Мэри Симонсон задалась вопросом, не слишком ли она побледнела при упоминании о еде.

— Это необязательно, но все равно спасибо.

Она прошла в ворота и направилась к ближайшему зданию. Проповедница чувствовала, что на нее смотрят люди Магнуса, но ей не было страшно.

Майя Шанти оказалась не во вкусе Магнуса — излишне уступчива. Он предпочитал женщин, которые сопротивлялись. Женщин, которые боролись и кричали, прежде чем отдаться ему. Проблема была в том, что она очень хотела этого секса. Похоже, муж пренебрегал ею слишком долго.

Сейчас она спала, обнаженная, рядом с ним в его гигантской постели. Магнус не мог уснуть. Одного секса ему было недостаточно, голова была занята и другими мыслями. Шанти до сих пор не появился. Почему он не пришел? Неужели ему было плевать на семью? Бесспорно, жена его не волновала, судя по ее готовности предать его. Но как же с близнецами? Разве его не беспокоила судьба таких очаровательных девочек? При мысли об этом у него кровь прилила к промежности и напрягся член.

Он потянул за шнур, чтобы вызвать горничных. Где-то вдалеке прозвенел звонок.

Он встал с постели, постаравшись не разбудить Майю. Ему хотелось преподнести ей сюрприз. Он осторожно вышел из спальни, затворил за собой дверь и стал ждать горничных. Пришли две горничные, потирая сонные глаза. Впрочем, они привыкли к прихотям хозяина и были готовы оказывать услуги в любое время дня и ночи. Это была их обязанность.

Магнус показал большим пальцем на дверь спальни, сказав:

— Идите и свяжите ее. Засуньте в рот кляп и завяжите глаза. Делайте с ней все, что захотите. Развлекайтесь. Когда она устанет веселиться, позовете меня. Тогда уж мы порезвимся все вместе. Чувствую, сил мне хватит до утра. А завтра начнем обрабатывать близняшек.

Он пошел в уборную, спустил пижамные штаны, сел на стульчак и закурил сигару. Запах дыма не смог заглушить зловоние его испражнений.

— Какая мерзкая вонь, — пробормотал Мясной Барон.

Она молча обходила завод. Сейчас, когда она смотрела в лицо собственной смерти, он казался ей замком ужасов.

В доильном зале дояры отчаянно пытались доить коров. Поскольку автоматика бездействовала, коровам требовались дополнительные стреноживающие устройства. Когда молоко не шло, дояры жестоко издевались над животными. Раньше такое обращение с Избранными сочли бы тяжким преступлением. Сейчас, похоже, это никого не волновало. Даже ее присутствие в цехах нисколько не смущало скотников. Она вспомнила те времена, когда рабочие свято соблюдали религиозные заповеди «Велфэр», предписывающие правила обращения с Избранными.

В телятнике беспомощных телят тащили волоком, а не несли на носилках. Помещение было наполнено пульсирующей дробью пальцев и судорожными вздохами. Забойщики перерезали глотки живым телятам, даже не оглушая их. Когда она возмутилась, кто-то из них небрежно заметил:

— Да они все равно практически дохлые.

— Но вы нарушаете кодекс Псалтыри живота.

Рабочий пожал плечами.

— Городу нужно что-то есть. Мы должны обеспечить людей мясом. Нельзя снижать производительность, а теперь, без электричества, нам приходится обходить некоторые операции. Но поверьте мне, проповедник, все это делается во благо людей.

Она молча отошла в сторону, не в силах смотреть на этот кошмар.

В главной скотобойне дела обстояли лучше, но не намного. Загоны были по-прежнему переполнены животными, которые ожидали своей очереди на убой. Только вот оборудование, которое прежде выстраивало их в очередь и распределяло по боксам, простаивало.

Теперь Избранных сразу из загонов вели на станцию обескровливания и подвешивания. Им предстояло собственными глазами увидеть то кровавое месиво, в которое превращались тела соплеменников. Это было неслыханно. Рабочие вшестером держали каждого Избранного, а двое закрепляли тисками болт, служивший отныне пневматическим пистолетом. Некоторые операции соответствовали прежним нормам. Скотники укладывали животное ступнями к западу — в сторону захода солнца, — и человек с молотком произносил заклинание:

— Бог превыше всего. Плоть священна.

После чего вгонял болт в лоб животного.

Непривычный к такому незамысловатому оборудованию, забойщик часто промахивался при ударе кувалдой, и болт удавалось вбить иногда только с четвертой попытки. Она видела, как одно бедное животное получило три последовательных удара кувалдой, прежде чем болт сделал свое дело. Атмосфера в предубойных загонах отличалась от той, что она наблюдала раньше. Избранные теснились и пихались, напоминая негодующую толпу. Казалось, они были одновременно напуганы и возмущены тем, что их ожидало. В прошлом она видела этих созданий только пассивными и смиренными. Создавалось впечатление, будто они тоже утратили веру в надежность рук хозяина. Они чувствовали гораздо больше, нежели примитивное ухудшение условий содержания. Они чувствовали сбой в отлаженном механизме, некогда управлявшем ими.

Изнемогая от слабости, она направилась к загонам для быков, подальше от бойни. В прошлом ей доставляло удовольствие наблюдать за тем, как эти огромные самцы бродят по Своим стойлам, или спят на соломе, или с жадностью поглощают пищу, как будто голодали целый месяц. В коровнике оказался только один скотник. С виду молодой и нервный. Многие стойла пустовали, чего раньше никогда не наблюдалось.

— А где остальные быки? — спросила она, думая, что животных вывели на пастбище или готовили к спариванию.

Застенчивый скотник смутился еще больше. Очевидно, он знал, что его ответ прозвучит кощунственно.

— Их увели на бойню.

— Что? Всех?

— Да. То есть не всех сразу, но в течение нескольких ближайших дней уведут всех.

Она заглянула в щель, что была в перегородке, и увидела быка с клеймом СИНИЙ-792. Этот бык считался королем стада. Его потомство было лучшим, а об его производительности было известно далеко за пределами мясного завода Магнуса.

— Даже этого?

— Да. Даже СИНЕГО-792. Трудно поверить.

— Но почему, ради всего святого? Откуда же возьмутся следующие поколения?

— Торранс все продумал. Мы сейчас сворачиваемся, потому что уже никогда не сможем перерабатывать столько скота. Стадо слишком разрослось. Мы будем выращивать новое поколение быков из имеющегося запаса, но не в таких количествах, как раньше. Если газовая станция когда-нибудь снова заработает, мы всегда сможем увеличить поголовье. Но пока мы вынуждены остановить воспроизводство или, по крайней мере, замедлить его темпы.

Проповедница посмотрела на быка, и тот ответил ей взглядом. Это было что-то новое. Ни один Избранный — будь то бык, телка или дойная корова — никогда еще не смотрел ей в глаза. Бык отвернулся. Она поняла, что визуальный контакт был плодом ее воображения. Да, она действительно придумала этот взгляд недоверия и ненависть, отразившуюся на лице животного, к которому всегда хорошо относились — лучше, чем к кому-либо из Избранных за всю историю города. И было в этом взгляде не только недоверие, но что-то еще. Возмущение. Нет, это было невозможно, и она выбросила из головы свои фантазии.

На улице стемнело и похолодало, но она больше не могла оставаться в коровнике. Закутавшись в красную мантию, она прошла через двор и направилась к полям и пастбищам, где большинство Избранных проводили ночи. Мэри Симонсон почему-то казалось, что среди них ей будет уютнее, чем среди других, себе подобных.

Проник свет, но через такое маленькое оконце, что в него не пролез бы человек, даже такой худой, как Ричард Шанти.

Он сидел привалившись спиной к стене, и, по мере того как серый свет набирал силу, становилось заметно, что все стены белые. Грязно-белые. На них были и пятна; ржавые потеки и брызги, легко узнаваемые. Комната была абсолютно голая. Ни стула, ни кровати, ни раковины. На деревянной двери в форме стрельчатой арки с внутренней стороны ручки не было — лишь старая металлическая пластина, на которой крепился замок.