Это напоминание подействовало на Герольта как сильный удар. И он понял, что с ним происходит. Он выпил не лучшее вино келаря, а черный напиток искарисов! А это означает, что Беатриса с ними заодно. Одному Богу известно, как слугам черного дьявола удалось заполучить душу девушки. Но сделать это они все же смогли. Однако из ее дьявольской затеи ничего не получится! Герольт восстанет, как бы ни поддавалось искушению его тело! Нет, никогда! Всемогущий Господь даст ему силы!

И как только воля Герольта взяла верх над его страстью, соблазнявший его внутренний голос издал отвратительный дикий крик.

Этот крик повторила Беатриса. Она поняла, что проиграла и что ей не удастся узнать, где спрятан Святой Грааль.

Внезапно, к ужасу Герольта, образ обнаженной Беатрисы превратился в фигуру человека с рябым лицом, на которое спускались пряди жирных волос.

Герольт тут же узнал в нем всадника, который обогнал его днем на большой дороге, а позднее, когда рыцари подъехали к гостинице, сразу ускакал прочь. Беатриса была всего лишь дьявольским видением, которое показывал его душе черный напиток!

Приступ тошноты охватил Герольта, когда он понял, что его тело ласкали руки искариса. Только теперь он почувствовал затхлый запах, исходивший от апостола Иуды. Герольт понял, что юный послушник тоже является сообщником рябого. Вовсе не случайно он носил передник, испачканный навозом. Да и был ли он на самом деле послушником? А одуряющий запах розового масла и лаванды, исходивший от телеги Шаброля и Клода?!

Все эти мысли разом пронзили его. Но времени для дальнейших размышлений у Герольта не оставалось — мозолистые пальцы врага уже лежали на его горле.

— Так сдохни же, как собака, если тебе ничего не нужно! — прохрипел искарис.

Герольт попробовал дотянуться до меча, но спина противника была настолько широка, что он не смог этого сделать. Он попробовал сбросить искариса, но тот прижимал его к соломе, навалившись всем телом.

Острая боль, вышедшая из сдавленного горла, разошлась по всему телу Герольта. Он понял, что задыхается. Он знал, что в его распоряжении остаются какие-то секунды: если он ничего не сумеет сделать, то потеряет сознание и погибнет.

Герольт изо всех сил принялся кулаками бить искариса по голове, но тот, казалось, даже не чувствовал боли. Во всяком случае, пальцы, сжимавшие горло рыцаря, оставались твердыми, как тиски, и нисколько не ослабевали. Герольт в отчаянии схватил апостола Иуды за волосы и изо всех сил начал тянуть его голову назад.

Искарис взвыл и ослабил хватку. Герольт использовал благоприятный момент, чтобы высвободить правую ногу и изо всех сил ударить врага в промежность.

Мучительный стон искариса подтвердил, что Герольт не промахнулся. Пальцы врага сползли с горла рыцаря.

— Христианская собака! Ты захлебнешься в собственной крови! — хрипел искарис. Правой рукой он пытался достать из-за пояса кинжал.

Герольт увидел, как в свете фонаря сверкнуло длинное узкое лезвие. Он успел рвануться к своему мечу и одновременно изо всех сил ударить искариса в лицо. Рыцарь почувствовал, как нос врага хрустнул под его кулаком.

Искарис заревел от боли. Свалившись с копны соломы, он ударился спиной о доски загона. Кровь хлестала из его разбитого носа. При падении искарис выронил кинжал, и тот утонул в соломе.

Наконец-то Герольт схватил своей меч.

Какую бы сильную боль ни испытывал искарис, он все же понял, какая опасность ему теперь угрожает. Оттолкнувшись от досок, он ударил Герольта сапогом.

Нога апостола Иуды попала в правое бедро рыцаря, и тот опять свалился в солому. Если бы при этом Герольт выронил меч, он мог бы попасть в руки своего противника. Но юноша крепко держал оружие, направляя острие клинка на врага.

Искарис понял, что сражение проиграно, и пустился наутек. Пробегая мимо ящика с кормом, он схватил фонарь и со всей силы швырнул его в стену конюшни. Стекло разбилось и пламя тут же охватило солому. Искарис распахнул дверь и выскочил на двор.

