Собственно, в этом проявилась черта, свойственная не только мальчикам, но и взрослым мужчинам. Как часто мы, сочтя кого-то дурным человеком, с досадой воспринимаем все, что свидетельствует об обратном. Даже когда такой человек совершает хорошие поступки, мы, не желая расставаться со своим мнением, пытаемся убедить и себя и окружающих, что поступки эти – не больше, чем притворство. Что же касается Джорджа Б. Джашбера, Билла, Джима и Тейбера, то они, будучи мальчиками, не нуждались ни в каком толковании. Они попросту оставались при своем мнении. Вот почему на следующий день после того, как «этот негодяй Дэйд» посетил молитвенное собрание, в журнале сыскного агентства появилась скромная запись:

«Отчет № 103. Джордж Б. Джашбер и № 106 Тэйбер проследили до места в котором чему-то молятся и еще все такое. Преступник распевал Гимны».

В результате слаженных действий доблестного отряда Джорджа Б. Джашбера мистер Герберт Гамильтон Дэйд дошел до состояния близкого к помешательству. То, что в первые дни показалось ему лишь досадным стечением обстоятельств, теперь повторялось так регулярно, что ни о какой случайности не могло быть и речи. Раньше мистеру Дэйду показалось бы дикой сама мысль о том, что в окружающем его мире водится нечистая сила. Однако теперь он подверг сильному сомнению свои прежние взгляды на этот предмет. Его воображение так распалилось, что он вздрагивал даже среди бела дня, если ему вдруг попадался на улице чернокожий мальчик. В библиотеке Общества молодых христиан мистер Дэйд отыскал солидное и глубокое исследование об африканских колдунах. Однако чтение этой глубокой книги не прибавило ему бодрости. Одолев несколько страниц, он начал испуганно озираться по сторонам и вскоре вообще пришел к выводу, что чтение подобной литературы на него вредно влияет. Он резко захлопнул книгу, поставил ее на полку и спустился в вестибюль. Тут он ненадолго задержался. При этом он выглядел словно ученый, который из каких-то своих соображений ставит эксперимент, хотя почти уверен, что он не удастся. Затем он слегка толкнул входную дверь, и рука его при этом дрожала. Дверь поддалась, но с трудом, словно кто-то прислонился к ней и никак не хотел отходить.

– Хе хо хут! – тут же услышал мистер Дэйд знакомый голос. – Хе хот не хеш!

Герман, стоявший на углу здания, тут же перевел слова брата:

– Он сказал, Дэйд выходит! Он сказал, Дэйд выпихнул его прямо под дождь. Мне кажется, Верман недоволен. Нам вообще надоело следить и все остальное – тоже. Когда-нибудь мы прекратим это? Неужели тебе самому не надоело?

– Что вам с Верманом надо? – спросил Пенрод. – Хотел бы я знать, чего Верман добивается?

– Он хочет домой. Хватит с нас этой слежки! Я еще никогда в жизни так долго не ходил под дождем!

– Ты что, больше не хочешь работать? – не поверил Пенрод.

– Не хочу! – твердо и страстно ответил Герман. – Я уже пять раз на этой работе вымокал до нитки! Мне уже все равно, что будет дальше делать этот твой Дэйд. Что-то я еще ни разу не видел ни лошадей, ни бумаг, которые, по твоим словам, он только и делает, что подписывает! Может, он их и подписывает, но не тогда, когда мы за ним следим. Может, он делает это дома? Или когда мы с Верманом сидим у себя дома, или едим или спим? Но вообще-то мне теперь все равно. Мы уже и так следим за ним долго. Не можем же мы следить без конца? Я больше не хочу!

– Но не можешь же ты бросить работу прямо сейчас, Билл? – с упреком спросил Пенрод.

– Сегодня уж так и быть, а завтра можешь брать на мое место кого хочешь, – твердо заявил Герман. – Я прямо вымотался от этой слежки. Все слежка, слежка, слежка! Могу поспорить, любой другой на моем месте уже помер бы от усталости.

Пенрод уже не первый раз слышал подобные жалобы. Вообще-то, будь он на месте своих подчиненных, а не на месте Джорджа Б. Джашбера, отдающего приказания подчиненным, ему бы наверняка тоже наскучила эта работа. Но так как он был Джорджем Б. Джашбером, жалобы Германа обидели и рассердили его.

