Были и новости о том, как продвигаются поиски Лео. Она жадно слушала, а потом вдруг спросила, неожиданно для самой себя:

— Так мальчик жив?

Это казалось невероятным. И создавало определенные сложности, насколько стало понятно из краткого изложения Ником всех подробностей.

Алессио Браманте — по причинам, оставшимся неясными, — по всей видимости, проследовал с Авентино в лагерь протестующих борцов за мир возле Большого цирка и прибился там к странной парочке из какой-то левацкой группировки. Не просто ушел с ними, но остался в семье, рос и воспитывался в качестве приемного ребенка, пока не ушел, в возрасте тинейджера, четыре-пять лет назад.

Дикон вспомнила, что Ник говорил по поводу похищенных детей. Как они ассимилируются в новой для них среде, в которую вдруг попадают. Все это, как Эмили теперь поняла с чувством некоторой тревоги, было вполне объяснимо и понятно. Ребенок быстро привыкает к новой обстановке. Если Алессио Браманте не вернулся домой в течение нескольких недель, он потерян навсегда. Когда ребенок исчез, ему было семь. Все воспоминания, которые у него оставались о предыдущей жизни с Джорджио и Беатрис Браманте, наверняка стерлись из его памяти. При наличии достаточно сильной воли ребенка можно превратить в совершенно другого человека. В истории полно примеров диктаторов, которые создали себе целые армии почитателей и обожателей, воспитывая их с малых лет.

— Вам его никогда не найти, Ник, — убежденно ответила Эмили. — Если он помнит своих настоящих родителей, то наверняка ненавидит. Вероятно, они для него теперь как полузабытый сон. Вам вряд ли стоит надеяться, что это поможет найти Лео.

— Ты думаешь?

Коста говорил таким довольным тоном, какой всегда проявлялся, когда ему становилась известна еще какая-то информация.

— Давай выкладывай.

— Мы эти сведения получили от соседей. Они редко видели мальчика. Эта парочка не отличалась общительностью, а после смерти главы семьи старуха вообще замкнулась. Сосед не знал даже имени мальчика. Кажется, Джордано звали его Филиппо. Но теперь мы знаем, что было дальше. Он ушел от них в шестнадцать. И через некоторое время навестил.

— И что?

— Парень был в мундире курсанта полицейской школы, Эмили. И если он по каким-то причинам не ушел, теперь Алессио Браманте — или как его нынче зовут — действующий офицер городской полиции.

Дикон потрясенно молчала.

— Мы намерены надавить на квестуру, чтобы они подняли архив. Известно, в каком году он поступил в школу. Даже если ухитрился поступить под другой фамилией.

— Значит, опять проверять многочисленные адреса, слухи и сплетни. — Эмили страстно желала сейчас оказаться рядом с ним, чувствуя, как в крови бурлит адреналин — прочная ниточка наконец попала в руки.

— Именно.

— Но зачем такому человеку поступать на службу в полицию?

На другом конце телефонной линии воцарилось молчание. Потом Ник спросил:

— Но это не такой уж и странный выбор профессии, не правда ли?

— Да. Понимаешь, я не совсем это имела в виду. Однако все настолько… странно… С какой стати человек с таким темным прошлым станет поступать в полицию?

— Может, именно из-за своего прошлого. Не знаю.

— Я тоже не знаю. Надо его найти и спросить.

— Несомненно. — Коста помолчал. Дикон буквально ощущала его возбуждение. — Извини. Я так и не успел спросить. Почему ты оказалась в больнице?

— Обычные анализы. Рутина, я к ней уже начала привыкать. Беспокоиться совершенно не о чем. Ищи своего пропавшего школьника. И Лео. А уж после этого…

— У меня терпения не хватит.

Отворилась дверь. Вошла медсестра и сразу нахмурилась, увидев мобильный телефон. Эмили попрощалась и положила трубку в сумочку.

— Уже пора?

— Да. А пока вот что. Маленький укольчик.

Дикон закатала рукав зеленой больничной рубашки и отвернулась.

