Одолень-трава,

Я среди чужих,

Стынут все слова,

Замирает стих

Я среди людей,

Нет житья от них,

Помоги скорей,

Дай мне спеть мой стих.

Ты, как я, взросла

Меж полей, в лесах,

Под Луной светла

На немых волнах

Ты печальница,

Нежный цвет твой был,

Ты купальница,

Водяной прострел.

Пала молния

В безглагольность вод,

Пала молния,

И цветок цветет.

Одолень-трава,

Уж который год

Ты светло-жива

Меж зеркальных вод.

Я блуждал, скорбя,

Меж пустых полей,

Я нашел тебя,

Помоги скорей.

Одолей ты мне

Не обрывы гор,

Где на темном дне

Шепчет темный бор.

О, не мрак лесной,

И не тьму ночей,

И не омут злой,

И не ширь степей.

Одолень-трава,

Одолей ты мне

Тех, в ком жизнь едва

Тлеет в тусклом сне.

Кто, как мертвый гнет,

Тяготит мечты,

Меж зеркальных вод

Не узнав цветы

Ты всегда жива,

Талисман лучей,

Одолень-трава,

Одолей людей.

Под старым дубом я сидел.

Кругом тепло, светло.

А старый дуб гудел и пел.

Я заглянул в дупло.

Там был пчелиный дикий рой.

Они жужжат, поют

Красавец леса вековой

Минутный дал приют.

Не также ль мы жужжим, поем

В пещерах мировых?

В дуплистом Небе, круговом.

Поем судьбе свой стих,

Но нас не слышит Игдразиль

Таинственных судеб.

Мы в мед сольем цветную пыль,

Но мед наш сложим в склеп.

И лишь в глубокий час ночей,

Когда так вещи сны,

Узор звездящихся ветвей

Нам светит с вышины.

Небо, тебя я пою,

Напевом прерывным.

Небо, тебя я пою,

Красоту голубую твою.

Но ты мне не будешь отзывным.

Все, что в себе ты таишь, колыбель несосчитанных звезд,

Ты для себя создаешь, и лелеешь, качаешь,

Бросишь кометы, планеты кругом расцвечаешь,

Бездну вспоишь и над бездною вытянешь мост.

Но на призыв, на призыв лишь загадками мне отвечаешь,

Ты — водоем,

Вечно в себя из себя истекаешь, играешь, колодец эфирный.

Ты — водоем,

Взглянешь — утонешь в богатстве твоем.

Если кому быть богатым, так Бездне, конечно, всемирной.

Роскошь твоя — без конца.

Только зачем же я беден?

Небо, быть может, ты любишь, что падают слезы с лица?

Может, кому я свечу, потому что от боли я бледен?

Звезды ведь бледны на Млечном Пути.

Что ж, мое сердце, сердце людское,

Порвись и цвети.

Красок так много, возьми сочетанье любое,

В золоте, в пурпуре можешь взрасти,

Тешься, играй, расцвети, отцвети.

В Море утонешь, красиво оно, голубое.

Твой вечер настанет, и вместо всемирности вольного света,

За Солнцем погасшим, затеплишь ты в тесном покое свечу.

Твой вечер настанет. Кончается лето.

За летом? За осенью? Что там? Молчу.

Мы любим, хотя нам и жутко от тени,

Мы любим законченность комнат знакомых с узором немых половиц.

Крыльцо на запоре. Не хрустнут ступени.

Немые!

Дрожат на стене, как живые,

Отраженья движений.

И в странном, в каком-то церковном сближеньи сочетаются бледности лиц.

Без звука веселий,

Глаза утопают в глазах.

Что скрыто в их безднах? В них духи сейчас пролетели?

В них омут печали? В них сказка свидания? Страх?

Никто не придет к вам. На версты кругом закрутились завей метели.

Не плачь и не бойся. В затеях-завеях мы тонем, но светим, как звезды в ночах.

При Море черном стоят столбы.

Столбы из камня. Число их восемь.

Приходят часто сюда рабы.

И сонмы юных несут гробы.

Бледнеют зимы. И шепчет осень.

Порой и звери сюда дойдут.

Порой примчится сюда и птица.

И затоскуют? Что делать тут?

Пойдут, забродят, и упадут,

Устав стремиться, устав кружиться.

При Море черном стоят столбы.

От дней додневных. Число их грозно.

Число их веще меж числ Судьбы.

И их значенья на крик мольбы: —

Навек. Безгласность. Враждебность. Поздно.

День меняется на вечер, коротается,

Солнце красное на Запад содвигается

Лес зеленый на пределах стал светлей,

Лес зеленый в чаще принял тьму теней.

В путь-дорогу, в путь-дорогу, в даль скитания,

Воздохнув, пошли, идут мои мечтания

Белый лик, тесовый гроб, туман, тоска

В путь-дорогу. В путь Дорога далека.