– Ну и ну! – произнес он со стоном. – У тебя что, совсем башка не варит, а, Герман? По-моему, ты забыл, как тебе повезло.

– Теперь это называется «повезло»! В чем это мне повезло? В том, что я сбился с ног от усталости, промок до костей и, когда вернусь домой, получу нагоняй, и у меня на спине живого места не останется? Да, действительно, мне очень повезло! И все благодаря тебе!

– Ну и ну! В жизни еще не встречал такого болтливого парня. Пока ты стоишь тут и разглагольствуешь, этот негодяй Дэйд уже вышел…

– Никуда он не вышел.

– Но ведь Верман кричал…

– Ну и что, что кричал. Он опять скрючился в подъезде и сидит. Он кричал, что этот Дэйд вышел, а потом опять ушел внутрь.

Все соответствовало действительности, за исключением того, что мистер Дэйд наружу не выходил. Стоило раздаться голосу Вермана, как мистер Дэйд опустил ручку двери и углубился в недра Общества молодых христиан. Вид у него при этом был очень сосредоточенный, и внимательный наблюдатель, быть может, даже уловил бы в его лице выражение тревоги. Он встретил в коридоре соседа. Тот предложил ему сыграть партию в шашки. Он отказался. Некоторое время он с нерешительным видом постоял в библиотеке, потом поднялся в комнату и, усевшись на край кровати, принялся сосредоточенно разглядывать чемодан.

В окно немилосердно барабанил дождь. Тот самый дождь, который обильно поливал Пенрода и Германа, стоявших под самым этим окном. Верман сидел в нише подъезда и, казалось, единственный из всех троих был надежно укрыт от дождя. Однако и с ним произошла неприятность, и он не только был вынужден покинуть свое убежище, но и вообще навсегда разуверился в безопасности всех подъездов на свете. Здоровенные игроки баскетбольной команды, надежно защитив свои атлетические фигуры водонепроницаемой одеждой, собрались прогуляться под дождем. Настроение у них было превосходное. Повинуясь естественному приливу бодрости, молодые люди стремительно отворили дверь подъезда. Верман не успел встать. Это привело к тому, что он заклинил собой дверь, и она смогла отвориться только наполовину. Но ребятам из баскетбольной команды ничего не стоило справиться с подобным препятствием. Увидев, что дверь плохо открывается, они налегли на нее посильнее, и она тут же распахнулась во всю ширь. Верман, разумеется, не остался сторонним наблюдателем. По-прежнему сохраняя сидячее положение, он с отчаянным криком пулей вылетел из ниши и приземлился на мокрый тротуар. Теперь полет сменился скользящим движением. Проехав еще некоторое расстояние на мягком месте, Верман, наконец, остановился на мостовой. Там он не стал задерживаться. Быстро вскочив на ноги, он устремился домой. Когда он поравнялся с Пенродом и Германом, те попытались его остановить. Но он не прислушался к их доводам. Гардероб его понес значительные потери, а защемленное дверью тело ужасно ныло! И он решительно потребовал отставки. Герман тоже ушел.

На следующее утро Герман и Верман в контору не явились. Когда же мистер Джашбер, высунувшись из двери каретного сарая, призвал их для составления отчета, они пришли и снова попросили отставки.

– Ты когда-нибудь слышал такое? – обратился Пенрод к Сэму.

– Сразу видно, что ни у того, ни у другого голова не варит.

Сэма вчера не выпустили из дома, и он по-прежнему сохранял лояльное отношение к сыскному делу.

– Слушай, Герман, – продолжал несравненный Джордж Б. Джашбер, – мне кажется, что у тебя-то хватит ума, чтобы не уходить. Зачем вам с Верманом сейчас уходить? К тому же всего две недели назад вы получили по дайму, и сладости, которые мы с Сэмом купили, вы тоже ели с нами поровну.

– Вспомнил тоже! – презрительно отозвался Герман. – Я уж и забыл, какой у них вкус. Зато я помню, что случилось потом… Когда мы съели эту копченую колбасу, и выпили всю содовую, и все другое тоже съели и выпили… Мамаша меня так отлупила, что я уже ничего не соображал, а она все лупила и лупила. И Вермана тоже! Нет, нам это совсем не по душе!