– Это сделал я? – наконец спрашивает он.

По крайней мере это он имеет право знать. Она кивает, и Джо целует ранку, слизывая кровь.

– Как я мог это сделать? – недоумевает он. В его глазах – мольба, он хочет получить объяснение.

– Это не ты, – отвечает она, не представляя, как сказать ему, что он не владел своим телом. – Ты не отвечаешь за то, что делал. Это все, что тебе нужно знать, – говорит она наконец, встает и начинает собирать вещи. – Мы уходим немедленно. Луи скажет, что я сошла с ума, но мне все равно. Я здесь больше не останусь – не хочу подвергать себя этой пытке. Он мертв. Я пережила его и больше не позволю ему прикоснуться ко мне.

Она говорит об отце, не о брате, и злостью поддерживает себя, как понимает Джо. Пока она злится, страх не парализует ее волю. За годы службы он повидал много жертв и слишком хорошо знает такое состояние.

Он молча помогает ей.

В доме темно, они пробираются на ощупь. Достигнув середины коридора, слышат шорох внизу. Линна вскрикивает и хватается за Джо.

В холле на первом этаже зажигается свет. У подножия лестницы стоит Луи, глядя вверх.

– Старик был здесь, не так ли? – спрашивает он, часто моргая. Заметив рану на лице сестры, он бросается наверх, чтобы защитить ее. – Кто это сделал? – требует ответа Луи, уставившись на Джо.

– Оставь его в покое, Луи. Это папа набросился на меня, не важно, в чье тело он вселился. – Она отталкивает его и начинает спускаться по лестнице. – Я тебе говорила, что оставаться в этом доме – безумие. Если тебе так хочется, можешь сам жить здесь на пару с его призраком.

– За четыре дня, что ты провела здесь со мной, разве он хоть раз являлся тебе, не говоря уж о том, чтобы причинить тебе зло? Позволь мне защитить тебя. Я знаю, как это сделать, – говорит Луи.

Больше не сдерживаясь, она обрушивает на брата весь свой гнев.

– Ноги моей больше не будет в этом доме, ты понял? – кричит Линна.

Луи садится на ступеньку и не произносит ни слова, пока она не доходит до двери.

– А почему ты решила, что его дух может жить только тут? – спрашивает он, когда она берется за ручку.

– Мой единственный шанс – верить в это.

– Линна, ты изучала культ вуду поверхностно. Ты так и не узнала того, что должна была бы. А мне это известно.

– Ничего, я кого-нибудь найду. Пойду к Селесте. У меня есть деньги. Она поможет.

– Ты откроешь наш секрет чужому человеку? – почти бесстрастно интересуется он.

– Я расскажу ровно столько, сколько нужно, – отвечает Линна и распахивает дверь.

Очутившись в ночи, она впервые по-настоящему отдает себе отчет в том, как много времени провела в старом доме. Хотя во влажном воздухе звезды кажутся размытыми, почти полная луна просвечивает через ветви деревьев, тянущихся вдоль улицы. Пока Джо кладет ее сумку в багажник, она стоит рядом и глубоко дышит, упиваясь ароматом жимолости, которую в этих местах культивируют так усердно, что кажется, будто она росла здесь всегда.

Девочкой Линна часто выходила из дома утром, когда только-только распускались новые бутоны и воздух был насквозь пропитан их ароматом. Она находила самые свежие цветы, обламывала ветки и относила их в комнату матери. В это время мама часто еще спала, и Линна, положив цветущие ветви на кровать, ждала, когда их аромат ее разбудит.

В такие мгновения – между сном и явью, между забытьем и болью – мама улыбалась.

Мгновения покоя. Короткие счастливые мгновения, такие же короткие, как жизнь этих хрупких, недолговечных цветков.

– Надо ехать, – говорит Джо.

Она садится в машину. Когда они проезжают несколько кварталов, Линна просит его повернуть на Сент-Чарлз-стрит.

– Я чувствую себя так, словно вырвалась из тюрьмы, где отбывала пожизненное заключение, – говорит она, выбирается из машины и идет пешком под кронами огромных вековых дубов.

