– Да примет тебя Тиена. – Короткий взмах стали прервал мучения…
Светало, а они все были мертвы. Там, на площади, он застрелил не меньше десятка врагов (столько оставалось стрел в колчане ала Сейте) и позволил своим воинам отступить. Но здесь и сейчас страж был бессилен. Они все были мертвы – ал Рилле понял это, еще только подходя к двум двухэтажным домам, стоящим по обеим сторонам в начале улицы Василиска, где размещался отряд. Его слух не уловил ничего, что могло бы указать на присутствие здесь двух десятков эльфов. Ни тихой музыки натягиваемой тетивы, ни едва слышного скрипа сапог, ни приглушенного дыхания – всего, что обычно выдает самую лучшую из засад, если, конечно, ты точно знаешь о том, что она есть.
Конечно, могло случиться так, что ал Тарве успел появиться тут раньше и позиция оставлена, но было и еще кое-что. Мертвец, завернутый в плащ цвета чертополоха, лежащий посреди улицы. В подобную примету поверит даже тот, кому обычно плевать на самые зловещие суеверия.
Вокруг стояла тишина, отзвуки гремящего вдалеке боя едва долетали сюда. Рилле вышел на середину улицы и, ни от кого более не таясь, стал приближаться туда, где его ждали мертвые и куда совсем хотелось не идти. Страж устал. Видит Тиена, эта ночь далась ему нелегко. И дело тут не в физической усталости, скорее был изнурен его дух. Все, что происходило в Теале, больше не казалось ему правильным. Старший страж чувствовал, как его горло сжимает петля предательства, хоть и не видел пока того, кто ее накинул. Он уже никому не доверял. Больше всего на свете он сейчас желал выхватить меч и честно погибнуть с клинком в руке, сражаясь до последнего вздоха, – так было бы правильно, так было бы проще всего. Он упорно гнал от себя эту мысль, но она все равно возвращалась.
Дверь, как и следовало ожидать, оказалась не заперта. Стоило эльфу войти, как худшие его опасения подтвердились: в небольшом темном холле лежали двое убитых. Рилле подошел ближе, чтобы различить лица, и тут же узнал одного из погибших: командир уничтоженного отряда лежал лицом вверх, сжав сведенные судорогой ладони на воткнутом в грудь по самую рукоять кинжале. Сомнений больше не оставалось – все оси и долы мертвы.
– Пытаешься понять, как они умерли? – вдруг раздался из темноты высокий и уверенный голос.
– Тарве? – Рилле даже не удивился. Где-то в глубине души он уже ожидал чего-то подобного. Окрика из-за спины, свиста стрелы, удара ножа… Останавливало лишь то, что разум до последнего не хотел верить. – Что ты здесь делаешь?
– А ты еще до сих пор не понял, Рилле?
Говоривший сделал шаг навстречу. В окна осторожно заглядывал рассвет, понемногу обрисовывая контуры выступившей из тени рослой, облаченной в тяжелый доспех фигуры.
– Так и не понял, – эльф обвел рукой вокруг, – зачем вот… это все?
– После взрыва ты посчитал меня убитым и отдавал приказы моим отрядам… – Рука ала Рилле легла на рукоять меча. – Постой! Откуда ты вообще знал, что я был в том трактире? И как об этом стало известно теальцам? Ведь это значит…
– Начал понимать наконец, – усмехнулся Тарве. – Много же тебе понадобилось времени, страж, чтобы сложить два и два. Наш дорогой Остроклюв всегда называл твердолобым троллем меня, но тебе подобная характеристика была бы больше к лицу. Особенно если продолжишь упорствовать дальше…
– Предатель! – Ал Рилле выхватил меч и замер, все еще не решаясь напасть на того, с кем долгих пять лет делил походный хлеб и крышу над головой. – Как ты мог продать нас этим… не имеющим понятий о чести ничтожествам?! Как опустился до того, чтобы поднять меч на своих братьев, ал Тарве? Или… Может, стоит называть тебя господин Жаворонок?
– Мне нравится это имя, – склонил голову страж. Глухое забрало на его шлеме было поднято – он по-прежнему не обнажал оружия и вообще не являл желания атаковать.
