– Не с таким нетерпением, как раньше. Я понял, что мне вполне достаточно находиться с тобой. И теперь Египет – это скорее мечта моей юности.

Его признание поразило Софи. Ведь Тристан по натуре был искателем приключений, путешественником… А вот она всегда лучше всего чувствовала себя дома – либо здесь, в районе Мейфэр, либо в Колтон-Хаусе. Тристан же в свое время успел объездить полмира – побывал в Китае, Индии, на Мадагаскаре, Ямайке, в Ирландии, Италии и Америке. Даже после женитьбы он не утихомирился, и Нэнси частенько добродушно шутила – мол, муж каким-то чудом ухитрился подарить ей ребенка, хотя вместе они бывали очень редко.

Но вот в Египте Тристан никогда не был. Но в детстве и в юности он мечтал об этой стране.

Софи потерлась щекой о грудь мужа и вздохнула.

– Наверное, это из-за меня ты стал домоседом.

Он что-то пробормотал в ответ и с силой привлек ее к себе, так что его восставшая плоть прижалась к ее животу.

– Сегодня мне не до путешествий Биллингсли, – прохрипел он. – Я только и думал о том, что ты здесь одна. Все бледнеет рядом с желанием овладеть тобой, любимая. Видеть тебя… касаться… брать…

«Его слова, его ласки… О, в мире нет ничего подобного», – думала Софи, чувствуя, как твердеют, словно камешки, ее соски, натягивавшие шелк халата. Остро ощущая изменения в своем теле, она развязала пояс халата, и шелк тотчас соскользнул с плеч, оставив ее обнаженной.

– Люби меня, Тристан, – шепнула Софи, проводя губами по его подбородку.

Сжав ладонями лицо жены, он впился поцелуем в ее губы. Минуту спустя пробормотал:

– Ты такая сладкая, Софи. Я никак не могу тобой насытиться. Знаешь, я так испугался сегодня утром. Мне показалось, что я потерял тебя.

– Я тоже испугалась, – призналась Софи, сняв с него галстук.

Сейчас между ними оставалась лишь одна помеха в виде его брюк, и Софи стала возиться с пуговицами. Но муж вдруг сжал ее запястья и покачал головой.

Она слегка отстранилась.

– Нет?..

– Нет, любимая. Пока нет.

Тут мягкая ткань скользнула по руке Софи, и она, опустив глаза, удивленно ахнула. Оказалось, что муж обмотал ее запястья галстуком. Она взглянула на него вопросительно, и он заявил:

– Я хочу привязать тебя к кровати.

Губы Софи приоткрылись. О, да ведь это – ее давнее тайное желание! Да-да, ей ужасно хотелось лежать беспомощной, связанной, придавленной телом мужа… И чтобы тот делал с ней все, что пожелает. Как-то ночью она даже призналась ему в этом, когда они делились друг с другом своими самыми «секретными» фантазиями, но он тогда промолчал. Позже она забыла об этом, посчитав, что ее добродушный муж никогда не пожелает ничего подобного. Однако в последнее время она поняла, что ночью он становится совершенно иным – превращается из респектабельного, спокойного, уравновешенного джентльмена в таинственного и чуть-чуть зловещего любовника.

– Почему?.. – едва сумела она прошептать пересохшими губами.

Он продолжал держать ее запястья, и взгляд его, казалось, вонзался ей в душу.

– Мне так нравится.

Софи прерывисто вздохнула, а он прохрипел:

– Я хочу видеть тебя привязанной к кровати, беспомощной… И хочу, чтобы ты думала только обо мне.

Софи закрыла глаза. В обычной жизни она была матерью, женой, герцогиней. Была образцовой светской дамой и старалась никогда не выказывать слабости.

Однако по ночам Тристан любил обнажать ее хрупкость, неуверенность, беззащитность… И Софи – неизвестно по какой причине – этим наслаждалась. Когда муж пользовался своей властью над ней, она чувствовала себя женственной и прекрасной, лелеемой и защищенной. И по ночам она тоже становилась совершенно иной.

Но если Софи отказывала мужу в чем-то, то он мгновенно останавливался. И вот сейчас она едва заметно кивнула и прошептала:

– Да, Тристан, да…

Уголки его губ чуть приподнялись в улыбке.

– Тогда протяни руки, любимая.