Ругаясь на чем свет стоит — о преследовании искариса не приходилось и думать — Герольт принялся тушить огонь. Ведь пламя могло пойти дальше и перекинуться на стоявшую рядом гостиницу. Когда опасность миновала и он наконец выбежал из конюшни, искариса уже и след простыл. Он исчез, как тень, слившись с ночной темнотой. И вдруг из-за стены до Герольта донесся топот копыт — от монастыря галопом удалялись два всадника. Это были искарис и, вероятно, его сообщник, который переоделся послушником и принес Герольту черный напиток!

Тем временем дверь гостиницы распахнулась. Выхватывая мечи, оттуда выбегали братья-тамплиеры — они услышали шум и крики, доносившиеся из конюшни. За ними вышли несколько купцов и монахов. Повсюду начинали загораться фонари и свечи.

— Не бойтесь, чаша в тайнике, — торопливо проговорил Герольт.

— Что случилось? Мы слышали звуки борьбы! — воскликнул Морис. — Кто-то напал на тебя?

Герольт кивнул.

— Да, ко мне в конюшню пробрался искарис. Он…

Герольт поперхнулся и начал растирать саднившее горло. Но удушье, охватившее его, имело и другие причины. Как ему рассказать товарищам о случившемся? Как Герольт посмотрит им в глаза, когда друзья узнают, какому именно искушению он подвергся, да и чуть не поддался? Ему было нужно время, чтобы овладеть собой и найти правильные слова, не сказав о Беатрисе и о своем чувстве к ней.

Тошноту, внезапно подкатившую к горлу Герольта, рыцарь воспринял как подарок провидения. Она позволила ему не отвечать на вопросы спутников.

— Подождите… сейчас, — мучительно произнес Герольт. Шатаясь, он ушел за угол конюшни и, дрожа, опустился на колени. Наконец его вырвало.

Прошел час, прежде чем Герольт смог спокойно поведать друзьям о нападении искарисов. Каждый из прибежавших на шум монахов хотел знать, что произошло. Пришел и аббат — рослый муж с тонзурой в седой шевелюре. Известие о нападении на одного из гостей монастыря ошеломило его, равно как и приора с келарем.

Герольт многое скрыл от монастырской братии. Он представил это нападение как попытку ограбления. По его словам, злоумышленник пытался увести из конюшни лошадь, а когда застал там Герольта, бросился в драку. К сожалению, рыцарь освободился из объятий сна недостаточно быстро, поэтому не смог связать мерзавца, дабы передать его в руки правосудия.

Поскольку ворота в стене взломаны не были, монахи при свете факелов и свечей принялись искать место, через которое конокрад мог проникнуть в монастырь. Вскоре на западной стене они обнаружили тройной крюк, зацепившийся за ее кромку. Когда крюк удалось сбросить с помощью вил, оказалось, что к нему привязан длинный канат, на котором было множество узлов, позволявших забираться по нему как по ступенькам.

О «послушнике» и его кувшине Герольт монахам и купцам ничего не сказал. Не стал он делиться и своим подозрением по поводу Шаброля Тульена и его зятя — возможных сообщников грабителя. Теперь их нигде видно не было, но никаких доказательств их причастности к попытке ограбления у Герольта не имелось.

Трем монахам аббат приказал провести оставшуюся ночь на дворе и охранять монастырь. Остальные чернецы и послушники, а также гости разошлись по кельям и комнатам.

Лишь теперь Герольт смог рассказать своим товарищам о том, что на самом деле произошло. Рыцари, собравшиеся в конюшне, с изумлением выслушали его сбивчивый рассказ.

— Так значит, ты выпил черный напиток, о котором рассказывал аббат? — с отвращением спросил его Мак-Айвор.

Герольт кивнул. Он все еще не мог справиться со своим волнением.

— А потом? Что произошло после того, как ты его выпил? — спросил Морис. — Как он подействовал на тебя? Рассказывай же!

Лицо Герольта исказила гримаса отвращения. Он помедлил, прежде чем продолжить рассказ.

— Он подействовал на меня именно так, как рассказывал аббат, — глухо произнес он. — Этот проклятый искарис завладел моей душой и околдовал меня. Я… я попал в гарем и был там окружен бесстыдными полуодетыми наложницами, которые хотели… которые хотели заманить меня в сад райских наслаждений.