Бруно Мессина окинул усталым взглядом улицу Авентино. Дождь прекратился. Слабые лучи солнца с трудом пробивались сквозь наступающие тени. Позади вереница машин растянулась до самой Пирамиды. На востоке механическая змея тащилась от самой реки. Машины пересекали город во всех направлениях, как кровь по артериям. И все здесь было взаимосвязано. Единственная пробка где-то в южной части могла вызвать хаос в северной. Но комиссар сейчас не желал знать о том, что происходит где-то еще. Он отключил свою рацию, не желая выслушивать вызовы из квестуры. Дело важное.

Первая группа, проникшая в раскоп, обнаружила недалеко от входа женскую сумочку. Внутри оказалось полицейское удостоверение Розы Прабакаран. Досадная оплошность, вероятно, указывающая на перевозбужденное состояние преступника. У Браманте оставалось все меньше шансов. Мессина был уже уверен, что именно здесь и закончатся кровавые похождения этого человека, на юго-восточном склоне длинного, поросшего травой прямоугольника под нависающей тенью Палатино.

Поставил Баветти во главе группы охраны — следить за установленными защитными барьерами и не пускать внутрь ни машины, ни зевак, ни журналистов. Такая работа, кажется, была вполне по способностям этого инспектора. Во всем остальном Мессина решил положиться на Печчью, который явно ощутил прилив энергии, получив задание. К такому его люди готовились годами, редко имея реальную возможность применить полученные навыки в настоящем деле.

Мессина каждый день проезжал мимо этого места, направляясь на службу, и, подобно большинству римлян, едва ли задумывался, что оно собой представляет в действительности. И только теперь начал понимать, что это не просто полоска пустой территории.

Комиссар стоял на трамвайных путях лицом к тому, что когда-то было огромным стадионом, пытаясь разобраться в географии местности. Справа возвышались развалины бывших императорских дворцов, желто-медовые руины, ныне похожие на нагромождение многоуровневых арочных проемов, облепивших холм. Как и других римских школьников, Бруно водили сюда вместе с классом на экскурсии. И он помнил, какой вид открывался отсюда на Форум, Колизей и рынок Траяна, расположенные за чудовищно широкой современной магистралью, построенной Муссолини. Это было все равно что смотреть на город с высоты птичьего полета. Более зеленая вершина холма, обращенная к югу, всегда казалась невозмутимой и спокойной, частью другого, древнего города, который, как уныло напомнил себе Мессина, Браманте знал гораздо лучше, чем кто-либо другой.

То, что когда-то было дорожкой, где проходили гонки колесниц, теперь превратилось в заросшую травой грунтовую дорогу, истоптанную любителями утренних пробежек. В дальнем ее конце виднелось длинное и низкое офисное здание, закрывавшее вид на Тибр. Слева располагался парк, позади него — Авентино. Впереди, перед дорожкой бывшего ипподрома, возвышалось нечто, на что Мессина за четыре десятка лет едва ли хоть раз обратил внимание. Невысокая башня — как будто остаток развалившегося средневекового дворца — на поляне, поросшей высокой травой.

Отгороженные от стадиона высоким зеленым забором, виднелись знакомые развалины, напоминавшие о работах археологов: белые блоки тесаного мрамора, разбросанные в беспорядке, — на некоторых еще заметны остатки каннелюр; низкие кирпичные стены непонятного назначения, выступающие из земли словно древние кости. Ржавые железные ворота и ограда очертили территорию, недоступную с поверхности, а там, внутри, находился лабиринт подземных камер и проходов, выкопанных в жирной влажной земле и пробитых в камне под ней.

А слева, ближе к Авентино, над более важным раскопом, раскинулась плоская крыша из ржавого оцинкованного железа над почти невидимым входом бог знает куда. Еще ребенком Мессина забирался во чрево Колизея, пытаясь понять, почему древние римляне так любили строить под землей, и находил, что это вполне подходящее место, чтобы заниматься всякими недозволенными делишками, которые неудобно творить при свете дня. Сейчас с того места, где он стоял, можно было разглядеть маленький арочный проход под землю, скорее напоминающий пещеру, который вел в подземное пространство размером с сам древний стадион.