– Меня опоили каким-то зельем.

– Вы позволили опоить себя.

– Луи, кто меня опоил?

Луи игнорирует вопрос.

– Вот почему я не смог оттащить его, – продолжает он.

– А вы пытались?

– Неужели вы думаете, что я ее не любил?

– Вы не любили ее, вы хотели, чтобы она была вашей собственностью! – бросает ему в лицо Джо.

– Я любил ее. И боролся за нее, используя всю доступную мне силу, пока вы лежали как бревно. Я произносил все известные мне заклинания. Я даже пытался вобрать его в себя, но ему удалось отомстить мне и ей, потому что вы допустили это. Мне следовало бы довериться своему первому впечатлению о вас.

– Оно состоит в том, что я не лучше других любовников Линны? Но единственный из них, кого вы, кажется, действительно ненавидите, похоже, имеет шанс остаться в живых.

Луи содрогается от гнева.

– Она обещала, что мы всегда будем вместе! Вы украли ее у меня и даже не помните, что с ней сотворили! Будьте вы прокляты! – Он делает глубокий вдох и вперяет взор в Джо. Его лицо искажает безумная улыбка. Спокойствие возвращается к нему так же внезапно, как за минуту до этого покинуло его. – Он покарает вас. Открыв дверь шкафа, вы зажгли свечи перед крестом Барона Субботы? Опознав останки моего отца, вы произнесли его имя?

Джо потрясен, он понимает, что должен ответить на эти вопросы утвердительно, и чувствует, будто какая-то ужасная змея медленно разворачивает внутри его свои гигантские кольца. Рот словно наполняется ватой, все расплывается перед глазами, он видит, как Луи достает из внутреннего кармана маленький кожаный мешочек и, крепко сжимая его, бормочет что-то по-французски так быстро, что Джо не разбирает даже слогов, не говоря уж о смысле слов.

– Папа Анри, войди в него. Покажи ему, что сделало его тело. Я приказываю тебе.

– Не-е-е-е-е-е-ет… – стонет Джо, закрывая глаза, открывая снова, протирая их руками, пытаясь отогнать видение: Линна, распростертая на спине, умоляет его, кричит, а нож поднимается, вонзается в нее, вонзается, вонзается. – Нет! – на сей раз громко кричит Джо и вскакивает.

Дверь, через которую он вошел, исчезла в темноте, осталось лишь страшное видение, но тут появляется другая дверь, открытая. Он выбегает через нее в коридор. Слишком возбужденный, чтобы ждать лифта, Джо скатывается по служебной лестнице и бежит так, словно дух и картина, им порожденная, не находятся в нем, а гонятся за ним.

Всюду кровь. Крики Линны разрывают ему сердце, он, не замечая машин, мчится через дорогу, пробивается сквозь вечернюю толпу гуляющих, стремится в единственное безопасное место – в комнатку, освященную и защищенную его любимой.

Джо протискивается мимо спускающегося по лестнице Фрэнка, влетает в комнату, запирает дверь и в ужасе видит окровавленный матрас и ковер, тело возлюбленной, искромсанное и кровоточащее, кого-то, очень похожего на него самого, всаживающего в нее нож снова и снова.

– Ли-и-и-и-и-и-н-н-на-а-а-а-а-а! – вопит он, закрывая руками глаза и уши. – Боже, молю тебя! Боже, смилуйся, позволь ей вернуться ко мне!

Видение меркнет, и он ощущает ее присутствие, ее почти осязаемое утешительное прикосновение. Но чувствует и ее страх – страх, возникший тогда, когда она поняла: смерть еще не означает окончания борьбы, дух того, кого она боялась при жизни, сейчас здесь, в этой комнате.

– Линна, – шепчет Джо, медленно сползая вдоль стены на пол, пока колени не упираются в грудь. – Линна, прости меня. Прости!

В этом положении он сидит, пока, обессилев от страдания, не засыпает.

Во сне Джо видит теперь не ее, а сцену убийства и просыпается от собственного крика.

Несколько последних часов полностью истощили его силы. Он ходит по комнате, бормоча ее имя. Иногда он чувствует Линну так близко, что она кажется ему почти живой; иногда теряет голову настолько, что вообще почти ничего не ощущает.

Видение прекрасного лица, искаженного болью и страхом за него, то приближается, то удаляется. Он бешено бьет кулаками в стену, в пол. От боли немного приходит в себя. Но когда снимает трубку, чтобы позвонить Эду или в полицию, позвать кого-нибудь на помощь, оказывается, что он забыл все номера телефонов, забыл все, кроме того, что сказал ему Луи.

