Когда сестры уже отошли ко сну, а рыцари сидели у подножия странствующей дюны и вспоминали события минувшего дня, Тарик тихо произнес:

— Нас спасла зоркость хабира, да отблагодарит его Всевышний! Если бы он не заметил искарисов, сейчас мы бы лежали там, на камнях.

— А Святой Грааль был бы утрачен, — прошептал Мак-Айвор. — Когда я представляю себе это, мороз продирает меня до самых костей.

— А я думаю, что самой большой опасности мы уже избежали, — с довольным видом произнес Морис.

— Да, но на пути к морю и порту нам еще предстоит трудная дорога по коварной пустыне, — напомнил друзьям Герольт.

Никто из рыцарей в этот вечер не мог и подумать, что новой смертельной опасностью им грозит вовсе не жестокая природа. Спустя четыре ночи «волки пустыни» оказались настолько уверены в своем превосходстве, что осмелились присесть к костру путников!

За прошедшие четыре дня рана Гариба воспалилась настолько, что он уже едва держался в седле. Езда на постоянно качавшейся спине верблюда усиливала боль в теле погонщика, и поэтому путники были вынуждены постоянно делать получасовые привалы.

Если прежде Беатриса пребывала в мрачном настроении и изматывала всех своими постоянными жалобами, теперь она вдруг проявила себя с другой стороны. Во время коротких привалов за Гарибом ухаживала именно она, и делала это на редкость умело. Девушка промывала рану от гноя и накладывала на нее новые повязки. Это не только мирило Беатрису с Герольтом, Тариком и Мак-Айвором, но и вызывало уважение к ней со стороны Селима и Джамала.

На четвертый день после схватки с искарисами, когда караван стал собираться в путь после полуденного привала, подул горячий южный ветер, который бедуины называли кибли. Они боялись его больше всего на свете.

— Да не позволит Аллах перерасти этому ветру в самум, — озабоченно сказал Джамал. — Такая песчаная буря может длиться много дней. Однажды я вынес пять дней такой бури — хвала Аллаху, это случилось в оазисе. Когда буря застает караван вдали от источников, ему приходится очень плохо. Верблюды теряют много сил, а воды расходуется гораздо больше, чем в обычное время. Намного больше.

— Почему? — спросил Герольт.

— Потому что самум обладает ужасным свойством осушать бурдюки. Они даже могут порваться. Поэтому, чтобы во время самума спасти воду, используют глиняные кувшины, — объяснил Джамал. — К тому же во время такой бури человек может обходиться без воды не больше десяти минут.

Хабир посмотрел на лица европейцев и сказал:

— Вряд ли, шейх Салехи, дело дойдет до самума! Это всего лишь небольшой кибли. Скоро он исчезнет.

Ветер действительно не прибавлял силы. Однако шлейфы песка, который он срывал с гребней дюн, досаждали путникам все сильнее. Им пришлось полностью закрыть рты и носы при помощи платков. Лишь перед наступлением темноты ветер немного утих. Но пески по-прежнему походили на бурное море.

Этой ночью путники остановились на ночлег раньше обычного. Они разбили лагерь между двумя цепями дюн. Используя лежавших верблюдов как защиту от ветра, Беатриса сделала Гарибу новую перевязку, Джамал разложил костер, а Селим приготовил чечевичный суп. Этой ночью в закопченный котелок были положены последние куски вяленого мяса.

Хабир как раз достал первую из выпеченных лепешек, когда Джамал вздрогнул и рывком повернул голову налево.

— Чужие! — тревожно прошептал он.

Шесть фигур возникли перед путниками совершенно неожиданно, как будто вышли из-под земли или соткались из песчаных шлейфов. Один из незнакомцев бегло осмотрел людей, полукругом сидевших у костра, и снова исчез в темноте.

Хранители Грааля нащупали рукоятки мечей, лежавших рядом с ними на песке.

Но Джамал шепнул им:

— Осторожно! Не дайте им повода, чтобы напасть на нас. Возможно, нам повезет, и мы сумеем обойтись без кровопролития.

— О чем вы говорите? Их только пятеро, — тихо сказал Морис. — Если они на нас нападут, их можно считать покойниками.

— Ты ошибаешься! — прошептал Джамал. — Неподалеку расположились их сообщники. Иначе они не вели бы себя так нагло. Шестой уже идет к банде, чтобы рассказать об увиденном.

— Неужели ты знаешь этих людей? — удивился Герольт.

