Иван относился к той категории врачей, принципы которых требуют говорить окружающим всю правду о том, что касается их здоровья. К сожалению, в той деликатной и печальной области медицины, где практикует Иван, это не всегда возможно. Однако, во всех остальных случаях, не связанных напрямую с врачеванием онкологических больных, Иван своих принципов старался придерживаться неукоснительно. Поэтому он тут же объявил дядюшке, что тот производит впечатление человека перевозбужденного, возможно даже, с несколько травмированной психикой. Опытный врач тут же предложил пути медикаментозного вмешательства. В качестве возможных вариантов были предложены: рюмка доброго спиртного, слабые успокоительные средства класса валерианы и брома, а также сильнодействующие лекарства, предполагающие после их приема здоровый сон продолжительностью в пару-тройку часиков в гостевой комнате на крайне удобном диване. Дядюшка напрочь отказался от такого рода помощи, и предложил племяннику, вместо того, чтобы заниматься разными медицинскими глупостями, внимательно его выслушать. Паллиативные меры, как то, прохладная минералка из холодильника и горячий чай, были дядей также отвергнуты. Всё закончилось тем, что родственники расположились в гостиной и дядя начал инструктировать племянника. Иван припомнил, что дядя часто поглядывал на наручные часы, которые почем-то были надеты на правую руку, и пару раз сказал, что времени оказалось на час меньше, чем он рассчитывал. В первую очередь Иван получил инструкции про то, что рассказывать тем, кто будет расспрашивать про это посещение. Следовало отвечать, что дядя предполагает, что неизлечимо болен и просится в больницу племянника на обследование — затем и приехал. На осторожные вопросы Ивана про то, действительно ли есть основания предполагать, что дядюшка неизлечимо болен, старик досадливо ответил, что сейчас это не имеет ни малейшего значения. Далее, дядя напомнил племяннику про забавный фокус с размножением тысячерублевки, и объявил, что это никакой не фокус, а секвенция. Про то, что это именно секвенция, дядя догадался сам, в немецких документах это слово не упоминается. Затем дядя довольно настойчиво порекомендовал племяннику при удобном случае прочитать о секвенциях в прессе. Дядя явно очень спешил, поэтому тут же перешел к следующей теме. За секвенциями охотятся какие-то темные личности. То, что такая ситуация может сложиться, догадливый дядя предположил заранее, поэтому рецепты и средства их реализации уже который месяц хранятся раздельно. Кроме того, сообразительным дядюшкой были изготовлены некие фальсификаты, которые, попав в руки злоумышленников, должны навести их на мысль, что у них в руках оказалась часть истинной разгадки тайны секвенций. Именно этой хитростью объясняется тот факт, что между двумя ограблениями его квартиры прошло более трех месяцев.

— Твою квартиру дважды грабили? — удивился Иван.

— Да, причем во второй раз уже после объявления о моей смерти, — немного нервозно подтвердил дядюшка. — Я что, непонятно выражаюсь? Не перебивай, у нас очень мало времени!

Гость взглянул на часы еще раз. На его лице появилось очень недовольное выражение, и он издал странный квакающий звук, полный разочарования. Потом заявил, что из-за непунктуальности некой очаровательной особы он вынужден опустить промежуточные выкладки и огласить конечный вывод. Вывод заключался в том, что он, дядя Персик, оказался между двух огней. С одной стороны, его настигает некий негодяй, или группа негодяев, которые не остановятся ни перед чем, чтобы получить рецепт секвенций. Когда дядя сказал «ни перед чем», он поднял палец и со значением посмотрел на Ивана: «Понимаешь, Ваня, ни перед чем». А с другой стороны, дядя связан обещанием ни с кем не делиться тайными рецептами. И обязательность выполнения этого обещания обусловлена отнюдь не этическими соображениями, а абсолютно шкурными. Он уверен, что если нарушит это обещание, то тут же погибнет, на сей раз окончательно. И речь тут идет не об «этих гопниках», которые охотятся за рецептами, а чем-то куда более серьезном. Похоже, дядя верил, что, нарушив обещание, он приведет в действие некие силы, которые от него мокрого места не оставят.

