Подобно большинству чернокожих, Герман явно был наделен актерскими способностями. Он так рассказал об удивительном проповеднике, что история эта глубоко потрясла всех слушателей. Некоторое время никто от волнения не произносил ни слова. Наконец, Пенрод взмолился:

– Слушай, Герман, расскажи еще раз!

Герман с радостью повторил все сначала, несколько усиливая те эпизоды, которые, по его наблюдениям, больше всего захватили присутствующих. Особенно потрясла всех финальная сцена, когда окончательно съехав со столба, проповедник сидел на земле и вопил, что сатана держит его, как клещами, и вот-вот уволочет в преисподнюю.

Услыхав это, Пенрод вдруг резко вскочил на ноги.

– Да ты, Джорджи Бассет, не сможешь такого, даже если ухлопаешь на тренировки всю жизнь! – воскликнул он. – Я вот подумал, что лучше всего проповедником сделаться мне. Как ты считаещь, Герман, – заискивающе поглядел он на чернокожего, – у меня это выйдет все получше, чем у Джорджи?

– Я тоже хочу быть проповедником, – донесся из темноты сарая голос мистера Сэмюеля Уильямса. – Чем я хуже Пенрода, правда ведь, Герман?

– И я не хуже! – заявил Морис Леви. – А голос у меня даже громче, чем у вас всех!

Тут Пенрод, Сэм и Морис, перекрикивая друг друга, стали наперебой доказывать, насколько каждый лучше двух остальных подходит на роль проповедника. Конечно же подразумевался не проповедник вообще, а тот пленительный образ священнослужителя, который предстал им в рассказе Германа.

– Вы только послушайте, как я умею орать! – во всю глотку вопил Морис Леви. – Может, на столб я так быстро не влезу, зато кричать уж буду на славу!

– Заткнись! – сумел еще громче крикнуть Пенрод. – Иди в рай, а потом к дьяволу!

– Как ты можешь, Пенрод! – в ужасе всплеснул руками Джорджи Бассет, о котором в горячке спора друзья вообще позабыли. – Нельзя упоминать дьявола!

– Это правда, – испуганно подтвердил Сэм. – Нельзя, Пенрод.

– Вы просто не поняли, – победоносно усмехнулся Пенрод. – Я же не святотатствовал!

– Но ты ведь только что сам сказал: «Иди к дья…».

Джорджи Бассет осекся. Повторить подобное святотатство у него просто не поворачивался язык.

– Ничего подобного, – запротестовал Пенрод. – Я ведь сначала сказал: «Иди в рай!» Тот проповедник говорил точно так же. Правда ведь, Герман? Он ведь кричал: «Иду в рай!» А потом: «Иду к дьяволу!».

– Ну! – утвердительно кивнул головой чернокожий.

– Вот! – подхватил мистер Скофилд. – Если сам проповедник так говорил, значит это не святотатство! Правда, Герман? Значит, если сначала говоришь: «Иди в рай!» – то потом можно сказать: «Иди к дьяволу!» Тогда это уже вроде как не будет святотатством. Правда, Герман?

Герман, чрезвычайно польщенный ролью эксперта, взвесил все «за» и «против» и самым решительным образом признал правоту Пенрода. Получалось, что «Иди в рай!» как бы очищало от скверны вторую половину высказывания. Один только Джорджи Бассет по-прежнему не соглашался.

– Этот священник ведь про себя говорил, – занудливо пищал он. – Он говорил, что сам идет к дьяволу. Но ведь никого больше туда не посылал. А Пенрод…

Но остальные не захотели слушать дальше его рассуждения. В пику Джорджи они принялись орать наперебой: «Иди в рай! Иди к дьяволу!» Но через некоторое время занятие это им наскучило, и они умолкли. Тут каждый почувствовал, что спор по-прежнему не решен. Кто же из них больше всех подходит на роль проповедника? Они стали по очереди выдвигать свои кандидатуры на суд Германа. Тот совсем заважничал, однако никак не мог решиться отдать кому-нибудь предпочтение.

Вот мне только интересно бы знать, кто тут первый сказал, что будет священником? – внезапно вступил в спор Джорджи Бассет. – Может быть, это вы первые сказали? Нет уж. Я, я решил стать священником. Я давно мечтаю им стать. Ты же слышал, что я первый сказал, правда, Герман? Ведь после этого ты и вспомнил про своего проповедника!

