— Договорились, — сказал я, пожимая пухлую руку.
— Хат, Анату, идите сюда, — используя связь спецкостюма, сказал я.
Подобрав своего пса и засунув его подмышку, Дато открыл гараж и я увидел то, на чём мне предстояло пересечь границу с Россией.
— Это что? — удивился я.
— Машина, конечно, — широко улыбаясь, сказал Дато.
— Никогда в жизни не видел такой машины.
— Это раритетная иномарка 72-го года выпуска марки «Москвич».
— Это ездит? — осторожно спросил я.
— Порхает как бабочка, жалит как пчела!
— Может, пешком дойдём? — услышал я из-за спины голос Хата.
— Что-то мне не хочется двести километров ковылять пешком, — возразил я, — лучше рискнуть жизнью и здоровьем, но поехать на ЭТОМ.
Где-то в глубине гаража взревел мотор, покрытое двухсантиметровым слоем пыли чудовище российского автопрома оказалось на солнечном свете, и мне стало по-настоящему страшно. Выбравшись из машины, Дато поинтересовался у своего родственника:
— Гурам, помнишь, ты потерял свою черепаху?
— Ну? — не глядя в его сторону, ответил тот.
— Кажется, она сдохла в салоне моей машины. Вначале я удивился, что педалей стало на одну больше, а потом — увидел её. Это, наверное, ещё с того раза, когда мы откопали дедушкино вино. Зря ты взял её с собой…
— Верни Тортиллу, сука! — хрипло сказал Гурам.
— Прекрати обзываться, я не виноват, ты её сам там забыл! — сказал Дато, протягивая тому пыльный панцирь с отпечатком ботинка по центру.
— Она нашла свою смерть, — грустно сказал Гурам, — а ведь ей было всего шестьдесят лет! Я похороню её под яблоней…
Но в этот момент Тамагочи освободился из рук Дато, в красивом, безумном прыжке вырвал панцирь из рук Гурама и, радостно виляя хвостом, умчался в кусты. Даже на расстоянии двух метров от Гурама я услышал скрежет его зубов, лицо абхаза побагровело, но он сдержался, лишь капелька пота скатилась по лицу.
— Дорогой, Дато… — старательно подбирая слова, сказал Гурам, — если твоя собака вдруг куда-то исчезнет, не удивляйся.
— Ну ладно, поехали, — махнул рукой Дато, возвращаясь к машине. — До обеда надо вернуться.
— Вы уверены, что ваша машина так быстро поедет?
— спросил я.
— Если она завелась, а она завелась, то помчится как ветер! Не успеете вы сказать «а», как из пункта А вы уже приедете в пункт Б.
— А, Б... Главное, чтобы мы не попали в пункт Х, или в пункт Ё. Надеюсь, ты водишь машину лучше своего родственника. Кстати, если она стояла в гараже с того момента, как ее разбил Гурам, где же тогда следы аварии?
— Ты что, уважаемый Джеймс Бонд?! Посмотри на левую фару. Ты видишь эту ужасную трещину, — сказал Дато, протирая пыль.
— И из-за такого пустяка вы не разговаривали несколько лет? — удивился я.
— Для кого-то пустяк, а для кого-то — большое горе. Как я поеду на такой машине? Надо мной будут смеяться все соседи!
— Думаю, над тобой в любом случае будут смеяться, если ты поедешь на этой машине... — осторожно заметил я.
— Ладно, хватит болтать, садитесь, поехали, скоро обед.
Надев шлем, я устроился на грязном и пыльном переднем сидении, рядом с водителем. Хат и Анату, брезгливо морщась, сели назад. Треща и подпрыгивая на ухабах, машина двинулась вперёд.
— А почему мы не взяли Гурама? — спросила Анату.
— Как не взяли? — услышал я голос с крыши машины.
— Зачем залез наверх? — спросил Дато. — Я же сказал в багажник, а не на багажник.
— Не ори, — ответил тот, — доеду с вами только до трассы, провожу гостей и вернусь домой; дальше езжай сам.
Гурам сдержал свое слово, когда мы подъехали к трассе, он через окно пожал мне и Хату руку, попытался поцеловать Анату, но на одном из ухабов свалился с крыши и издалека прокричал: «Счастливого пути!»
