Тройственность двух Возрождение Возвращение к жизни, и первый сознательный взгляд. — «Мистер Хайд, или Джикиль?» два голоса мне говорят. Почему ж это «Или»? я их вопрошаю в ответ. Разве места обоим в душе зачарованной нет? Где есть день, там и ночь. Где есть мрак, там и свет есть всегда. Если двое есть в Мире, есть в Мире любовь и вражда. И любовь ли вражду победила, вражда ли царит, Победителю скучно, и новое солнце горит. Догорит, и погаснет, поборется с тьмою — и ночь. Тут уж что же мне делать, могу ли я Миру помочь. Ничего, Доктор Джикиль, ты мудрый, ты добрый ты врач, Потерпи, раз ты Доктор, что есть Мистер Хайд, и не плачь. Да и ты, Мистер Хайд, если в прятки играешь, играй, А уж раз проигрался, прощай — или вновь начинай. И довольно мне слов. Уходите. Я с вами молчу. — О, начало, о, жизнь, неизвестность, тебя я хочу! Мировое причастие
«L'idé e pure, l'infini, j'y aspire, il m'attire»… О, искавший Флобер, ты предчувствовал нас. Мы и ночи и дни устремляемся в Мир, Мы в Бездонности ждем отвечающих глаз. В наших жилах течет ненасытная кровь, Мы безмерны в любви, безграничны вдвоем. Но, любя как никто, не обманемся вновь, И влюбленность души не телам отдаем. В океанах мечты восколеблена гладь, Мы воздушны в любви, как воздушен туман. Но Елены опять мы не будем искать, И войной не пойдем на безумных Троян. Нет, иное светло ослепило наш взор, Мы коснулись всего, растворились во Всем. Глубину с высотой сочетали в узор, С Мировым в мировом мы причастия ждем. Больше медлить нельзя возле старых могил, Что прошло, то прошло, что мертво, то мертво, Мы в стозвучном живем, в Литургии Светил, В откровеньи Стихий, в воскресеньи Всего. «Pax Hominibus Bonae Voluntatis» Мир на Земле, мир людям доброй воли. Мир людям воли злой желаю я. Мир тем, кто ослеплен на бранном поле, Мир тем, в чьих темных снах живет Змея. О, слава Солнцу пламенному в вышних, О, слава Небу, звездам, и Луне. Но для меня нет в Мире больше лишних, С высот зову — и тех, кто там, на дне. Все — в Небесах, все — равны в разной доле, Я счастлив так, что всех зову с собой. Идите в Жизнь, мир людям доброй воли, Идите в Жизнь, мир людям воли злой. Город золотых ворот Сон волшебный. Мне приснился древний Город Вод, Что иначе звался — Город Золотых Ворот. В незапамятное время, далеко от нас, Люди Утра в нем явили свой пурпурный час. Люди Утра, Дети Солнца, Духи Страсти, в нем Обвенчали Деву-Воду с золотым Огнем. Деву-Воду, что, зачавши от лучей Огня, Остается вечно-светлой, девственность храня. Дети Страсти это знали, строя Город Вод, Воздвигая стройный Город Золотых Ворот. Яркость красок, мощность зданий, вал, над валом вал, Блеск цветов, глядящих в Воду, в эту глубь зеркал. Город-Сказка. С ним в сравненьи людный Вавилон Был не так похож на пышный предрассветный сон. С ним в сравнении Афины, Бенарес и Рим Взор души не поражают обликом своим. Это — сказки лет позднейших, отрезвленных дней, Лет, когда душа бледнеет, делаясь умней. В них не чувствуешь нежданных очертаний сна, Уж не сердце в них, а разум, лето, не весна. В них не чувствуешь безумья утренней мечты, Властелинской, исполинской, первой красоты. В тех, в забытых созиданьях, царствовала Страсть, Ей, желанной, предается, вольно, все во власть. Оттого-то Дети Солнца, в торжестве своем, Башней гордою венчали каждый храм и дом. Оттого само их имя — золото и сталь, Имя гордое Атланта — Тольтек, Рмоагаль. В будни жизнь не превращая, мир любя, они Яркой краской, жарким чувством наполняли дни. До монет не унижая золото, они Из него ковали входы в царственные дни. Вход Огнем обозначался в древний Город Вод, Что иначе звался — Город Золотых Ворот. Гвоздики Когда расцветают гвоздики в лесах, Последние летние дни истекают. В гвоздиках июльские дни замыкают Ту юную кровь, что алеет в лучах. И больше не вспыхнут, до нового года, Такие рубины, такая свобода. На черном фоне
На черном фоне белый свет Меня мучительно пленяет. И бьется ум. Дрожит. Не знает, Не скрыт ли страшный здесь ответ. Боясь принять ответ жестокий. Вопрос я тайный хороню. И вновь молюсь. Молюсь — Огню, В тени Стремнины звездоокой! |