Джо медленно движется за ней. Она следит, чтобы он соблюдал дистанцию, не ущемляя ее свободы и не нарушая одиночества.

Сегодня она победила призрак. Какое ей дело до земных опасностей!

Линна останавливается там, где ветви не такие густые, садится на скамейку и смотрит на небо, подсвеченное заревом городских огней.

Кошмары окончились. Она никогда больше не пойдет в тот дом, никогда не позволит призраку отца тревожить ее. От влажного воздуха лицо ее тоже становится влажным, в темных волосах блестят крохотные водяные капельки.

Тишину нарушает гул, похожий на рокот самолетных двигателей, однако он не проплывает мимо, а постепенно нарастает. Этот серый звук она различает не вовне, а внутри себя. И на его фоне пробивается, словно человеческая фигура сквозь туман, страшный смех отца.

Джо подходит к ней. Какое-то мгновение она колеблется: стоять насмерть или бежать без оглядки? У нее нет больше сил бороться с этим монстром.

– Пора ехать, – говорит Джо.

Его голос ровный, но озабоченный.

– Еще минутку. – Она протягивает руку и, когда Джо поднимает ее на ноги, целует его долгим страстным поцелуем, словно они не были вместе всего несколько часов назад. О, как она жаждет его – жаждет наслаждения, которое он ей дарит, жаждет тех мгновений, когда они сливаются воедино и она может забыть о своих страхах.

Ураган, такой внезапный и сильный, какой может только присниться во сне, обрушивается на нее. Она подставляет лицо ветру, и… Хейли просыпается.

Огонь в камине почти потух – осталось лишь несколько тлеющих среди пепла головешек. Солнце, согревавшее комнату, скрылось за плотными тучами, пошел густой снег. Хейли снова разожгла камин, включила регулятор, который распределяет тепло по всему дому, и пошла наверх записывать события, которым была свидетельницей.

Она печатала быстро, не останавливаясь для того, чтобы осмыслить и оценить написанное. Но к тому времени, когда она закончила, ее снова стало клонить в сон. Нет, не сейчас, подумала она; во всяком случае, не раньше, чем она разберется в том, что узнала. Решив, что прогулка поможет освежить голову, Хейли надела ботинки, спортивный костюм и вышла из дома.

«Ледниковая дорога», соединяющая большинство лесных массивов южной части штата Висконсин, проходила по краю ее земельного участка. Хейли пошла по ней через горный луг, покрытый дрейфующими снегами, мимо обнаженных дубов и кленов, придававших пейзажу вид изумительной зимней сказки, мимо разбросанных окаменевших морен, оставленных здесь отступающим ледником много веков назад.

Дух, обитавший в ее теле, казалось, заснул или на время покинул ее. Теперь она может подумать, не испытывая на себе давления Линны.

На подъеме, нависающем над крупнейшим в этих местах озером, была устроена смотровая площадка, ограниченная для безопасности барьером. Хейли остановилась здесь, как всегда останавливались бесчисленные пешие туристы и лыжники, совершающие дальние переходы, и присела на скамейку, глядя на крутой спуск и пролегающую внизу дорогу, на серый горизонт, серый снег – на всю эту мертвую землю.

Живя здесь, она частенько ходила по этой тропе и поднималась на эту площадку, горюя о своем потерянном ребенке. Теперь у нее было такое ощущение, что она скорбит о другом ребенке, о Линне, приносившей ветви жимолости в спальню матери, потом потерявшей мать, а вскоре после этого подвергшейся надругательству со стороны отца-чудовища.

Эд как-то спросил ее, почему она решила распутать тайну жизни Линны. Потому что была очевидна связь между ней и Линной и эта связь принесла ей счастливый дар: впервые в жизни Хейли не плакала, видя несправедливость, не жила лишь слабой надеждой на то, что кто-то сильный поможет ей. Впервые в жизни она испытала гнев и готовность умереть, но сделать все, от нее зависящее.

Хейли проанализировала все, что явилось ей в сегодняшнем сне. Составив план действий, она встала, пошла домой, взяла ключи от машины и поехала в город, где наряду с другими делами заехала на телефонную станцию и попросила снова подключить ее телефон.