Машина хоть и оказалась скрипучей и медленно, но верно разваливающейся, но ехала на удивление бодро и быстро и, что было особенно приятно, трасса была абсолютно пустой; лишь изредка нам попадались едущие в противоположном направлении машины. Слева от нас было море, а справа — красивые холмы, покрытые многовековыми соснами и кедрами.
— У вас очень красиво, — сказал я Дато.
— Конечно, красиво, — согласился он, — знаешь, как называется наша страна?
— Кажется, Апсны, — вспоминая вчерашний разговор с Гурамом, сказал я.
— Правильно, Апсны — страна души. Все у нас душевные, добрые и светлые. Если ты, дорогой, приедешь к нам через десять лет, будь уверен, мы тебя не забудем и всегда примем как брата.
— Договорились, — сказал я, — выйду на пенсию, куплю у вас домик и буду доживать свой век на вашей земле; если пустите, конечно.
— Тебя, Джеймс Бонд, мы пустим когда угодно. А скажи, дорогой, зачем тебе революцию делать в России? Что у них там, разве плохо?
— Ну... — уклончиво сказал я, — не всё хорошо. Есть над чем работать.
— Тогда, удачи!
Следующие два часа мы провели в тишине, вернее, не общаясь. Дато изредка пел какие-то народные песни о неразделенной любви, свободе и девушке с красивым носом. Вскоре мы свернули с основной трассы на узкую грунтовую дорогу и, проехав несколько километров, остановились у берега узкой горной реки.
— Граница, — почему-то шёпотом сказал Дато.
— А что, дальше вплавь? — тоже шёпотом спросил я.
— Да, — опять шёпотом сказал Дато. — Если увидишь русских пограничников с собакой, сразу показывай деньги — это их успокоит, только не показывай все, а то отберут, предварительно застрелив.
— Спасибо за совет, — хмуро сказал я, нащупывая пистолет Морелли. Отдав Дато две тысячи долларов, я был заключен в объятия и страстно расцелован на прощание. Этого же удостоился Хат, а вот Анату успела выйти из машины.
Помахав нам из окна рукой и зачем-то бибикнув, Дато умчался прочь.
— Идиот! — провожая его глазами, сказал я. — То шёпотом, то сигналит. Привет, пограничники, мы шпионы, пришли пересекать вашу границу!
Реку мы перешли вброд. Оказалось, что она совсем не глубокая, но камни на дне были предательски скользкими и я несколько раз падал, уходя под воду с головой. Перешли мы границу или нет, я не знаю, но сразу за рекой оказался чей-то огород с помидорными грядками. Аккуратно обойдя их, мы перелезли через низкий забор и выбрались на проселочную дорогу на окраине какого-то села.
— Надо что-то делать со спецкостюмами, — сказал я, — если нас тут увидят в таком виде, появятся российские спецслужбы и упекут нас всех в тюрьму. Они здесь свирепые. Нам нужно слиться с толпой...
— Что-то я не вижу тут толпы, — возмутился Хат.
— Это образное выражение, — отмахнулся я. — Итак, план такой. Угоняем машину, покупаем или воруем одежду и узнаем, где находится этот Годлик. Договорились?
— Договорились, — сказала Анату, а Хат просто кивнул.
Машину воровать не пришлось. Минут через пять возле нас остановился похожий на автомобиль Дато рыдван с горцем за рулем.
— Туристы? — высунувшись в окно, по-русски спросил он. — Аквалангисты, до моря далеко. Довезти?
— Поехали, — ответил я, забираясь в машину.
— Что-то вы рано к нам, весна еще, море холодное, — сказал он.
— У нас хорошие водолазные костюмы, — сухо ответил я.
— Да я вижу, — кивнул водитель, — я как-то летом московских аквалангистов в похожих костюмах на пляж возил.
— Скажи, а ты не знаешь, где Годлик?
— Кто это такой? — удивился водитель.
— Дольмен такой.
— Кто такой Дольмен?
— Не важно. Не знаешь, так не знаешь.
Через несколько минут мы выехали на побережье; вот так легко и непринужденно обойдя всех пограничников, мы оказались на территории России. Расплатившись с водителем стодолларовой купюрой, и, тем самым, существенно подняв ему настроение, мы выбрались из машины.
Справа, в километре от нас, виднелось высокое здание какого-то отеля и, судя по всему, военных действий здесь не происходило. Хотя мусора вокруг было гораздо больше, чем в Абхазии.
— Что это за место такое? — пробурчал я, и в этот момент запищала спецсвязь.
