— Не знаю, — усомнился я, — мне кажется, этого добра у нас, сколько хочешь — лидер на лидере сидит и лидером погоняет. Включите телевизор, сами увидите.
— Стране нужен руководитель, которого любит и которому верит народ. Лидер, которого уважают наши друзья и до судорог бояться враги. Человек, который у себя в голове может держать весь мир и принимать гениальные решения.
— Надеюсь, вы не себя имеете в виду? — осторожно поинтересовался я.
— Ну что вы, — толстые губы оратора тронула грустная улыбка, — я, увы, личность весьма посредственная.
— А кого же?
— В истории нашего государства был только один человек, который, будь он жив, мог бы поднять Россию с колен! — патетически заявил губастый, и замолк, ожидая, что я тут же угадаю, кого он имеет в виду.
— Полагаю, вы не про товарища Сталина говорите? — мне показалось, что я уловил мысль губастого. — Конечно, иметь в качестве хозяина страны параноика — это стильно, но меня такая перспектива совсем не привлекает.
— Оставьте Иосифа Виссарионовича старым идиотам, которым кажется, что они тоскуют по величию Родины, твердой руке и порядку, а, на самом деле, ностальгируют по давним временам, когда у них нормально функционировал половой аппарат, — презрительно сказал губастый.
— Не томите, — попросил я. — Имя, мой друг, имя!
— Ленин, — спокойно и величественно сказал Арнольд. — Владимир Ильич Ленин. Самый гениальный человек из всех, кто рождался на земле. Гений, изменивший мир. Гений, открывший человечеству путь к светлому будущему. Если бы Владимир Ильич прожил на десять лет дольше, мы бы с вами сегодня жили при коммунизме.
Моё отношение к вождю мирового пролетариата в корне отличалось от представлений губастого, но я понял, что в чем-либо его убедить я не в силах, поэтому я ограничился лишь тем, что слегка улыбнулся.
— И не смейте улыбаться! — прикрикнул на меня губастый.
Что-то ты, братец, совсем страх потерял, подумал я и постарался призвать Локи: сейчас я тебе покажу, как на меня орать. Но злобный божок никак не появлялся. Я попытался вызвать в себе гнев или хотя бы раздражение, но ничего не получалось. Забавный человечек, сидевший напротив меня, вызывал, скорее, сочувствие. Я вспомнил, как еще несколько минут назад кошмарил несчастного Арнольда, и мне стало стыдно.
— Пожалуйста, поконкретней, — скрывая за строгостью чувство неловкости, сказал я, — у вас есть план?
План у Арни был. Вполне логичный и выполнимый, как мне показалось. С нашей помощью он добывает рецепт оживления (про эту, одну из зеркальных секвенций, Петров мне рассказывал совсем недавно). При этом я могу пользоваться, как всеми ранее добытыми Арнольдом со товарищи сведениями, так и использовать по своему усмотрению самих товарищей. Затем он применяет эту секвенцию для возрождения вождя человечества и больше ни на что не претендует. Арнольду и его организации не нужно ни секвенций, ни денег, ни власти — только был бы жив и здоров Владимир Ильич.
Я признал, что план мне нравится и спросил, почему Арнольд и дружина отказались от предложений, которые им делал Секвенториум пару недель назад.
— Я был уверен, что вы все — просто мелкая сволочь, желающая принять участие в распиле бюджета страны. Я был даже удивлен, что в вашей риторике напрочь отсутствует приставка «нано». Оказалось, что я ошибался, — в его словах явно читалось, что участники Секвенториума оказались сволочами большими, чем Арнольду виделось прежде, но я решил на это не реагировать.
— А с чего вы решили, что Секвенториум — серьезная организация, неужели только из-за этого? — я показал взглядом на тела, лежащие у противоположной стены. Господин Ленский проследил мой взгляд и осторожно пожал плечами. Кажется, ему это показалось достаточно убедительным доводом.
— А почему вы так взбеленились, когда я всего лишь указал на некорректность использования слова «сожалею» вместо «простите»? Вы ведь собирались нас убить из-за этого. Не так разве?
— Повторяю, вы ошибаетесь. Мы никого не собирались убивать. И пистолет, который вы у меня отобрали, не настоящий, он — газовый.
— А как же ваши недавние убийства, охотник за чужими секвенциями? Или вы пересмотрели свои взгляды и прямо на глазах сделались гуманистом? — к сожалению, Петров лишь мельком упомянул о кровавой деятельности охотников за секвенциями, поэтому, мне пришлось сделать вид, что я твердо знаю то, о чем лишь мог догадываться.
— Я заявляю, что у нас чистые руки! — торжественно заявил господин Ленский. — Убить человека и разбить зеркало, в котором человек отражается — это совсем разные вещи, вы не находите господин Траутман? — похоже, Арнольд верил в то, что говорил. Я не понял, во что именно, но не подал вида.
— То есть, вы не убили ни одного человека? — я вложил в свой вопрос как можно больше сарказма, надеясь, что Ленский, оправдываясь, расскажет что-то полезное. Кажется, я выбрал правильную тактику. Губастый смутился и действительно начал оправдываться. По его словам выходило, что Попцов умер сам от сердечного приступа.
В это момент окровавленный «труп», которым Хия пугала охранника-дебошира, протяжно замычал и с трудом встал на четвереньки.
— Смотри, Хия! — обрадовался я, — он жив.
— Не беспокойся, все они живы, — утешила меня Хия. — Еще минут двадцать и очухаются.
— Выходит, мы никого не убили?
— Разумеется, никого, — подтвердила Хия. — Просто, я постаралась создать благоприятную атмосферу для переговоров.
Расстались мы с Арнольдом чуть ли не друзьями. К тому времени пятеро из шести дружинников пришли в себя. Шестой продолжал лежать на полу. Хия его осмотрела и сообщила, что несчастный ударился головой о стену, когда она, Хия, «его толкнула». Затем предположила, что у парня, вероятно, сотрясение мозга средней тяжести и порекомендовала отвезти его в больницу. С Ленским мы договорились, что завтра утром, часов в десять, мы приходим в штаб и начинаем совместные действия. Напоследок я попросил прощения за урон, нанесенный живой силе дружины. Ленский бодро заявил, что легкие травмы, полученные в борьбе за правое дело, лишь укрепляют ряды борцов. Потом он позвонил по телефону и велел принести мои вещи. Вскоре после этого мы с Хией беспрепятственно вышли из кабинета высокого начальства и, не останавливаясь, проследовали к выходу в вокзальный зал ожидания. На пороге я обернулся. Два десятка пар глаз, принадлежащих дружинникам, внимательно следили за нами. На лицах я не обнаружил вражды — только внимательное ожидание. Дисциплинированные ребята, подумал я. Перед тем, как покинуть штаб дружины, я снова взглянул на транспарант, который привлек мое внимание, когда я здесь очутился в первый раз, часов пять назад. «Ленин будет жить». Неплохо сказано. Посмотрим, может, и, правда, будет. Через минуту мы вышли из вокзала и двинулись к месту ночлега.
Пройдя через вокзальную площадь, я понял, что очень голоден. Я предложил девушке заглянуть в магазин и купить чего-нибудь на ужин. Хия объяснила, что это ни к чему, поскольку в квартире нас ждет холодильник, полный всякой снеди. Через десять минут мы поднялись на второй этаж трехэтажного домика, Хия ключом отперла дверь, и мы зашли в квартиру. Девушка предложила мне начать осматриваться и, пообещав вернуться через десять минут, быстро вышла на лестничную площадку, заперев за собой дверь. Квартира оказалась однокомнатной, с очень бедной обстановкой. Старый скрипучий шкаф, единственный диван, повидавший виды письменный стол. Бедно, но чистенько, одним словом. Огромный, почти в полтора человеческих роста, холодильник, стоящий на кухне, явно выбивался из общего стиля. Я заглянул в него и был приятно удивлен. Запасы продовольствия оказались не только обильными, но и отличались изысканностью. Я начал соображать, что приготовить на ужин. Из-за большого выбора снеди трудно было на чем-нибудь остановиться. Я пошел другим путем — выбрал, не глядя, бутылку вина из дюжины, имевшихся в запасе, и поставил на шаткий кухонный стол. Затем присел на колченогий стул и не спеша изучил этикетку. Французское «Шардоне». Произведено в шато, название которого мне встретилось впервые. Осталось подобрать закуску, соответствующую этому белому вину с сильным вкусом. Вскоре на столе оказались яблоки, виноград, пара сортов сыра и кусок осетрины горячего копчения. Рыбу я выложил на щербатую доску, обнаруженную в настенном шкафу, и стал искать нож. В шкафу нашлось несколько потертых тарелок и пяток дешевых разномастных бокалов. Ножей нашлось несколько, но все, как один, тупые. Я выбрал тот, что мне больше понравился и начал искать, чем бы его наточить. В этот момент хлопнула входная дверь и появилась Хия, таща за лямки небольшой светлый рюкзачок сине-зеленого цвета. Оказалось, она уже успела побывать в квартире покойного Попцова, откуда и изъяла это гламурное изделие.