В этот миг Полли вдруг обернулась и одарила Томаса легкой игривой улыбкой. После этого вновь вернулась к своему собеседнику и принялась хохотать над очередной его шуткой как ни в чем не бывало. Кажется, Ведриг показывал фокусы, вытаскивая из колпака то взведенную мышеловку, то колоду карт, в которой одни тузы, то умудрился выловить из его черных глубин живого гуся.

– Позвольте вопрос, господин Жаворонок. А у вас есть семья?

– Нет. Не позволяет мой… образ жизни. «Моя любимая, разреши обнять тебя после разлуки, только палаческий топор оботру от крови…» Нет, это не для меня… Хотя об отношениях я знаю много. Но для меня это все суть наблюдения. Любовь – не более чем любопытное преобразование, как научный эксперимент для ваших алхимиков.

– А что будет с саэграном Неллике? Вы ведь его так и не нашли! Вы не боитесь его мести?

– Ему некуда возвращаться, человек. Он так и не знает, что навсегда остался в Теале. Этот город затянул его в свои недра, словно топь. И пусть он ступит (если еще не ступил) за ворота, но ему не выбраться оттуда ни за что. Его душа, называй это тенью, образом, сознанием… в общем, сама сущность того, кого зовут Неллике Остроклюв, навсегда осталась в Теале. Как это ни прискорбно. Хаэтаны не боятся мести, да и Неллике никогда меня не отыскать. Мне жаль его. По-своему он был велик. И знаешь, человек, он бы разорвал в клочья не только Теал, а весь Ронстрад, да и сам Конкр, если бы не я. Если бы не я…

– Милорд, они здесь. – Внимание Бремера привлек к себе слуга, осторожно постучавший в двери Логова Змея.

Барон сидел в кресле у окна и любовался закатным небом. Он был облачен в черную котту, отороченную соболиным мехом, и черные штаны-чулки и башмаки с острыми носами. Длинные бледные пальцы что-то задумчиво выстукивали на подлокотнике кресла, витом змее.

В кабинет Танкреда вошли двое. Видок у них был еще тот: грязная рваная одежда, черные потеки на лицах, нечесаные лохмы, да и пахло от них немытыми телами и затхлой прелостью подземелий. Правда, гордое выражение их лиц и величавость фигур плохо соотносились с лохмотьями, небритостью и некоторой истощенностью.

– Я так полагаю, что именно вам, сэр, мы обязаны своим освобождением? – зычным басом пророкотал Уильям Сноббери по прозвищу Верный Королевский Болван. – Что ж, мы благодарны вам. Позволите узнать ваше имя?

Барон перевел взгляд на панно «Славного и древнего рода Бремеров» и не ответил. Мысли его были далеко. Посетителей будто никаких и не было, а к нему решили заявиться какие-то два назойливых призрака.

– Это Роланд Бремер, сын покойного Танкреда, – прошептал на ухо господину Моран Искряк.

Его мантия представляла собой весьма плачевное зрелище: во многих местах разорванная, грязная и засаленная, с карманами, полными дохлых крыс, которых от скуки волшебник отлавливал в каземате, – она держалась на нем, должно быть, при помощи одного только волшебства.

– Сэр Роланд, – граф Уильям тер раскрасневшиеся и вспухшие отеки от кандалов на руках, – мы с Мораном благодарны вам за наше освобождение. Я полагаю, что…

Роланд впервые взглянул на графа и указал на кресла возле вытянутого стола, на котором громоздились кипы документов и колонны неразобранных книг.

Граф и его придворный маг поспешили усесться, а сэр Уильям так еще и потянулся к бутылке с вином и бокалу – спрашивать позволения и претерпевать очередные муки, связанные с этикетом и вежливостью, он уже был просто не в состоянии.

– Да, так вот, я полагаю, вы скажете, что собираетесь делать дальше. Мерзавец Тан… эээ… в смысле, ваш покойный батюшка, я так полагаю, оставил вам в наследство как само баронство, так и все его беды. Мы с ним были, как вы, наверное, знаете, не совсем в ладах, но тешу себя надеждой, что все… гм… недоразумения между родами Сноббери и Бремеров на нем могут и закончиться. Мне передали, что на Реггер за время моего отсутствия навалилась странная хворь: все как один обитатели замка как по волшебству заснули и проспали несколько дней. Проснулись же они только этим утром в один миг и все разом. Говорят, что им снилось, как множество теней обитали в замке все это время, шныряя по коридорам, залам и комнатам, как у себя дома. Зачем я это говорю? Ах, да… Как вы помните, в плену в Реггере содержится ваш родственник, граф Уинтер, – я пошлю весть немедленно освободить его из темницы. А вы… Что?