Он не помог ей в нужную минуту и тем самым убил. Вероятно, она больше никогда не явится ему. Единственное, что он может теперь сделать, – это отправиться к ней и защитить ее там, как не смог защитить здесь.

Теперь, когда Джо верит в существование загробного мира, ему легко принять решение.

А когда решение принято, дух Анри де Ну отпускает его.

Шнур и оберточная бумага от упаковки его нового матраса все еще валяются в углу. Бедному Фрэнку и так слишком досталось, думает Джо и расстилает бумагу на полу. Потом ставит посредине кухонный стул и начинает плести из шнура веревку, достаточно толстую, чтобы выдержать его вес.

Сплетя веревку и продев ее через крючок, на котором висит люстра, он достает бутылку, припрятанную в кухонном шкафу, садится за стол и пьет большими глотками.

Еще есть время позвонить Эду и рассказать, что он узнал, но это кажется бессмысленным. Если полиция найдет останки Анри в шкафу и узнает правду о смерти Линны, они с братом приобретут еще более дурную славу, а ведь их никогда не любили в городе. Джо не может допустить этого. Он поступит иначе. Луи будет вынужден до самого конца жить с демоном. Это и станет его, Джо, страшной местью.

Лицо Джо безмятежно. Допив бутылку, он берет ручку и пишет записку:

«Я люблю ее. И буду вечно любить. Мне так жаль».

Стул и веревка на своих местах. Больше нет смысла тянуть…

Позднее, когда его тело уже качается в петле, их души соединяются. Хейли не может проникнуть за завесу смерти, но она чувствует покой, в котором пребывают Линна и Джо, и любовь…

Дверь распахивается.

– О черт! – восклицает Фрэнк.

Он издали обходит висящее тело, читает записку, лежащую на столе. Удовлетворенный, выходит, закрыв дверь. Через несколько минут возвращается с ножом. Морщась от отвращения, Фрэнк прикладывает пальцы Джо к рукояти ножа и отпускает, нож падает. Фрэнк идет звонить в полицию.

На какое-то мгновение ужас, испытанный Хейли, смешал в ее сознании сон и реальность. Она подняла взгляд на деревянные балки, поддерживающие потолок, ожидая увидеть там висящего в петле Джо Моргана, потом посмотрела на дверь – нет ли там Фрэнка.

Ей почти хотелось, чтобы кто-нибудь оказался в доме, – присутствие человеческого существа помогло бы ей отвлечься от отчаяния, которое только что довелось пережить. В стремлении услышать хоть чей-то голос она надела халат и босиком зашлепала по коридору в кабинет.

Сигнал автоответчика свидетельствовал о том, что на нем записано два сообщения.

Прослушав первое – от Эда, – она с облегчением улыбнулась и потянулась к трубке. Если его не окажется дома, она позвонит кому-нибудь из друзей – любому, лишь бы это был живой и нормальный человек.

Пока звучал зуммер, Хейли начала слушать второе сообщение: очень знакомый голос, но сообщение было адресовано не ей, а Линне.

– Сестричка, дорогая, возвращайся домой. – После этого человек начал произносить какие-то слова, вероятно, по-креольски. Хейли не знала креольского, но все равно у нее задрожали колени. В тот самый миг, когда Эд взял трубку, она уронила аппарат и упала на пол, вонзив ногти в ладони.

Луи знал, где находится его сестра; более того, он знал нужные слова, чтобы лишить воли Хейли.

С трудом одолевая духа, проникающего в ее тело, Хейли протянула руку и уменьшила силу звука на автоответчике.

– Все хорошо, – прошептала она. – Больше он не причинит тебе вреда.

Она чувствовала себя словно мать, утешительной ложью успокаивающая дитя, ибо знала: на самом деле все отнюдь не хорошо и никогда не будет хорошо. Луи де Ну контролировал дух своего отца. Она вспомнила склеп де Ну, расположенный рядом с воротами кладбища, у главной аллеи. Единственное, что Луи нужно было сделать, чтобы похитить труп отца, – это попросить разрешения задержаться после того, как уйдут все посетители. Вполне естественная просьба, церковный сторож вполне мог понять ее, к тому же Луи хорошо заплатил ему. Час времени и темнота – вот все, что ему требовалось.