила бы нерассказанной сказку ребёнку, который озабочен отсутствием бородавок и веснушек! Потому что, насколько я помню, и мама не могла веснушками похвастаться…

Тата сказал, что нашёл для меня в Лайтсе няню — симпатичную опрятную пожилую женщину, которая будет мною заниматься, когда он на работе.

— Боюсь, что к осени мама вернуться не успеет, а в школу я тебя с собой брать не могу. Новый директор, похоже, очень строгий.

— Строже, чем тётя Людмила? Он уже вызвал рожателей в школу? — допытывалась я.

Тата рассмеялся.

— Гляди-ка, и всё-то ты помнишь! Ну нет, рожателей теперь вроде оставили в покое, у дяди Хельмута самого маленький ребёнок, а его жена тоже учительница. Но ты и сама увидишь, нас пригласили к ним сегодня в гости на кофе.

То, что новый директор пригласил и меня пить кофе, сразу улучшило мое впечатление о нём… Вот только когда мы пришли в гости, у меня возникло такое странное ощущение: ведь перед тем как переселиться в дом для батраков, мама, тата и я жили в этой самой квартире, где теперь мы с татой были гостями и сидели за круглым кухонным столом. Стол был точно такой же, как был у нас, только клеёнка на нем другая — с цветами в зелёных клетках. Дядя Хельмут был гораздо ниже таты и, кажется, моложе. У него были волнистые волосы и милая ямочка на подбородке. По-моему он слегка смахивал на Тарзана.

— Тёща и тесть тоже живут с нами, — знакомил директор тату со своим семейством. — Лейда скоро придёт, она пошла в парк погулять с ребёнком.

Тесть директора был высокий и седой и смотрел на нас недобро, но тёща приветливо улыбалась, предлагала нам бутерброды с килькой и обещала скоро вынуть из духовки яблочный пирог.

— Это хорошая плита, — похвалил тата.

— Просто фантастическая! Но откуда вы знаете? — удивилась тёща директора.

— Хм, — буркнул дядя Хельмут, — я тебе говорил…

— Ой, извините. Конечно. Извините, я не хотела вас задеть. У вас с этой квартирой связаны свои воспоминания, понимаю, это так естественно, — щебетала она. — Берите, берите бутерброд, я могу ещё сделать! Девочке кофе или чай? У меня и молоко есть…

— Кто из вас охотник? — спросил тата, указав на стоявший в углу футляр с ружьем.

— Я, конечно, я, — утвердительно кивнул директор и спросил: — А в здешних местах зайцы-то водятся?

— И зайцы, и косули, — подтвердил тата. — Вблизи Лайтсе много тетеревов, а у озера полно уток. А в округе Яасмяэ даже волков видели.

— Ого! — просиял директор. — Если я правильно понял, вы и сами охотник?

— Есть немного, — сознался тата и тихонько обратился ко мне: — Будь добра, не болтай так ногами, ладно?

— Девочке скучно, — заметила директорская тёща. — Пирог скоро поспеет. А хочешь, я найду тебе какую-нибудь книжку, посмотришь картинки.

— Я и читать умею, — отозвалась я деловито. — Могу читать и письменные буквы!

— Ах, в самом деле? Такая маленькая, а уже читательница! Погоди, я посмотрю!

Меня отвели в комнату и усадили в глубокое коричневое кресло. Из сидящих в кухне мне был виден в открытую дверь только тата, и по тому, как он с удовольствием закурил папиросу, я поняла, что разговором об охоте директор пришёлся ему по нраву.

— А ты «Ласте рыым»[12] читала? — спросила тёща директора и протянула мне тоненькую книжонку. На обложке была чёрно-белая картинка — мальчик в штанах до колен сидел на земле и читал маленькой улыбающейся девочке вслух тонкую книжку, надпись на обложке которой была видна не вся, а только — «Детская ость». Но поскольку под картинкой было написано большими красными буквами «Детская радость», можно было догадаться, что и книжка в руках мальчика имеет такое же название.

— Это был любимый журнал моих детей, когда они ещё маленькими были, — объяснила тёща директора. — Некоторые листочки оторвались, но это ничего, правда? Ну, докажи мне, что ты действительно уже читательница!

Я раскрыла журнал и увидела на первой странице заглавие «Февраль», а под ним довольно длинное стихотворение. Печатные буквы были немного другими, чем в моих книжках, больше похожие на письменные. Но ведь читать письменные буквы я умела, что за вопрос!

Я постаралась читать очень громко и чётко, чтобы все слышали, как я хорошо читаю.

Я приготовилась читать дальше, как вдруг в комнату ворвался дядя Хельмут и выхватил у меня журнал.

— Это не самое подходяще чтение для ребёнка, — сказал он недовольно и засунул «Детскую радость» на самый верх книжной полки. — Нет-нет! — сказал он, с улыбкой поглядывая на меня. — Насчёт твоего чтения нет никаких сомнений, но этот журнал давно устарел.

— Но там не было ничего такого… — испуганно забормотала тёща директора. — Там вообще не сказано, когда был этот парад и…

— Оставь, — сказал дядя Хельмут, похлопав её по плечу. — А не подгорел ли твой яблочный пирог?

— Сейчас посмотрю, — заторопилась тёща в кухню. И мы с дядей Хельмутом последовали за ней. Я была немного расстроена, что у меня отобрали журнал, хотя и было сказано, что по поводу моего чтения нет никаких замечаний.

Тата закурил новую папиросу и, прищурившись, смотрел на нас сквозь облачко дыма. Так он щурился, когда ему что-нибудь не нравилось. Предложив дяде Хельмуту папиросу из своего портсигара, он спросил: