Это мы виноваты во всем — я и Химена; мы сделали это, когда вытаскивали ее из-под кареты.

Есть только одна вещь, которую я могу сделать. Я падаю на скамью напротив моей фрейлины. Когда я закрываю глаза, Божественный камень начинает посылать теплые импульсы.

Я избранная Богом. Он непременно услышит мои молитвы.

На следующее утро Аньяхи пробуждается от температуры. Мое сердце стучит с надеждой. Всю ночь камень в моем пупке излучал спокойствие, означающее, что он услышал меня. Я уверена, что Аньяхи исцелится.

Целую минуту она пытается сосредоточиться. Увидев меня, она улыбается.

— Элиза, — шепчет она. Ее карие глаза светятся спокойствием.

Я глажу ее по лбу.

— Надо было сказать нам, Аньяхи. Ты должна была…

— Послушай меня.

Моя рука замирает на полпути.

— Элиза, у тебя прекрасная судьба.

Несмотря на ее мягкий голос, в нем есть что-то жесткое. Карета гремит, мои пальцы покалывает.

Она хватает меня за руку и сжимает.

— Ты не должна терять свою веру, дитя. Несмотря ни на что. Не сомневайся в Боге или в его выборе. Он знает бесконечно больше, чем мы можем себе представить.

Я качаю головой. Что-то не так. Она никогда раньше так не говорила со мной. Я открываю рот, чтобы сказать ей, что все будет в порядке, что я молилась за нее…

— Он так сильно любит тебя. Как и я. Обещай, что будешь доверять ему.

Я должна пообещать. Все, что угодно, лишь бы ей стало легче. Но я не могу найти слова.

Она вздыхает и закатывает глаза. Ее голос звучит очень тихо, когда она произносит:

— Ты — свет моей жизни, Элиза. Моя особенная…

Ее руки отпускают мои.

— Аньяхи?

Но она не отвечает. Она похожа на куклу со стеклянными глазами, застывшими с удовлетворением, губы слегка приоткрыты. Я осторожно наклоняюсь к ней, чтобы закрыть глаза кончиками пальцев, в надежде, что она просто уснула. Но тишину сна не спутать с тишиной смерти.

Я никак не могу очистить голову от тумана, хотя лорд Гектор так вежлив и деликатен со мной. Это слышно по тому, как понизился его голос и какие мягкие и медленные слоги получаются у него. Очень мило с его стороны.

— Мы возьмем ее с собой в город. — Химена говорит сквозь слезы. — Нужно похоронить ее достойно.

Лорд Гектор кивает.

— Тогда я начну готовить тело… вернее, даму для путешествия.

Я смотрю на них и понимаю, что Химена ответила ему, потому что я не могла.

— Нет.

Это слово сначала удивляет меня, но, подержав его немного во рту, я понимаю, насколько это правильное решение. Они ждут моих пояснений, а я стою, уставившись на пустыню. Она мерцает красно-желтым, отражая восходящее солнце. Неделю назад Аньяхи говорила мне, что всегда мечтала увидеть пустыню. Она говорила, что не может себе представить, что земля похожа на волны и простирается далеко-далеко, словно море.

— Мы похороним ее там. В песке.

Кожаные доспехи стражника скрипят, когда он кланяется. Я прижимаюсь к Химене, и она гладит мои косы.

Вечером второго дня, после того как Бог не услышал мои молитвы, мы доезжаем до Бризадульче. Я не замечаю города, потому что песчаник желтых стен сливается с пустыней. Мы проезжаем по аллее из кокосовых пальм, и вдруг перед нами вырастает стена в три раза выше человеческого роста. Я вытягиваю шею, рядом как раз проезжает лорд Гектор. Он смеется и говорит мне, что такие высокие стены построили для защиты от песчаных бурь.

Бризадульче совершенно не похож на Оровалле. Для начала, я чувствую вонь, будто из уборной, в которой закончилась солома. Улочки кривые и узенькие. Купеческие магазины и дома падают друг на друга, будто случайные груды детских кубиков. Я смотрю на все это с недоверием. Все вокруг высокое, тесное и тусклое, не понимаю, как люди могут жить в таком месте, зная, что всего в нескольких шагах есть бескрайнее небо и безбрежная пустыня.

