Разговаривая с Сингхом, Светлана была уверена, что ему известно, кто она такая. Медперсонал уже успел растрезвонить больным, что вместе с ними лечится дочка Сталина. Светлана то и дело ловила на себе любопытные взгляды. Иногда некоторые люди, воровато оглядевшись по сторонам, пожимали ей руку со словами: «Ваш отец — великий человек!» Более смелые просили ее сфотографироваться на память. Другие упрекали ее за то, что она взяла фамилию матери…
Но из разговоров с Сингхом она сделала вывод, что ему ничего не известно о ее происхождении. На второй день знакомства он поинтересовался:
— Как вы считаете, сильно изменилась жизнь в Советском Союзе после смерти Сталина?
Светлана уклончиво ответила:
— Нет, я думаю, не слишком уж сильно… Перемены, конечно, есть, но они не носят фундаментальный характер.
Они говорили по-английски. До этого у Светланы не было случая попрактиковаться в английском языке, но, получив эту возможность, она почувствовала, как ожил в ней мертвый запас английских слов.
Сингх поднял брови.
— Вот как? А мне говорили — изменения есть и они довольно глубоки…
И тут Светлана наконец-то представилась.
Сингх посмотрел на нее поверх своих толстых очков и только произнес: «О!» Больше они на эту тему никогда не говорили.
Что поразило ее в этом немолодом человеке, иностранце, похожем не на индийца, а на итальянца или на еврея? Почему она, такая по натуре осторожная, замкнутая, испытала к нему полное, абсолютное доверие? Такого Светлана не испытывала ни к одному из своих избранников… Отчего разговаривать с ним ей было так легко, точно он знал ее с самого раннего детства?
Люди, с которыми она до сих пор имела дело, были всегда насторожены, как будто страх въелся в поры их кожи и влился в их кровь. Они боялись произнести необдуманное слово, пошутить, как будто постоянно видели неподалеку от себя канувшую в небытие фигуру топтуна или доносчика.
Сингх был великолепно спокоен, раскован, миролюбив, ровен. С его лица не сходила мягкая улыбка. Светлана физически чувствовала, как от этой улыбки у нее в душе тает напряжение, распускаются мускулы лица, постоянно стянутого маской. Хотя на них все время косились отдыхающие кондовые партийцы, изгнанные со своих теплых мест во время хрущевской «оттепели».
Сингх и Светлана не понижали голос, беседуя, — ведь они говорили на языке, который вряд ли мог быть известен невежественным функционерам. Они хохотали во весь голос. Они вели себя настолько непринужденно, что со стороны — в чопорном и заморозившем людей отечестве — это казалось неприличным. И после того как Браджеша и Светлану врачи отправили на юг в один из домов отдыха Сочи, злобное наблюдение за ними усилилось.
К ней начали подходить и прямо говорить: «Зачем вам этот индус?» Ей советовали держаться ближе к «своим». Давали понять, что все иностранцы — шпионы. Ее осуждали за то, что она пьет чай в компании индийцев. К Светлане в комнату подселили соседку, хотя она очень просила оставить ее одну. Вероятно, это явилось следствием доноса о ее «недопустимом» поведении в Москве. Но эти мелочи не могли нарушить давно забытого ощущения блаженного покоя в ее душе.
В ноябре в Сочи тепло, повсюду благоухают розы. Закаты над морем полны такой невыразимой прелести, как будто их создает фантазия великих поэтов. Ночью россыпи звезд освещают дорожки между цветущими клумбами, и со всех сторон звучит незатейливая музыка цикад.
Что из того, что, когда они вдвоем входят в номер, тут же является проинструктированная прислуга — поменять простыни среди белого дня или фрукты в хрустальной вазе? Что из того, что столик «для иностранцев», за которым они вместе пьют чай, вдруг переносят в отдельную комнату? Все это смехотворные уколы официоза, которые не могут нарушить ощущения стойкого счастья и тепла.
Сингх и Светлана часто ходят в небольшой приморский ресторанчик. Днем там обычно никого не бывает. Сингх просит накрыть им столик на балконе. Они сидят, смотрят часами на море, потягивая легкое красное вино. Заказывают что-нибудь из «даров моря» или шашлык под острым соусом, — Сингх говорит, что ему и в Европе не приходилось есть что-то более изысканное…
После ресторана они отправляются на рынок, Сингху нравится справляться о ценах на виноград, персики, груши. Прогуливаясь меж торговых рядов, он поражается изобилию этого края.