– Тебе и впрямь лучше было родиться безродной птицей, чем благородным алом. Потому что долг для тебя – пустое место, равно как и честь…
– Оставь это, Рилле. – Казалось, Тарве начинает утомлять упорное нежелание собеседника понимать суть происходящего. – Ты сам давно уже не наивный юнец, чтящий «скрижали» превыше жизни. Честь, долг… У каждого из нас свое мнение об этом. Твоя преданность значит не больше, чем может доказать твой меч, а клятвы имеют силу до тех лишь пор, пока не дрогнет рука. Можешь считать это подачкой моему самолюбию, но именно моя честь, которой, как ты утверждаешь, у меня нет, говорит мне сейчас пощадить тебя. Ты мне не враг, Рилле. Уходи, не вынуждай меня выносить приговор…
– Мерзавец! Тебе не запугать меня своей ложью, не сбить с толку пустыми фразами!
Ал Рилле сделал первый выпад, и в тот же миг клинок с рукоятью в виде серебряных крыльев покинул ножны Тарве и рассек воздух в ответной атаке, а забрало шлема опустилось, защищая лицо стража от удара меча.
Сталь лязгнула о доспехи – Рилле спасла от раны кольчуга, Тарве уберег шлем, после чего оба противника отступили на шаг и приготовились продолжать бой. Рилле вновь напал первым – молниеносно, без предупреждения. Вопреки ожиданиям разведчика Тарве не стал парировать его удар, вместо этого эльф отклонился невероятно быстрым для облаченного в тяжелый доспех полуоборотом. Рилле вывернулся и вновь рассек воздух выпадом. И опять противник оказался чуть дальше, чем просвистевшее острие меча.
Рилле почувствовал, что теряет темп. Он рубанул слева, излишне торопливо и несколько выше, чем следовало. Легко уклонившись, Тарве тут же с лихвой воспользовался его ошибкой – закованный с ног до головы в латы страж выбросил руку с мечом вперед на всю длину клинка. Меч прошил воздух, но изменник стремительно ударил сжатым кулаком в грудь противника, от чего разведчик отлетел назад, упав на дощатый пол.
Тарве оказался рядом быстрее, чем оступившийся страж успел выпустить воздух из легких. Последовал град ударов, лишь часть которых так и не успевшему подняться Рилле удалось отбить мечом. Правую кисть резанула боль, кровь хлынула из отрубленных пальцев, выбитый меч и ошметки плоти отлетели прочь.
– Я даю тебе последнюю возможность подумать, Рилле. – Нога в латном сапоге наступила на грудь истекающего кровью обезоруженного стража, и клинок был приставлен к его горлу. – Прекрати эту бессмысленную борьбу, и я дам тебе уйти – твоя семья будет рада увидеть тебя живым. Мне претит выносить приговор невиновному, но видит Тиена, если так будет нужно, рука не дрогнет.
– Предатель! Гори в бездне!
– Твое упрямство ничего не изменит, – спокойно продолжал Тарве. – Ты уже никого не предупредишь и не спасешь. Чем бы ни завершился наш с тобой спор – ни твоя, ни моя смерть ничего не решает. Именно поэтому я и даю тебе право выбрать свою судьбу. Не спеши, подумай как следует. Остроклюв проиграл, он не доживет до заката солнца. Саэгран Маэ ничем не сможет ему помочь – его ждет расставленная мной ловушка. Дом Черного Лебедя заслужил то, чего взалкал, – смерти и забвения. Вот только не для Конкра, а для себя. Мой подробный доклад уже отправлен Эс-Кайнту. Очень скоро лорда Найллё вынудят отречься от трона, а замок Карнин-Вэлл, следуя моим рекомендациям, сровняют с землей. Что же касается этой вашей питающейся плотью и кровью чудовищной птицы…
– Кто ты такой?! – В глазах раненого впервые появился испуг.
– Так ничего и не понял, страж? – Похоже, Тарве доставляло определенное удовольствие подталкивать своего собеседника к правильным выводам. – Я – жаворонок. Я просыпаюсь рано и вижу все. Я плету паутину внутри чужих нитей. Я тот, кто выносит приговор, и тот, кто заносит меч. Я – птица, но я и паук.
– Хаэтан… Ты – хаэтан!
– Да. Я охраняю Конкр от тех, кто поклялсяего хранить. Теперь наконец ты оставишь свою борьбу и уберешься с моего пути? – прозвучал последний вопрос.
– Ты выносишь приговор моему Дому, – голос стража дрогнул. – Даже если они все виновны… Я… Я не стану предателем.
– Мне очень жаль. Именем Эс-Кайнта Эстариона…