— Это «волки пустыни», — сквозь зубы процедил Джамал. В его голосе слышалось презрение, но и чувство страха тоже. — Магрибские работорговцы. Уверен, что сейчас они возвращаются на родину.

Хабир кивнул.

— «Волки пустыни» именно так себя и ведут. Двигаясь по пескам вперед, эта стая все время высылает разведчиков, чтобы узнать, есть ли возможность совершить газву — разбойничий налет.

— Их банда всегда передвигается большим караваном, — продолжил Джамал. — И мы должны сделать все, чтобы избежать схватки, понимаете? В сражении с ними мы не победим! Так что сидите молча и предоставьте слово хабиру и мне.

— Работорговцы? Черт возьми, только их нам не хватало, — выругался Мак-Айвор.

Беатриса и Элоиза прижались друг к другу. От страха они не могли выговорить ни слова.

В этот момент пятеро «волков пустыни» подошли к путникам. Сознавая превосходство в силе, они приблизились и, не поздоровавшись и не получив приглашения, нагло уселись возле костра. Вид этих пятерых мужчин с суровыми лицами, мрачно смотревших перед собой, не предвещал ничего хорошего.

Они носили одежду бедуинов, однако их костюмы и тюрбаны были преимущественно черного цвета. Все имели при себе кривые сабли и длинные ножи. За пояс одного из «волков» был засунут курбаш — кнут из кожи бегемота. На шее у этого человека с темным, покрытым светлыми шрамами лицом болталось ожерелье из волчьих клыков. Предплечье правой руки второго «Волка» покрывала манжета из черной кожи, прошитая железной проволокой. На кисти левой у него не хватало двух пальцев.

Хабир произнес обычное приветствие бедуинов и пригласил пришельцев к костру, как бы не замечая того, что они уже обошлись без его приглашения.

— Избавь нас от своей болтовни! — грубо крикнул человек с ожерельем. — Скажи лучше, что ты для нас приготовил.

Кадык на шее Селима дернулся, но он тут же справился со страхом. С сожалением в голосе хабир произнес:

— Не хочется вас огорчать, но к супу с мясом вы немного опоздали.

Работорговцы зловеще расхохотались.

— Как ты думаешь, Сабир, в самом ли деле этот грязный погонщик верблюдов так глуп или же он просто хочет посмеяться над нами? — произнес беспалый.

Сабиром оказался работорговец с ожерельем из волчьих клыков.

— Конечно, Кадыр, это набитый дурак, — ответил он. — Иначе он не связался бы с вонючими франками и не шлялся бы с ними по пустыне. Ведь уже только за это он заслуживает смерти.

Взгляд Сабира скользнул по рыцарям Грааля, которые сидели у костра и, подчиняясь требованию Джамала, молчали. Затем «волк пустыни» начал рассматривать Беатрису и Элоизу. И губы его скривила злобная ухмылка.

— Ладно, пару неплохих подарков он нам все же приготовил. Погонщик, я освобожу тебя от ноши, которой ты недостоин. Кожа белых женщин нуждается в неге. Твои грубые руки на это неспособны.

Разбойники рассмеялись, а Кадыр злобно произнес:

— Твоя радость, Сабир, не будет долгой. Насколько я знаю Тибу эль-Дина, он тут же отнимет у тебя этих красоток и сам продаст их в Дофе.

Герольт заметил, что Джамал чуть заметно вздрогнул при упоминании Тибу эль-Дина.

— Еще посмотрим! — прорычал оскорбленный Сабир. — Прежде чем забрать белых женщин, поглядим, что еще они для нас припасли. Возможно, не очень-то мы на них и рассердимся.

Взглянув на рыцарей, он пролаял:

— У вас, белые свиньи, есть деньги! У всех франков есть деньги! Доставайте! Выкладывайте денежки, собаки! Мы все равно их заберем!

«Что же делать? — лихорадочно соображал Герольт. — Неужели нельзя сделать ничего, чтобы избежать драки?» Сами наглецы, усевшиеся у огня, его ничуть не беспокоили. С ними тамплиеры могли справиться без особого труда. Но издалека уже доносился звон множества колокольчиков, подвешенных к шеям верблюдов. Караван, к которому направился шестой разведчик, был уже недалеко. А с бандой из нескольких десятков опытных работорговцев им было уже не справиться. К тому же на кону стояли не только жизни путников, но и Святой Грааль. Священная чаша ни в коем случае не должна была стать добычей работорговцев. Через них она запросто может попасть в руки искарисов.