Граф ничего не понимал: Роланд Бремер никак не реагировал на его слова – он неотрывно глядел туда, где в самом центре стола была расстелена карта Ронстрада и прилегающих территорий. Хотя, если честно, это была не совсем карта Ронстрада… Было видно, что ее начертили недавно: слишком яркими были краски, а бумага – гладкой, как шелк, даже края не изломаны. В правом верхнем углу карты стояла печать семейства Бремеров, а в заглавии значилось: «Королевство Теальское». Границы означенного королевства соединяли земли баронства Теальского, графства Дайканского и Онернского и графства Реггерского, долину Грифонов, подступы к Хоэру и часть Междугорья.

– Я, помнится, собирался сжечь эту мерзость, когда разбирал бумаги вашего покойного отца, сэр Роланд, – озадаченно пробормотал сэр Уильям. – Но что вы собираетесь с этим всем делать?

Роланд Бремер не ответил. Он отвернулся и вновь устремил взгляд в окно. На губах его появилась усмешка: точь-в-точь какая была у его отца. В эту минуту он стал походить на Танкреда Огненного Змея как две капли воды.

Уильям Сноббери и Моран Искряк многозначительно переглянулись.

В зале собралось множество благородных эльфов: потомственные стражи, главы родов и почтенные жители Кайнт-Конкра. Были здесь и менестрели с арфами и лютнями, и притронные звездочеты и мудрецы, обладатели древних знаний. Летописцы расположились за высокими конторками, теряясь в водопадах из многофутовых свитков.

В самом центре зала был установлен Дубовый Трон, на котором сидел Эс-Кайнт, облаченный в длинную изумрудную мантию. Перед ним кружком стояли несколько эльфов, по пояс обнаженных, а ниже пояса плотно завернутых, как того требовал обычай, в дымчатую пепельную ткань, туго намотанную на их ноги во много слоев, как кокон. У всех на вытянутой левой руке сидел большой паук. Каждый из этих паучьих хозяев являлся обладателем сложной татуировки, выполненной в виде переплетавшейся вьющейся вязи, походившей на дикий плющ. Разница заключалась лишь в ее размере: у кого-то под темно-зеленым узором пряталось всего лишь предплечье, у кого-то – целая рука, у другого вязь переползала на грудь. Был здесь и эльф, у которого татуировка занимала собой всю левую сторону его тела: половину груди, живота, плечо, всю руку, вплоть до шеи. Все присутствующие знали, что размер татуировки определяет не столько статус ее обладателя, сколько его умение – мастерство выслеживать и казнить, и поэтому их боялись, этих эльфов с пауками.

– Хаэтаны, – негромко проговорил Эс-Кайнт в полной тишине, поселившейся под сводами. – Посланные Дубовым Троном разведчики подтверждают ваши доклады – каждый из вас идеально справился с делом. Кенним-элле! Три уварлаэ, злокозненные преступники, творившие разбой на тракте Рих-эним. Фаннин-гэльтен! Похитители диадемы Семи Звезд. Иллим-меле! Сектанты культа Пляшущей Тени! Неммель-тан! – Тут Верховный Лорд сделал паузу. В зале послышалось взволнованное перешептывание. Все глядели на хаэтана с татуированной левой половиной тела. – Развенчание Дома Черного Лебедя!

Палачи мгновенно склонили головы и тут же их подняли.

– Да смилостивится Тиена над душами виновных в измене Конкру! В измене народу! В измене миру между детьми богини! Хаэтаны, вы рисковали жизнью, вы вывернули наизнанку души, чтобы привести приговоры в действие. Вы заслужили благодарность Дубового Трона и Верховного Лорда, Эс-Кайнта Эстариона. Пусть вязь вьется, а деяния ваши живут в зеленой летописи, вырезанной на ваших телах!

Хаэтаны единым движением склонили головы и тут же резко подняли их.