Но не всё, оказывается, так уж плохо, и у дядюшки есть идея. Осуществлению этой идеи мешает то, что дядюшка не помнит дословно текста своего страшного обещания, хотя и попытался воспроизвести по памяти на письме. Текст обещания составлял человек явно чуждый юридическому мышлению, поэтому отдельные положения текста допускают двоякое толкование. Весь вопрос в том, каков механизм работы этой внешней силы, которая карает за нарушение обещания. Если факт нарушения базируется на дядином осознании того, что он не сдержал обещание, это одно. То есть, если дядя, понимая, что нарушил клятву, сам, под воздействием этой непонятной силы заставит себя угаснуть, тут ничего не поделаешь — либо злоумышленники тем или иным способом выведают секрет, либо прикончат дядю в процессе этого самого выведывания — конец един. Но есть надежда, что убийственный механизм базируется на неких формальных положениях обещания. Это совсем другое дело, и дядя сделал на это свою ставку, возможно, последнюю в жизни. Дядя пообещал Ивану, что если всё пойдет, как надо, у племянника со временем на руках целиком окажутся два рецепта. И, если Иван будет действовать по указаниям, которые время от времени самыми различными путями будет получать от старшего родственника, то и волки будут сыты, и овцы целы. Другими словами, любимый племянник сделается обладателем чудесных рецептов, а почтенный дядюшка в спокойствии проживет отпущенный ему век. Еще дядя упомянул, что разделил тайну секвенций на четыре части, каждая из которых не имеет никакой ценности без двух других. И все эти четыре части рано или поздно найдут Ивана. Правда, при том условии, что дядя всё рассчитал правильно. Перед уходом дядя спросил Ивана, нет ли у того ненужного портфеля. Иван достал из шкафа и с удовольствием предложил дяде на выбор два чемоданчика-дипломата — черный и коричневый. Портфели когда-то были подарены Ивану коллегами на день рождения и уже несколько лет стояли в шкафу без дела. Дядя выбрал дипломат черного цвета, в спешке попрощался и вышел из квартиры.

— Вот, пожалуй, и всё, — закончил Иван свой рассказ. В моей квартире дядя пробыл около полутора часов. Переходим к моему общению с товарищем Суховым?

— Нет, погоди, — подняла ладонь Алена, — хочется сначала кое-что обсудить. Во время твоего рассказа мне иногда казалось, что ты почти дословно воспроизводишь слова своего родственника, не всегда до конца понимая их смысл. Это правда? У тебя такая невероятная память?

— Ты поняла совершенно верно. У меня действительно очень хорошая слуховая память, и я старался передать факты, а не свое впечатление о них. — Иван оживился. Было видно, что вопрос девушки доставил ему удовольствие.

— Отлично, ты просто молодец! — искренне похвалила его Алена. — Получается, что у нас есть прямо-таки стенограмма твой беседы с дядюшкой. Мне кажется, что это серьезно увеличивает наши шансы понять, что происходит. Давай вспоминать. Дядя сказал, что порознь ни одна из частей секрета не имеет никакой ценности. Мы уже догадались, что дипломат с его содержимым — это одна из частей. Несмотря на это заявление твоего дяди Персика, мне удалось выполнить секвенцию удвоения. Как ты думаешь, о чём это говорит?

Иван молча, без улыбки посмотрел долгим взглядом на Алену, затем кивнул головой и сказал:

— Согласен. Это говорит, что дядя в чём-то ошибся. Ошибся, по меньшей мере, один раз. И я теперь не уверен, что все три части рецепта секвенций меня найдут, как планировал дядя. И в том, что, в соответствии с замыслами старика мне не грозит особой опасности, тоже не уверен. А тут еще и тебя втянули.

— Расскажи про беседу с Суховым, — попросила Алена.

— Беседы, как таковой, не было, — признался Иван, — он нашел меня в больнице, я готовился к операции. Кстати, о том, что его фамилия Сухов, я узнал только от тебя.