Иногда заходят в православный храм. Индиец поражен красотой и душевностью службы.
Время от времени Сингха отрывают от Светланы, чуть ли не принуждая присутствовать на каком-нибудь запланированном мероприятии. Из вежливости он не может отказаться. То его с группой других индийских товарищей отправляют в чайный совхоз, где они вынуждены слушать доклад о развитии чайного дела в районе, то привозят в образцово-показательный детский сад, где детишки повязывают иностранным гостям пионерские галстуки. Сингх переносит все это с несокрушимым спокойствием и добродушием.
В начале декабря они вернулись в Москву. Сингху пора было ехать в Индию, но он решил, что в скором времени обязательно возвратится в Москву, устроится здесь работать переводчиком в издательстве. Они со Светланой уже не представляли, что могут жить друг без друга.
Перед отъездом из Москвы Сингх часто заходил к Светлане домой. Между ним и ее детьми установилось полное взаимопонимание, что особенно радовало Светлану. Однажды он вдруг посреди разговора прикрыл глаза рукою и произнес:
— Света, а вдруг я больше никогда не увижу вас?
Эта мысль время от времени терзала и саму Светлану. Она знала, что Сингх неизлечимо болен. У него хронический бронхит. Холодный климат был ему противопоказан.
В ответ на его слова Светлана расплакалась, и Сингх тут же принялся утешать ее:
— Нет-нет. Все будет хорошо. Через несколько месяцев я буду рядом с вами!
Но на деле все оказалось не так просто, как полагал индиец.
Советские аппаратчики изо всех сил тянули с официальным приглашением переводчика-иностранца. Браджеш не мог понять, в чем дело, писал Светлане взволнованные письма.
Зато она отлично все понимала. Для властей Светлана была не простой советской гражданкой, а дочерью Сталина, поэтому каждый ее шаг рассматривался в свете возможной «провокации» со стороны иностранцев. Светлана поняла, что для того, чтобы ускорить приезд любимого человека, ей необходимо заручиться прямым согласием «верхов».
С этой целью однажды летом она отправилась к Микояну.
С Анастасом Ивановичем у нее всегда были самые добрые отношения. Да и изо всех «кремлевских жен» Светлана наибольшую симпатию испытывала к его супруге — тихой, скромной, гостеприимной Ашхен, у которой всегда проживало множество родственников из Армении.
Микоян отнесся к ее рассказу об индийском коммунисте довольно сочувственно. Но сказал, что, для того чтобы помочь ему с приглашением, необходимо переговорить с главой государства, с Хрущевым. Эти переговоры Анастас Иванович взял на себя. О том, как они проходили, вспоминает в своих мемуарах сам Никита Сергеевич.
«Позднее Микоян рассказал мне, что Светланка приходила к нему за советом. Она хотела выйти замуж за индийского журналиста. Она сказала Микояну, что любит этого человека. Он был старше ее, но она знала его в течение длительного времени, и он был порядочным человеком, коммунистом. Микоян сказал: «Она просила меня выяснить, как ты к этому отнесешься». Я был удивлен, что она спрашивает моего мнения. С моей точки зрения, это было ее личное дело. Я так и сказал Микояну: «Если она считает его достойным человеком, пусть выходит за него замуж. Что бы она ни решила, не будем вмешиваться. Тот факт, что он не является гражданином Советского Союза, не должен быть препятствием, если она действительно его любит». И она вышла за него замуж. Я был доволен. Я просто хотел, чтобы она смогла устроить свою личную жизнь».
…В октябре 1964 года, как известно, произошел «дворцовый переворот». Не кто иной, как Микоян, в те времена Председатель Президиума Верховного Совета СССР, был вынужден подписать указ об освобождении Н. С. Хрущева от обязанностей Председателя Совета Министров СССР. Первым секретарем ЦК КПСС стал А. И. Брежнев, а главой Советского правительства — А. Н. Косыгин. К власти пришли партийные консерваторы во главе с М. А. Сусловым.