Софи тотчас подчинилась. Сейчас она была беспомощной и уязвимой, к тому же совершенно обнаженной. А муж по-прежнему был полностью одет. И все же она точно знала, что делала все правильно.

Тристан тут же затянул галстук на ее запястьях и связал концы сложным узлом.

– Это французский булинь. Такой не сразу развяжешь, – пробормотал он, затягивая узел. – А теперь иди на постель и жди меня.

Софи зашла в спальню и поднялась по ступенькам в их высокую резную кровать. Скрывшись за занавесями из рыжеватой камки, она забралась на постель, и свежие простыни охладили ее тело. Но щеки Софи по-прежнему пылали – то ли от стыда, то ли от возбуждения. Стоя на коленях со связанными руками, она оглянулась. Тристан, возвышавшийся за ее спиной, тихо сказал:

– Прекрасно. Я сейчас вернусь. – С этими словами он исчез в гардеробной.

Почему же он оставил ее? «Впрочем, ожидание долго не продлится», – успокоила себя Софи, укладываясь на спину. И она не ошиблась: минуту спустя Тристан вошел в комнату. С пальцев же его свисали ее шелковые чулки.

– Это для ног, – пояснил он. И тут же взглянул на нее вопросительно.

Предвкушая удовольствие, Софи снова кивнула. Да-да, она сделает все, что он захочет, – лишь бы только Тристан ласкал ее, дотрагивался до нее, владел ею…

Но как он узнал, что именно сегодня ночью она так отчаянно в нем нуждалась?

Молча, с изощренной медлительностью, муж привязал ее руки к кроватному столбику, а потом то же самое проделал и с ногами – только привязал каждую по отдельности. Он с нежностью погладил фиолетовый синяк у нее на бедре, затем чуть отстранился и окинул ее взглядом.

Софи лежала с закинутыми за голову руками и широко раздвинув ноги, а центр ее женственности жарко пульсировал. Груди же отяжелели и стали необычайно чувствительными; она страстно жаждала прикосновений мужа и со стонами приподнимала бедра, как бы умоляя его поторопиться.

– Ты ведь этого хочешь, верно? – тихо спросил он. – Хочешь быть привязанной к кровати и во всем покоряться моей воле?

– Да, Тристан! – выдохнула она.

Он уставился на ее губы.

– Это точно?

– Да, Тристан, да! Именно это мне нужно. Именно этого я хочу.

На его губах появилась хищная улыбка, и он, не отрывая от нее взгляда, сбросил жилет. Затем медленно, не торопясь снял рубашку, обнажив могучий торс. Ах, будь она свободна, ничего не остановило бы ее – ей ужасно хотелось коснуться его, провести руками по его мускулистой груди.

Тут Тристан потушил лампы, и теперь комната освещалась одной-единственной свечой, стоявшей на тумбочке у кровати, и огнем, пылавшим в камине.

Когда же Тристан, поднявшись на ступеньку кровати, принялся стягивать брюки с узких бедер, где-то внизу раздался грохот. Вероятно – в передней. Супруги замерли на мгновение, затем Тристан пробормотал:

– Должно быть, слуги что-то уронили.

– Следовало бы убедиться, что все в порядке.

Он нахмурился, и глаза его сверкнули.

– Сейчас?!

– Ну… не знаю… – прошептала Софи; желание подарить мужу наслаждение противоречило необходимости навести порядок в хозяйстве.

– Нет, – твердо сказал Тристан. – Сейчас ты моя, ясно? Приказываю тебе ни о чем не волноваться до самого утра. Понимаешь?

– Да, конечно. – Софи затрепетала – теплая, влажная, изнемогающая от желания. Она больше не думала о странном грохоте – думала только о предстоящем…

Тристан же провел ладонью по ее груди и пробормотал:

– Твое сердечко так быстро колотится, Соф…

Софи тихонько застонала; ей хотелось гладить его, ласкать, целовать, но она была скована, связана… Так что оставалось только терпеливо ждать, когда муж даст ей то, чего она так страстно желала.

Тут он коснулся ее сосков, и Софи едва не задохнулась.

– О, Тристан!.. – простонала она, закрыв глаза. Ей вдруг сделалось ужасно жарко, а внизу живота нестерпимо, до боли заныло… Как же она его хотела!

А муж сжал ее грудь и заявил:

– Больше не смей так делать, Софи.

Открыв глаза, она пробормотала:

– Не делать… чего?