– Точно! – кивнул головой Герман. – Ты, Джорджи, мне и напомнил.

Пенрод, Сэм и Морис укоряюще поглядели на Германа. Чувствовалось, что авторитет его в их глазах падает с каждой минутой.

– Ну и что дальше? – ринулся Пенрод в атаку на Джорджи Бассета. – Подумаешь, он первый сказал! Да мало ли кто тут что говорил?

– Вот именно! – подхватил Сэм. – А потом мамаша тебе все равно не позволит стать проповедником, Джорджи. Даже и не надейся. Она вообще не разрешает тебе ничего интересного.

– Разрешает! Разрешает! – возмущенно закричал Джорджи. – Даже когда я совсем маленький был, она…

– Маменькин сыночек! Маменькин сыночек! – выкрикнул Морис. – Куда тебе быть священником!

– И буду! И буду! – отчаянно вопил Джорджи. – Я буду священником лучше, чем вы все вместе взятые! Да я одной левой на этот столб залезу!

– Залезет он! – продолжали подтрунивать над ним мальчики.

Они хохотали, улюлюкали, придумывали Джорджи обидные прозвища. Такое вряд ли выдержал бы даже мальчик с более крепкими нервами. Джорджи внезапно почувствовал, как все существо его исполняется гнева. Еще некоторое время он из последних сил сдерживался.

– Нет я буду! Я буду! Буду священником! – усиленно бубнил он себе под нос.

Но мальчики расходились все больше и больше.

– Идите в рай! Идите к дьяволу! – вдруг выкрикнул Джорджи только что узаконенное выражение.

Ему стало немного легче, но ненадолго. Несколько минут спустя он вдруг совершенно потерял голову.

– Доказать, да? Доказать? – вдруг прохрипел он. – Дайте мне только возможность. Сами тогда убедитесь, каким я могу быть классным священником!

– Вот это уже деловой разговор! – похвалил Пенрод. – А ну, тихо! – прикрикнул он на продолжавших орать Сэма и Мориса. – Джорджи хочет держать экзамен на проповедника!

В следующие пять минут Пенрод проявил себя поистине блестящим организатором. Он разработал и согласовал с остальными участниками план испытания на сан священника, которое можно с полным правом именовать «Тестом Германа».

Все эти условия Джорджи воспринял абсолютно спокойно.

– Только-то? – окинув Пенрода безумным взглядом, проговорил он. – Ну, это вообще мне раз плюнуть!

В то время как в сарае Скофилдов разрабатывался «Тест Германа», мама юного соискателя на сан проповедника миссис Бассет принимала в своей гостиной разновозрастных особ женского пола, которые пожаловали к ней попить чая со льдом, а также встретиться с мистером Кинослингом. Достойный джентльмен уже успел произвести хорошее впечатление на женскую половину города, и гостьи миссис Бассет с нетерпением ожидали его.

Вскоре мистер Кинослинг с гордо поднятой головой вошел в парадное и прошествовал к остальным гостям. Одновременно калитка, ведущая из сада миссис Бассет в переулок, отворилась, и в нее вошел Джорджи с четырьмя сопровождавшими его лицами – тремя белыми и одним чернокожим. До сих пор миссис Бассет ни разу в жизни не приходилось сталкиваться с тем, что часто именуют «фатальными совпадениями». Ведь она была мамой самого примерного мальчика в городе. Само имя его стало синонимом благовоспитанности, равно как и всех прочих добродетелей. Вот в семьях Скофилдов и Уильямсов фатальные совпадения совсем не были редкостью. Если бы миссис Бассет разрешала сыну поближе общаться с Пенродом, быть может, то, что произошло на исходе знойного августовского вечера, не показалось бы ей столь необычным. Но многие ли из нас способны на дальновидные решения?

Мистер Кинослинг устроился в гостиной, хлебнул чаю со льдом и одобрительно огляделся. Все семеро дам невольно подались вперед. Им показалось, что гость собирается говорить, и они не ошиблись.

– Столь душным вечером сидеть в такой прохладной комнате – истинное блаженство, – изящно поведя рукой, изрек он.

Присутствующие затаили дыхание.