Утром суд выслушает претензии Гарета, и она сейчас впервые в жизни чувствовала себя совершенно бессильной! А ведь принимать решение следовало бы именно ей! Только ей и мужчинам, которых она любила! Но вместо этого их судьбы теперь в руках суда, который будет рассматривать одни лишь факты и принимать решение, основанное на законе. А где же чувства, эмоции? А где все то, что имеет значение?!

Гарет подал иск, не посоветовавшись с ней. И в тысячный раз за последнюю неделю она гадала: как он мог сделать это, не поговорив с ней, не выслушав ее мнения? Она не привыкла, чтобы с ней обращались так, будто ее мысли ничего не значат! Тристан, например, был весьма влиятельным человеком, часто принимавшим серьезные решения. Но он всегда прислушивался к ее мнению. Что ж, возможно, он избаловал ее.

Софи вдруг вспомнила первые дни после отъезда Гарета – когда обнаружила, что беременна, предоставлена самой себе и страшится, что Гарет никогда больше не вернется. Только теперь она страшилась, что Тристан больше никогда к ней не вернется.

Перевернувшись на спину, она закрыла глаза и попыталась заснуть. И долго лежала так, пока не принялась ворочаться с боку на бок. Сон так и не пришел. Наконец она поднялась, дрожа от холода, который не могли прогнать даже шесть одеял, под которые она забралась.

Софи налила бокал вина и выпила залпом. Огонь в камине погас, и она накинула шерстяной плащ, намереваясь найти того, кто снова разожжет камин. Она подошла к двери, открыла ее и вышла в темный коридор.

Было очень поздно, и в доме все спали. Ни звуков, ни движения. У нее тут же замерзли ноги.

– Софи!..

Она вскрикнула от неожиданности, затем шагнула на голос. Из-за угла вышел Тристан, как всегда безупречно одетый – в белой рубашке с распахнутым воротом и в облегающих брюках. Он откинул со лба влажные волосы, но непокорный черный локон тут же упал ему на бровь, почти скрыв один глаз.

Тристан приблизился к ней, и она поняла: он только что пришел с дождя. И было ясно: если он сделает еще хоть шаг, они прижмутся друг к другу.

Но он не прикоснулся к ней. Внезапно остановившись, тихо сказал:

– Мне не хватало тебя, любимая.

Тристан пристально смотрел на нее, и трудно было ошибиться в значении взгляда его карих глаз. Он страстно желал ее!

Наконец он шагнул к ней, молча положил руку ей на плечо и слегка подтолкнул к двери спальни.

Как только они вошли и дверь захлопнулась, Тристан развернул жену лицом к себе, прижал к стене и стал стягивать с нее плащ.

«Наконец-то!» – мысленно воскликнула Софи. От его прикосновений ей стало трудно дышать.

– О, Тристан, – простонала она, – Тристан…

Но больше ничего не успела сказать, потому что он впился жадным поцелуем в ее губы. И она подчинялась каждому его безмолвному приказу – желала, чтобы он был грубым и настойчивым.

Несмотря на влажную от дождя одежду, Тристан был горячим, и его жар, проникая сквозь ночную рубашку, опалял Софи. Впервые за весь день ей стало тепло.

Она вытащила полы его рубашки из брюк и стала гладить грудь мужа.

А он принялся целовать ее шею и плечи. Она прижалась к нему и пробормотала:

– Я хочу дотрагиваться до тебя.

– Да, Софи, да… Дотронься до меня.

Она начала возиться с пуговицами его брюк. Расстегнув последнюю, спустила брюки с узких бедер мужа, и он, стащив их, отбросил в сторону. Так же он поступил и с рубашкой. Софи сама стянула ночную сорочку, и Тристан тотчас снова прижал ее к себе.

«Неужели это я всего несколько минут назад тряслась от холода?» – промелькнуло у нее. Сейчас она горела как в огне, и потушить его мог только Тристан.

– Держись за меня, – прохрипел он.

Она обхватила его руками за шею и прижалась к нему всем телом. А он вдруг приподнял ее и прошептал:

– Обхвати меня ногами, любимая.

Она тут же исполнила его просьбу.

– А теперь, милая, впусти меня.

Софи сжала его набухшую плоть и едва не застонала как от ожога.

– Быстрее же, Софи, – прохрипел Тристан.

