– Довольно! – прервала мужа миссис Уильямс. – Все мы уже знаем это наизусть. И без того тошно!
Но, как ни странно, миссис Уильямс, вопреки своим словам, совсем не выглядела убитой горем. Если быть совсем точным, следует сказать, что она изо всех сил старалась изобразить, что расстроена, но это не слишком хорошо у нее получалось. То же самое происходило с миссис Скофилд. И мистер Скофилд с мистером Уильямсом недалеко ушли от них.
– Что она вам сказала по телефону? – спросила миссис Скофилд у миссис Уильямс.
– Сначала она только мычала, а потом заговорила так быстро, что я ничего не могла разобрать…
Миссис Скофилд кивнула головой.
– Вот и со мной то же самое. Мне ведь она тоже звонила.
– Никогда не думала, что взрослый человек может так себя вести, – продолжала миссис Уильямс, – она просто кипела от злобы…
– Ну, ее можно понять, – заметила миссис Скофилд.
– В общем-то, да. Она сказала, что Пенрод и Сэм выманили Родерика из дома. Обычно его никуда не выпускают без присмотра, он всегда ходит с воспитателем или лакеем… По ее словам, Пенрод с Сэмом заставили его сказать, что эта ужасная особа приходится ему теткой…
– Хотела бы я знать, как они умудрились придумать такое? – воскликнула миссис Скофилд. – Наверное, они это придумали, чтобы представление было поинтересней. И ведь они добились своего. Делла мне сказала, что целый день зрители толпой валили. Конечно, если бы мы с Маргарет были дома, мы бы этого не допустили. Но мы ушли к тете Сарре. Подумать только…
– Вообще-то она сказала мне одну странную вещь, – прервала ее миссис Уильямс. – По правде говоря, мне кажется, что это не слишком вежливо с ее стороны. Конечно, она была сильно расстроена, но все же я бы на ее месте так не поступила. Тем более, что она все время говорит о своей деликатности. Так вот, она мне заявила, что Родерику всегда запрещали водиться с простыми мальчиками…
– Она имела в виду нашего Пенрода и вашего Сэма, – подхватила миссис Скофилд. – Мне она сказала то же самое.
– Она говорит, что подаст в суд на газету, – продолжала миссис Уильямс, – но все равно она в ужасе. Она говорит, что многие поверили и теперь всегда будут…
– Конечно будут, – задумчиво проговорила миссис Скофилд. – Ну, те, которые, вроде нас с вами, хорошо знают их семью, разумеется, понимают, что все это ерунда. Ну, а другие будут верить, что все так и есть на самом деле, и никакие оправдания Мэгсуорт Битсов тут не помогут.
– А таких, наверное, наберется несколько сотен! – сказала миссис Уильямс. – Они не скоро оправятся от такого удара.
– Боюсь, что так! – в голосе миссис Скофилд послышалось участие. – Очень серьезный удар, очень…
Они некоторое время помолчали.
– Ну, что ж, – произнесла, наконец, миссис Уильямс, – думаю нам остается только одно, и чем скорее мы с этим покончим, тем лучше.
И она окинула многозначительным взглядом обоих джентльменов.
– Ну, разумеется, – согласился мистер Скофилд. – Но где они?
– А в конюшне их нет? – спросила миссис Скофилд.
– Нет, я проверял. Боюсь, они подались на Дикий Запад.
– А в ящике для опилок?
– Я не смотрел.
– Значит, они там.
И вот, под сенью сумерек, оба родителя подкрались к сараю, который приобрел теперь почти эпохальную известность. Они шли сюда, чтобы сделать то, что еще можно было сделать в сложившейся ситуации.
Они вошли в сарай.
– Пенрод! – позвал мистер Скофилд.
– Сэм! – позвал мистер Уильямс.
Вечерняя тишина была им ответом.
Мистер Скофилд подставил лестницу к ящику для опилок. Он поднялся и заглянул внутрь. Три силуэта маячили в темноте. Один принадлежал Герцогу, в двух других нетрудно было узнать Пенрода и Сэма.