Мы ловим несколько равнодушных взглядов — женщина, выбивающая одеяло из грубой ткани, двое мальчишек с изгвазданными коленками, перебегающие соседнюю улочку, высокий бородатый мужик, продающий кокосы, — но мы же едем в каретах, хранящих на себе следы от битвы с Заблудшими. Ничего королевского или заслуживающего внимания. Я рада этому обстоятельству, потому что сейчас не готова к вниманию.

Дорога идет вверх, пока мы углубляемся в город. Здесь все больше высоких зданий с чистыми линиями и яркими занавесками на окнах. Иногда в сумерках мелькает настоящее стеклянное окно. Раз пошли такие изменения в архитектуре, думаю, мой новый дом будет роскошным и поражающим воображение.

Но все оказывается не так. Стоящий на вершине холма в центре города, чудовищный дворец Алехандро — самое уродливое здание, которое я когда-либо видела. История Джойи Д'Арена отражена в лоскутном одеяле из песчаника и речного камня, штукатурки и дерева, коллективных усилий тысячелетия усердствовавших строителей. Окружающая стены земля бесплодна и сера, почти неотличима в сумерках от камня. Этому месту просто необходимы яркие пятна. Может быть, Алехандро позволит мне посадить бугенвиллию.

Факел освещает наш путь, пока мы огибаем дворец в направлении конюшни. Время от времени мы останавливаемся около стражников, и я слышу отдаленные голоса, хотя не могу разобрать ни слова. Наверное, Алехандро называет себя. Я представляю, как он рассказывает им обо мне. Я привел в свой дом самую замечательную, самую красивую женщину, чтобы она стала моей невестой! И сразу слуги начинают суетиться, готовя угощение, цветы и песни к нашему приезду. Я смеюсь вслух. Со дня свадьбы меня посещают странные мысли.

Я подпрыгиваю, почувствовав, как пальцы Химены сжали мое колено. Стало так темно, что я и забыла, что она сидит напротив меня. От необходимости объяснять свой смех меня спасает Алехандро, появляющийся в окне кареты и подсвеченный факелами.

— Элиза! — Он улыбается, словно мальчишка, показывающий свою любимую игрушку. — Вот мы и дома.

Дома. Я слабо улыбаюсь в ответ.

— Я сказал сенешалю, что мы устали после поездки и ничего не сможем делать. Кроме того, — улыбка становится извиняющейся, — я сказал, что ты — моя особая гостья и за тобой нужно ухаживать со всей любезностью. Так что дай мне знать, если тебе что-то придется не по душе.

Особая гостья. И все?

Он держит меня за руку, пока я выбираюсь из кареты. Но когда я собираюсь поблагодарить его, он не отпускает руку, а сжимает ее еще крепче и говорит:

— Я покажу тебе твою комнату.

Я киваю, сглатывая. Химена остается позади меня.

Мы оказываемся в песчаном каретном дворе, конюшни слева от нас. Темнота скрывает детали, но я слышу ржание лошадей и запах навоза с оттенком остроты свежескошенного сена. Справа возвышается тяжелый монолит дворца. Мои спутники снуют, разгружая кареты и вьючных лошадей. Я не вижу незнакомых лиц, что кажется странным. Всякий раз, когда папа и Алодия возвращались из похода, все слуги выбегали их приветствовать.

Значит ночью, никаких слуг, с черного хода, особая гостья.

Так или иначе, Алехандро решил сохранить меня в тайне.

Мне трудно держать руку в руке Алехандро, потому что я не уверена, что он обращает на это внимание. Мое сердце колотится где-то у горла от напряжения и, возможно, позора, как мы будем входить во дворец и пробираться по коридорам и лестничным пролетам. Химена следует за нами. Я читала «Войну прекрасную» бесчисленное количество раз, так что я знаю — я должна сосредоточиться на маршруте и узнать свое окружение. Но мне сложно думать, когда мое лицо пылает от унижения.

Мы останавливаемся у двери из красного дерева с резными виноградными лозами и цветами. Алехандро открывает ее, и мы заходим в прохладную комнату, освещенную восковыми свечами. У меня нет времени, чтобы рассмотреть все во всех подробностях, потому что Алехандро тянет меня к себе и слегка обнимает.

— Я прошу тебя никому не говорить о нас, ради меня, — говорит он, пока Химена проскальзывает к нам в комнату. Он выглядит так же, как в нашу брачную ночь, глаза цвета корицы отливают коричневым при свечах. — Я не готов сказать всем, что я женат. Я должен хранить это в тайне, пока не настанет нужный момент.