Она подвела его возбужденную плоть к своему лону, но он отчего-то не решался сделать последнее движение; казалось, боялся вонзиться в нее.

– Возьми меня, Тристан! – прошептала Софи.

И все же он медлил. Лицо его исказилось словно от мучительной боли.

– Пожалуйста, Тристан! Ты мне нужен. Пожалуйста, пожалуйста…

Тут он наконец-то вошел в нее, и оба тихо вскрикнули. И каждый раз, когда Тристан вонзался в нее, Софи стонала и тихо всхлипывала. Наконец-то он овладел ею, наконец-то сделал своей!

И вдруг все закончилось. Тристан на миг замер, а потом излился в нее. Через несколько секунд и она, содрогнувшись, затихла в блаженстве.

Какое-то время Тристан не двигался, не выходил из нее. Потом наконец шевельнулся и поставил жену на пол. После чего снова прижал к себе и прошептал:

– Прости, любимая.

Она еще крепче обняла его, а он добавил:

– Я совершенно потерял контроль над собой. Мне так жаль…

Софи поцеловала его и ответила:

– Тебе не за что извиняться. Мы ведь оба потеряли контроль над собой.

Минуту спустя Тристан подхватил ее на руки и отнес к кровати. Уложив на постель, сам лег сверху. На этот раз он был нетороплив, и прошло довольно много времени, прежде чем он снова излился.

Наконец, совершенно обессилев, Софи крепко заснула, согревшись впервые за несколько дней.

Проснувшись, она потянулась к мужу, но его уже не было с ней рядом.

Тристан открыл дверь гостиной и увидел, что Софи, Фиск и Гарет пьют чай. С первого взгляда атмосфера казалась вполне дружеской, но уже через несколько секунд Тристан почувствовал напряженность, внезапно заметив Энсли, сидевшего в кресле спиной к двери.

Оказалось, что Энсли уже вернулся из суда. Черт возьми, а ведь он, Тристан, еще не получил известий от Гриффитса!

Тут Фиск поставил фарфоровую чашку на серебряный чайный поднос и встал. Выглядел он прекрасно; на нем был кремовый жилет в тонкую полоску и с золотыми пуговицами, а из карманчика свисала золотая цепь часов. На ногах же мистера Фиска были сверкающие низкие сапоги.

– А, лорд Уэстклиф! – Он дружелюбно улыбнулся. – Добрый день, сэр. Мы с мистером Энсли только что вернулись с заседания суда.

– Доброе утро, Фиск. Доброе утро, Энсли.

Но мистер Энсли даже не обернулся к Тристану. Что ж, ничего удивительного… Ведь поверенный семейства теперь стал его врагом.

– Сэр, садитесь, пожалуйста. – Фиск указал на единственный незанятый стул в комнате.

Тристан уставился на него в изумлении. Какая наглость! Его приглашают сесть в комнате, еще недавно ему же и принадлежавшей! Но Фиск часто командовал в доме вместо Гарета – тот все еще терялся в роли хозяина. Но он, Тристан, жил тут с самого детства, и не этому выскочке обращаться с ним как с гостем.

Усмехнувшись, Тристан ответил:

– Разумеется, мистер Фиск. Но не соизволите ли отойти? К сожалению, вы заняли мой любимый стул.

В глазах Фиска промелькнуло раздражение, и Тристан еще больше разозлился. Кто такой этот Фиск, чтобы претендовать на роль хозяина дома?!

– Как вам угодно, милорд. – Фиск взял свою чашку и уселся на ужасно неудобный стул с высокой спинкой, стоявший чуть поодаль.

Едва сдерживая гнев, Тристан откинул фалды фрака и опустился на стул, покинутый Фиском. Когда Софи поднялась, чтобы налить ему чая, он повернулся к Энсли. Тот, как всегда, походил на карикатуру – был круглый, как крикетный мяч, с жирными волосами неопределенного цвета, с густыми бакенбардами и с круглыми же голубыми глазами. А черты его лица походили на морду бульдога… Но Энсли всегда одевался по последней моде. Сейчас на нем был черный фрак, скрывавший внушительное брюшко, а из-под него виднелись черный с серым жилет, белоснежная рубашка и галстук, в котором утопали складки его подбородка. Широченные панталоны были серыми, в тон жилету, а узконосые черные туфли так блестели, словно он надел их впервые.