Мистер Скофилд отдал приказ, и оба мальчика, не забыв прихватить с собой Герцога, вылезли наружу. И вот они предстали перед теми, кому были обязаны появлением на свет. Их лица все еще украшали намалеванные усы и бакенбарды. Но сейчас им было не до веселья, ибо близился час суровой расплаты.
Судьба любого мальчишки порой чревата самыми неожиданными поворотами. Как часто оказываешься в глазах взрослых чуть ли не преступником, когда по твоему собственному разумению не совершил ничего дурного. А бывает совсем наоборот. Словом, заранее не предугадаешь…
Ни одному подростку не дано постичь природу возмездия и вознаграждения. Это одна из величайших тайн мира сего…
Мистер Уильямс схватил сына за ухо.
– А ну, марш домой! – велел он.
И Сэм направился домой. Он не оглядывался назад. Он и так слышал, что отец следует за ним по пятам.
– Опять будешь пороть? – грустно прошептал Пенрод, оставшись один на один со своим Высшим судом.
– Иди к крану и вымой лицо получше! – строго сказал отец.
Четверть часа спустя Пенрод на всех парах вбежал в аптеку на углу соседнего квартала. Поравнявшись со стойкой, он увидел Сэма.
– Привет, Пенрод! – по обыкновению воскликнул тот. – Содовой хочешь? Знаешь, он меня не выпорол. Он вообще меня не стал наказывать. И дал четверть доллара.
– Мой поступил так же, – ответил Пенрод.
Глава XVIII
МУЗЫКА
Каждый нормальный школьник ждет летних каникул. А так как в детстве время вообще тянется медленно, то последний семестр, кажется длинною в тысячелетие. Но даже тысячелетие когда-нибудь кончается. Ликующий Пенрод в толпе столь же ликующих одноклассников выбежал с мощеного двора школы, чтобы не возвращаться туда целое лето. Душа его переполнялась восторгом, и это требовало выхода в художественной форме.
Пенрод предпочел песню, в коей и излил свои чувства. При этом он проявил широту и размах, которые всегда отличают подлинно творческие натуры. Всего в двух строках ему удалось не только выразить свою признательность родной школе и классу, но даже найти словечко для сторожа по имени Капс.
Прощай школа, прощай класс,
Прощай старый злобный Капс!
Вот такие были строки. И Пенрод громко распевал их, а другие вторили ему, и это хоровое пение впечатляло.
Почти каждый мальчик в каком-то возрасте начинает петь. Не миновала чаша сия и Пенрода, который именно сейчас переживал свой «песенный» период. Подобное увлечение не могло оставить равнодушными ни родных Пенрода, ни ближайших соседей Скофилдов, ибо самым непосредственным образом влияло на их жизнь. Мистер Скофилд-старший, будучи человеком раздражительным, стал частенько читать сыну строки из теннисоновой «Леди из Шэлотта», особенно останавливаясь на тех местах, где певунью настигла страшная кара. Другие члены семьи испытывали не меньшие муки, но страдали молча.
Летние каникулы располагают к блаженству и неге не только школьников, но и тех, кто постарше. И вот одним прелестным солнечным утром (своею идилличностью оно напоминало картинки в детских книжках) мисс Маргарет Скофилд сидела в качалке на веранде, а рядом с ней примостился изысканно одетый студент-первокурсник. В руках он держал гитару. Он уже несколько раз пытался начать играть, но истошно звучащий пол веранды сводил на нет все его усилия. Кто-то, неимоверно фальшивя и растягивая слоги, пытался петь надрывающий душу романс.
У меня есть зе-е-емли и бога-атств не счесть,
Ах, не торопитесь, юноши, взросле-е-е-еть!
Я и земли и богатства – все готов теперь отда-а-а-ать,
Только б снова стать ребенком и обнять родную м-а-ать!
Мисс Скофилд в сердцах топнула ногой.
– Это Пенрод, – объяснила она. – Он забирается под веранду и поет часами. Пол немного подгнил, и он оттуда вылезает весь в трухе и паутине. Что с ним произошло? Может, кино и водевили так на него действуют?
